Покровский В.И. Жены декабристов

*'

«Я

<

Дехы

■л

декабристобі

Сборкикъ историко-бытобыхъ статей

Составил* В- И- ЗІокробскІй

.«..«►♦

ІИОСКВН 1066.

^ь.

Во всвхъ еввшныіъ юагазинаіъ

продаются слѣдующія книги
В. Покровекаго:

Щеголи въ сатирической литературѣ XVIII вѣка. II. 1 р- 50 и
Щеголихи въ сатирической литературѣ XVIII в. Ц. 1 р. 50 к.

1

Рогоносцы въ эпивраммахъ XVIII в- Ц. 50 к.
„Журналъ для милыхъ". Ц. 25 к.

Бѣлинскій, какъ критикъ и создатель исторіи новой рус-
ской литературы. Ц. 50 к. Одобр. Учен. Ком. Мин. Пар. Просе.

СОДЕРЖАЩЕ: I. Критика Бѣлинскаго — литературная школа
для писателей и общества того времени. — П. Бѣлинскій и Мерзля-
ковъ. — ПІ. Бѣлинскій и Полевой. — IV. Бѣлинскій и Надеждинъ. —
V. Бѣлинскій и Шевыревъ. — VI. Булгаринъ, Сенковскій и Бѣлин-
скій. — VII. Бѣлинскій, какъ создатель исторіи новой русской
литературы. — VIII. Взглядъ Бѣлинскаго на народную поэзію и
древнюю книжную словесность. — IX. Ошибочность воззрѣній Бѣ-
линскаго на нѣкоторыя нроизведенія новѣйшей литературы.

Поэзія, какъ главный факторъ эететическаго развит'
Ц. 1 р. Включена Мин. Пар. Просе, въ „Каталогъ книгъ для у
ческихъ библготекъ среднихъ учебныхъ заведеній".

//

Ш ЛІЕАБРІСТОВ

"I

Г

і).

Сборникъ историке» -бытовыхъ статей.

■■ж-

состлвилъ

в
о

к
ю

6

>>

со

*
Я"

#^ ;!

В. Покровскій,

-«-^••|>

МОСКВА.

1^5 1) Тппографія Г. Лисснера и Д. Собко.

Ноздвижспка, Крестовоздввж. пир., д. Лисснера.

1906.

БИБЛИОТЕКА

имени
В. И. ЛЕНИНА

2007237425

Предисловіе.

Статьи сборника „Жены декабристовъ" имѣ-
лооь въ виду помѣстить въ только что выпущен-
ной мною книгѣ: „Николай Алексѣевичъ Некра-
совъ. Его жизнь и сочиненія", предпославъ ихъ
оцѣнкѣ его поэмы: „Русскія Женщины". Но такъ
какъ онѣ, при особенности ихъ содержанія, своимъ
объемомъ выдѣлялись бы изъ матеріала строго
критическаго характера, то составитель нашелъ
болѣе удобнымъ выпустить ихъ отдѣльно.

Съ другой стороны, составитель полагалъ, что,
собранными статьями о женахъ декабристовъ,
онъ можетъ воскресить и оживить въ памяти
читателей ихъ жизнь, деятельность и то обаяніе,
какое онѣ пмѣли у современниковъ, устами декаб-
риста Александра Петровича Бѣляева въ такихъ
словахъ высказавшаго свое благоговѣйное къ
нимъ почитаніе: „Кто кромѣ всемогущаго Мздо-
воздателя, можетъ достойно воздать вамъ, чудныя
ангелоподобный существа! Слава и краса вашего
пола! Слава страны, васъ произрастившей! Слава
мужей, удостоившихся такой безграничной любви
и такой преданности- такихъ чудныхъ, идеаль-
ныхъ женъ! Вы стали, по истинѣ, образцомъ

— IV —

самоотвержеыія, мужества, твердости, при всей
юности, нѣжности и слабости вашего пола. Да
будутъ незабвенны имена ваши!"

Неравномѣрность статей о женахъ декабри-
стовъ стоитъ въ тѣсной связи съ наличностью
существующаго литературно-бытового матеріала.
Нѣкоторыя изъ жеыъ не иллюстрированы пор-
третами 1 за отсутствіемъ таковыхъ.

В. Пок-ровскій.

ІРусскія идеапъныя женщины.

Двумя главными центрами, около которыхъ группи-
ровались иркутскіе декабристы, были семьи Трубецкихъ
и Волкопскихъ, такъ какъ они имѣли и средства жить
шире, и обѣ хозяйки — Трубецкая и Волконская своимъ
умомъ и образованіемъ, а Трубецкая — и своею необык-
новенною сердечностію, были какъ бы созданы, чтобы
сплотить всѣхъ товарищей въ одну друясескую коло-
нію, а присутствіе дѣтей въ обѣихъ семьяхъ вносило
еще болѣе оживленія и теплоты въ отношенія. Нельзя
не пожалѣть, что такіе высокіе и цѣльные по своей
нравственной силѣ типы жепщинъ, какими были жены
декабристовъ, не нашли до сихъ поръ ни доляшой оцѣнки
пи своего Плутарха, потому что, если револтоціонная дея-
тельность декабристовъ мужей, по условіямъ времени,
не допускаетъ насъ относиться съ совершеннымъ объек-
тнвизмомъ и историческимъ безпристрастіемъ, то ничто
не мѣшаетъ признать въ ихъ женахъ такіе классическіе
образцы самоотверлсенной любви, самопожертвованія и
необычайной энергіи, какими вправѣ гордиться страна,
выростпвшая ихъ, и которые, безъ всякаго зазора и незави-
симо отъ всякой политической тендеиціозности, могли бы
служить въ лгенской педагогіи во многихъ отношеніяхъ
идеальными примѣрами для будущихъ поколѣній. Какъ
не почувствовать благоговѣйнаго изумленія и ле прекло-
ниться предъ этими молоденькими и слабенькими жен-
щинами, когда онѣ, выросшія въ холѣ и атмосферѣ
столичнаго большого свѣта, покинули, часто напере-
коръ совѣтамъ своихъ отцовъ и матерей, весь окру-

В. ЛОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВЪ. 1

жающій ихъ блескъ и богатство, порвали съ своимъ
прошлымъ, съ родными и дружескими связями, и бро-
сились, какъ въ пропасть, въ далекую Сибирь съ тѣмъ.
чтобы разыскать своихъ несчастныхъ мужей въ каторж-
ныхъ рудникахъ и раздѣлить ихъ участь, полную ли-
шеній и безправія ссыльно-каторжныхъ, похоронивъ
въ сибирскихъ тундрахъ свою молодость и красоту.
Чтобы еще болѣе оцѣнить величину подвига Трубец-
кой, Волконской, Муравьевой, Нарышкиной, Энтальце-
вой, Юшневской, Фонвизиной, Анненковой, Ивашевой
и др., надо помнить, что все это происходило въ 20-хъ
годахъ, когда Сибирь представлялась издали какимъ-то
мрачнымъ ледянымъ адомъ, откуда, какъ съ того свѣта,
возврата былъ невозможенъ, и гдѣ властвовалъ про-
пзволъ такихъ легендарныхъ жестокосердыхъ воеводъ,
которыми были только что сошедшіе со сцены прави-
тели Пестель, Трескинъ и друтіе. Некрасовъ пробо-
валъ было представить необычайную духовную силу,
обнаруженную этими женщинами въ ихъ борьбѣ съ
безчисленными препятствіями, въ двухъ поэмахъ, по-
священныхъ Трубецкой и Волконской, но, при всемъ
нашемъ уваженіи къ его таланту, и, несмотря на много
горячихъ, истинно вдохновленныхъ строкъ, въ цѣ-
ломъ эти поэмы оставляютъ насъ неудовлетворенными
и кажутся и холодными и мѣстами натянутыми, оттого
ли, что самъ поэтъ въ эту пору постарѣлъ и зачер-
ствѣлъ и недостаточно былъ проникнутъ благороднымъ
сюжетомъ, или же слишкомъ онъ связанъ цензурными
условіями, чтобы свободно и безыскусственно подняться
до нравственной высоты вдохновившихъ его героинь
и очертить ихъ болѣе натуральными красками. Несо-
мнѣнно, однако, что при описаніи путешествій Тру-
бецкой и Волконской, Некрасовъ пользовался многими
достовѣрными источниками. Такъ, въ концѣ 50-хъ го-
довъ, въ Иркутскѣ я собственными глазами читалъ под-
линное предписаніе отъ 1826 года генералъ - губер-

— 3 —

натора Лавинскаго, находившагося въ Петербургѣ,
иркутскому губернатору Цейдлеру; въ этой бумагѣ Ла-
винскій сообщалъ о предстоящемъ пріѣздѣ въ Иркутскъ
двухъ женъ декабристовъ, Нарышкиной и Эятальцевой
для слѣдованія за мужьями, и предписывалъ ему упо-
треблять всевозможный мѣры, чтобы убѣдить отказаться
этихъ дамъ отъ ихъ намѣренія; для этого онъ совѣ-
товалъ сначала дѣйствовать законными убѣжденіямп,
представляя путешественяицамъ, что, вернувшись обратно
въ Россіго, онѣ сохраняютъ своп имуществениыя и со-
словием права, а не сдѣлаются безправными же-
нами каторжниковъ; въ случаѣ же, если бы Цейдлеръ
уговариваніемъ не могъ достигнуть цѣли, то ему пред-
писывалось перемѣнить ласковый тонъ на рѣзкій,
пробовать дѣйствовать устрашеніемъ и особенно не
•скупиться на преувеличенныя и самыя черныя краски,
изображая, что значитъ осеннее путегаествіе по Бай-
калу, когда осенніе вѣтры зачастую носятъ парусныя
суда цѣлый мѣсяцъ по озеру, не позволяя пристать къ
берегамъ, и когда экппажъ рискуетъ погибнуть отъ го-
лода и холода. Генералъ-губернаторъ давалъ самыя
яодробныя указанія, какъ запугать двухъ слабыхъ жен-
щииъ въ дикомъ краю, и я очень жалѣю, что не имѣлъ
возможности снять копію съ этого любопытнаго пред-
писанія и привести его въ подлинныхъ выраженіяхъ;
оно бы самымъ документальнымъ образомъ доказало,
что Некрасовъ, приводя діалогъ между княгиней Тру-
бецкой и губернаторомъ въ Иркутскъ, не выдумалъ его
отъ себя и былъ безусловно правъ съ точки зрѣнія
исторической правды, вложивъ въ уста губернатора
замѣчательныя слова:

Простите! да, я мучилъ васъ
И мучился я самъ,
Но строгій я имѣль приказъ
Прегради ставить вамъ!
И развѣ ихъ не ставилъ я?

1*

Я дѣладъ все, что могъ.
Предъ судомъ душа моя
Чиста, свидѣтель — Богь!

Правъ онъ точно также, говоря отъ лица Волконской:

Въ Иркутскѣ продѣлали то же со мной,
такъЧѣмъ Трубоцкую терзали...

ибо всѣ эти самоотверженныя женщины должны были
пройти черезъ сказанный терзанія, когда высшая мѣст-
ная власть, пользуясь ихъ беззащитностію въ дикомъ
краѣ и незнакомствомъ съ нимъ, старалась всячески
нагнать на нихъ ужасъ описаніемъ опасностей ихъ
дальнѣйшей поѣздки и участи, ожидающей ихъ въ
рудникахъ. Но ни одна изъ нихъ не дрогнула и не
позволила отклонить себя отъ своего намѣренія. Сквозь
тысячи преградъ натуральныхъ и искусственныхъ всѣ
онѣ добрались до мужей, безропотно исполняли свою
миссію ангеловъ-хранителей и умерли, обожаемый всѣми
близко ихъ знавшими, хотя, увы! до сихъ поръ недо-
статочно оцѣненныя потомствомъ.

Бѣлоголовый.

Въ Благодатскъ вслѣдъ за мужьями прибыли кня-
гини Волконская и Трубецкая. Прибытіе ихъ благоде-
тельно подѣйствовало на всѣхъ: съ ними образовалась
семья. При ихъ участіи началась и укрѣпилась связь
съ покинутыми родными и близкими сердцу посред-
ствомъ извѣстій и тайной переписки; своими руками онѣ
шили все, что находили необходимым^ для каждаго
изъ шести чужихъ; онѣ же выдумывали и приносили
въ тюрьму импровизованныя блюда (когда и „недо-
печеный хлѣбъ казался вкуснѣе лучшаго произведенія
перваго петербургскаго булочника"); онѣ же хлопот-
ливо закупали все, что нужно было товарищамъ. „Но
какъ исчислить все то, чѣмъ мы имъ обязаны въ про-
долженіе столькихъ лѣтъ, которые ими были посвящены

— 5 —

попеченіямъ о своихъ мужьяхъ, — а вмѣстѣ съ ними
и объ насъ? — словомъ, здѣсь въ Благодатскомъ руд-
никѣ, эти первыя „высокія по сердцу и по характеру"
русскія женщины начали первые шаги къ той великой
миссіи служенія, которая, въ лицѣ ихъ, обнаружила
неисчерпаемое богатство русской женской природы, спо-
собной на человѣколюбіе и помощь до жертвы, на
любовь до самоотверженія. Въ лицѣ яхъ русскія жен-
щины имѣютъ наилучшихъ представительницъ; душев-
ныя ихъ качества достигли въ нихъ до апогея. Въ
дни и -часы, дозволенные для свиданій, опѣ присут-
стзіемъ своимъ оживляли тѣсныя и душныя клѣтки; въ
другіе свободные часы имъ выносили два стула на
улицу; онѣ садились противъ единственнаго окна и
проводили часъ и болѣе въ нѣмой бесѣдѣ съ мужьями.
Однажды одна изъ нихъ (Ек. Ив. Трубецкая) пришла
на свиданіе съ мужемъ въ изношенныхъ и стертыхъ
ботинкахъ и въ трескучій морозъ зазнобила ноги от-
того, что изъ новыхъ и теплыхъ ботинокъ она сшила
одному изъ товарищей мужа шапочку для головы, снаб-
дивъ уже таковою мужа, чтобы уберечь волосы отъ
руды, которая сыпалась при каждомъ сотрясеніи горы
ударами молотомъ.

Оба эти явленія, поучительныя въ жизни нашихъ
ссыльныхъ, — и высокая миссія женщинъ, поднявшая
нравственный силы изгнанниковъ, и организація вну-
тренней общины съ артельнымъ началомъ, вполнѣ обез-
печившая матеріальный бытъ, — съ наибольшею полно-
тою и въ совершенной законченности обнаружились
позже на все то время, когда всѣ товарищи соединены
были вмѣстѣ, сначала въ Читѣ, потомъ въ Петров-
скомъ заводѣ.

Жены эти совершали тѣ евангельскіе подвиги, по-
добіе которымъ мало представляютъ европейскія исто-
ріи. Если за семью женихами не поѣхали въ Сибирь
уже обрученныя съ ними невѣсты; если къ восьми

другимъ не поѣхали жены и даже нѣкоторыя вступили
въ бракъ, то зато тѣ, который выстрадали себѣ
право сожительства въ Сибири, вступили на стезю вы-
сокихъ . христіанскихъ подвиговъ и служеніемъ своимъ
заслужили то прозваніе ангеловъ - хранителей, которое
сдѣлалось для нихъ общимъ у всѣхъ союзниковъ. Уже
въ 1829 году Александръ Ивановичъ Одоевскій писалъ
въ альбомъ княгинѣ М. Н. Волконской (въ день ея
рожденія 25 декабря) стихи, представляющіе въ поэ-
тической картинѣ подвигъ этихъ женщипъ и въ оди-
наковой степени относящіеся ко всѣмъ дамамъ , безраз-
лично:

Былъ край слезамъ и скорби посвященный,
Восточный край, гдѣ розовыхъ зарей
Лучъ радостный, на небѣ тамъ рожденный,
Не услаждалъ страдальческих!, очей;
Гдѣ душенъ былъ и воздухъ вѣчио ясный,
И узникамъ кровъ свѣтлый докучалъ,
И весь обзоръ обширный и прекрасный
Мучительно на волю вызывалъ.

Вдругъ ангелы съ лазури низлетѣли,
Съ отрадою къ страдальцамъ той страны,
Но прежде свой небесный духъ одѣли
Въ прозрачный земныя пелены.
И вѣстники благіе Провидѣнья
Явилися какъ дочери земли,
И узникамъ съ улыбкой утѣшенья
Любовь и миръ душевный принесли.

И каждый день садились у ограды
И сквозь нее небесныя уста
По каплѣ имъ точили медъ отрады.
Съ тѣхъ поръ лились въ темницѣ дни, лѣта,
Въ затворникахъ печали всѣ уснули,
И лишь они страшились одного,
Чтобъ ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили покрова своего.

Такимъ образомъ, въ Читѣ семь женщпнъ несли на
себѣ тяжелый крестъ, добровольно ими на себя при-
нятый и являлись на помощь вездѣ тамъ, гдѣ видѣли

иа другой сторонѣ несостоятельность силъ, гдѣ заме-
чали какія-либо уклоненія въ сторону отъ согласно
налазкеннаго путп, гдѣ предчувствіями предполагали
необходимость участія или содѣйствія.

Максимов*.

Мѣры правительства, направленный къ удержанію

женъ декабрисговъ на родинѣ, и юридическое ихъ

положеніе вт» Сибири.

„Уставъ о ссыльныхъ" 1822 года опредѣлялъ положеніе
женъ ссыльно-каторлшыхъ въ слѣдующихъ статьяхъ:
„Ст. 222> Женщины, идущія по собственной волѣ, во
все время слѣдованія, не должны быть отдѣляемы отъ
мужей и не подлелсатъ строгости надзора. 5 Они полу-
чаютъ кормовыя деньги. Ст. 231. Женщины, по соб-
ственной волѣ пришедшія, въ случаѣ смерти мужей,
имѣютъ свободу вступать въ бракъ, съ кѣмъ пожелаютъ,
и съ вѣдома мѣстнаго начальства остановиться тамъ,
гдѣ признаютъ за лучшее, или возвратиться къ своимъ
родственникамъ безъ всякаго препятствія. Ст. 232. Жен-
щинамъ, по собственной волѣ пришедшпмъ, Тоболь-
скій Приказъ о ссыльныхъ выдаетъ особливые пись-
менные виды". ѵ

? Эти статьи показались недостаточными, и „въ 1826 г.,
говоритъ кратко и глухо офищальная бумага, вскорѣ
по отправленіи государственныхъ преступниковъ въ Си-
бирь, когда послѣдовала туда жена Трубецкого,«признано
было нулшымъ принять мѣры къ отклоненію отъ сего
намѣренія женъ прочпхъ подобныхъ Трубецкому пре-
ступниковъ". «Выработка правилъ, которыя достигли бы
цѣли, была поручена особому комитету, учрел;денному
для составленія правилъ о содержапіи государственныхъ
преступниковъ въ Сибири. Такъ какъ комитета долліенъ
былъ считаться съ дѣйствующимъ законодательством^
которое въ даняомъ случаѣ оказалось недостаточным!.,

то онъ жзбралъ слѣдующій образъ дѣйствій: зкомитетъ
поручилъ своему члену генералъ-губернатору восточной
Сибири, тайному совѣтнику Лавинскому „дать отъ себя
предписаніе, на законномъ основаніи составленное, Ир-
кутскому гражданскому губернатору". Но такъ какъ
это предписаніе вышло за предѣлы дѣйствующаго закона,
то предварительно начальникъ штаба Его Величества
Дибичъ представилъ на усмотрѣніе Императора Николая
Павловича. і Предписаніе было Высочайше одобрено и
отправлено по адресу отъ имени Лавинскаго. Такимъ
образомъ, одобренное Государемъ, оно пріобрѣтало силу
закона, но оно не было объявлено и осталось подъ
секретомъ — это, во-первыхъ, а во-вторыхъ, о Высо-
чайшемъ одобреніи не было упомянуто въ текстѣ самой
бумаги. Это предписаніе, которое явилось главнымъ
руководствомъ въ отношеніяхъ мѣстныхъ властей къ же-
намъ декабристовъ, до сихъ поръ не было опубликовано;
а между тѣмъ этотъ своеобразный законодательный
документъ представляетъ по своему содержанію значи-
тельный историческій интересъ и весьма важенъ для
характеристики истивнаго положенія высшей власти
въ вопросѣ о женахъ декабристовъ. Но этотъ доку-
ментъ нѣсколько неожиданно получаетъ и другое зна-
ченіе: онъ даетъ матеріалы для характеристики поэтиче-
скаго творчества Н. А. Некрасова. ? При своемъ появленіи
поэма „Русскія женщины" вызвала обличенія автора
въ тенденціозномъ преувеличеніи страданій княгини
Е.И.Трубецкой и кн. М.Н.Волконской. Придирчивая
критика указывала на то, что Некрасовъ совершенно
измыслилъ знаменитый діалогъ между кн. Трубецкой и
губернаторомъ. Читатель помнить тѣ убѣжденія, съ ко-
торыми обращается въ поэмѣ губернаторъ къ несчаст-
ной княгиыѣ. Въ рѣзкихъ стихахъ губернаторъ рисуетъ
опасности, которыя ждутъ княгиню.

Но хорошо ль извѣстно вамъ,
Что ожидаетъ васъ?

— 9

Пять тысячъ каторжныхъ тамъ,
Озлоблены судьбой,
Заводятъ драки по ночамъ,
Убійство и разбой...

Но вы не будете тамъ жить:
Тотъ клиыатъ васъ убьетъ,
Я васъ обязанъ убѣдить:
Не ѣздите впередъ.

Быть такъ!

Васъ не спасешь, увы!...
Но знайте! Сдѣлавъ этотъ шагъ,

Всего лишитесь вы!
За мужемъ иоскакавъ,

Вы отреченье подписать
Должны отъ вашихъ правъ!,

Бумагу эту подписать!

Да что вы?... Боже мой!
Вѣдь это значить нищей стать

И женщиной простой!
Всему вы скажете прости.

Что вамъ дано отцомъ,
Что по н ас лѣ детву перейти

Должно бы къ вамъ потомъ.
Права имущества, права

Дворянства потерять!

Этихъ стиховъ достаточно для того, чтобы читатель
воскресилъ въ своей памяти мучительный сцены объ-
яснение княгини Трубецкой съ губернаторомъ. Въ на-
чалѣ и въ концѣ этой сцены поэтъ даетъ намъ понять,
что губернаторъ дѣйствовалъ не за свой страхъ, а по
полученному изъ Петербурга предписание Ба- первую
просьбу княгини о лошадяхъ губернаторъ отвѣчаетъ:

Но есть зацѣпка тутъ:
Съ послѣдпей почтой прислана
Бумага.

— 10 —

Объясненія заканчиваются слѣдующимъ признаніемъ
губернатора.

^Простите! да, я ыучилъ васъ,
Но мучился и самъ,
Но строгій я имѣлъ приказъ
Преграды ставить вамъ!
И развѣ ихъ не ставилъ я?

Я дѣлалъ все, что могі.,
Передъ судомъ душа моя

Чиста свидѣтель Богъі
Острожиымъ, жесткимъ сухаремъ

И жизнью взаперти,
Позоромъ, ужасомъ, трудомъ

Этапнаго пути
Я васъ старался напугать - ,

Не испугались вы!
И хоть мнѣ не удержать
На плечахъ головы,
Я не могу, я не хочу

Тиранить больше васъ...
И васъ туда въ три дня домчу.

* Нѣкоторые изъ критиковъ Некрасова сомнѣвались
въ существованіи подобнаго приказа и готовы были
приписать его появленіе художественному измышленію
поэта. Только Н. А. Бѣлоголовый въ своихъ воспоми-
наніяхъ указалъ, что такой приказъ существовалъ, п
по памяти приводилъ его содержаніе. Н. А. Бѣлоголо-
вый очень сожалѣлъ, что онъ не могъ снять копію
съ этой бумаги. *Этотъ приказъ п есть то самое Высо-
чайше одобренное предписаніе, которое было послано
за подписью тайнаго совѣтника Лавинскаго Иркутскому
гражданскому губернатору на бланкѣ Главнаго упра-
вленія восточной Сибири (отъ 1 сентября 1826 года.
По путевому журналу № 842, изъ Москвы). Мы имѣемъ
возможность напечатать дословно этотъ любопытный
документъ; при чтеніи просимъ читателя составить
соотвѣтственные стихи изъ поэмы Некрасова.

— 11 —

„Изъ числа преступниковъ Верховнымъ уголовнымъ
судомъ къ ссылкѣ въ каторлшую работу осуждеп-
ныхъ, отправлены нѣкоторые въ Нерчпнскіе Горные
Заводы.

За сими преступниками могли послѣдовать ихъ жены,
не знающія ни мѣстныхъ обстоятельствъ ни суще-
ствующихъ о ссылыю-каторлшыхъ постановленій и не
иредвидящія, какой, по принятымъ въ Сибири прави-
ламъ, подвергнута онѣ себя участи, соедипясь съ муліьями
въ теперешнемъ ихъ состояніи.

ЪМѢстное начальство неукоснительно обязано вразу-
мить ихъ со всею тщательностію, съ какпмъ поліертво-
ваніемъ сопрягается таковое ихъ преднамѣреніе, и
стараться сколько возмояшо отъ онаго предотвратить.
*Дри томъ легко статься мозкетъ, что многія изъ нихъ,
имѣя достаточное состояніе, возьмутъ съ собою значи-
тельный суммы и драгоцѣнцыя вещи — ввозъ коихъ
въ край бѣдный, населенный людьми буйными и раз-
вратными, не обѣщаетъ добрыхъ послѣдствій и потому
не долженъ быть дозволенъ.

Самые крѣпостные люди, которые могли бы за ними
прибыть, не обязаны раздѣлять участи, добровольно
господами ихъ принимаемой.

Сообразивъ сіе и зная, что л^ены осулсденныхъ не
иначе могутъ слѣдовать въ Нерчинскъ, какъ чрезъ
Иркутскъ, $я возлагаю на особенное попеченіе Вашего
Превосходительства употребить всѣ возможныя внушенія
и убѣжденія къ остановленію ихъ въ семъ городѣ и
къ обратному отъѣзду въ Россію.
%Внушенія могутъ состоять въ томъ:

1) Что слѣдуя за своими мулсьями п продолжая супру-
жескую съ ними связь, онѣ естественно сдѣлаются
причастными ихъ судьбѣ и потеряютъ преяшее званіе,
то-есть, будутъ признаваемы не иначе какъ женами
ссыльно-каторжныхъДа дѣти, которыхъ прпяшвутъ въ
Сибири, поступятъ въ казенные крестьяне.

— 12 —

2) Что ни денежныхъ суммъ ни вещей многоцѣн-
пыхъ взять имъ съ собою, какъ скоро отправятся въ
Нерчинскій край, дозволено быть не можетъ: ибо сіе
не только воспрещается существующими правилами, но
необходимо и для собственной безопасности ихъ, какъ
отправляющихся въ мѣста, населенныя людьми, на всякія
преступленія готовыми, и, слѣдовательно, могущихъ под-
вергнуться при провозѣ съ собою денегъ и вещей опас-
нымъ происшествіямъ.

3) Что съ отбытіемъ ихъ въ Нерчинскъ, уничто-
жаются также и права ихъ на крѣпостныхъ людей съ
ними прибывшихъ.

$Съ тѣмъ вмѣстѣ должно обратиться къ убѣжденіямъ,
что переѣздъ въ осеннее время чрезъ Байкалъ чрезвы-
чайно опасенъ и не возможенъ и представить, хотя
мнимо, недостатокъ транспортныхъ казенныхъ судовъ,
безнадеоісность таковыхъ у торгую щихъ людей состоя-
щихъ, и прочія тому подобныя учтивыя отклоненія, а
чтобы успѣхъ въ опыхъ вѣрнѣе бьиъ достигнуть; то
Ваше Превосходительство не оставите принять* и въ са-
момъ домѣ вашемъ, который безъ сомнѣнія будутъ онѣ
посѣщать, такія мѣры, чтобы въ частыхъ съ ними раз-
говорахъ, находили онѣ утвероісденіе таковыхъ убѣоюденііі.
По исполиеніи сего съ надлежащею точностію,?еслп
и затѣмъ окажутся въ числѣ сихъ женъ нѣкоторыя не-
преклоиныя въ своихъ намѣреніяхъ; въ такомъ разѣ
не препятствуя имъ въ выѣздѣ изъ Иркутска въ Нер-
чинскій щайРперемгьнить совершенно ваше съ ними обра-
щаете, принять въ отношеніи къ нимъ, какъ къ женамъ
ссыльно-каторжныхъ, тонъ начальника губерніи, соблю-
дающаго строго свои обязанности, и исполнить на самомъ
дѣлѣ то, что сперва сказано будетъ въ предостережете
и вразумленіе, и именно:

а) ^Всѣ имѣющія у нихъ деньги, драгоцѣнныя вещи,
серебро п прочее, по надлежащемъ описаніи лично при
пихъ и по утвержденіи описи собственноручным'!, под-

— 13 —

писаніемъ тѣхъ, кому сіе имущество принадлежать бу-
детъ,* отобрать отъ тѣхъ и, опечатавъ, отдать къ хра-
нение въ Иркутское Губернское Казначейство. Но мѣру
сію для отклоненія всякаго сомнѣнія привести въ дѣй-
ствіе чрезъ нарочитую Комиссію, составя оную подъ
предсѣдательствомъ вашимъ изъ одного или двухъ чле-
новъ Главнаго Уиравленія и Губернскаго Прокурора.

$Впрочемъ, прогоны на проѣздъ до Нерчинска выдать
имъ изъ числа собственныхъ ихъ денегъ.

Ъ) Изъ крѣпостныхъ людей, съ ними прибывшихъ,

$ дозволить слѣдовать за каждою токмо по одному чело-
вѣку, но и то изъ числа тѣхъ, которые добровольно
на сіе согласятся и дадутъ или подписки собственно-
ручныя, или за неумѣніемъ грамотѣ личиыя показанія
въ полномъ присутствіп Губернскаго Правленія. Осталь-
нымъ же предоставить возвратиться въ Россію и снаб-
дить ихъ пропускными.

Указавъ, съ моей стороны, средства, па законныхъ
постановленіяхъ основанныя, которыя служатъ руко-
водствомъ въ дѣяніяхъ по сему предмету и ожидая отъ
Вашего Превосходительства исполненія оныхъ въ со-
вершенной точности, и падѣясь, что вы и по собствен-
ной предусмотрительности своей не оставите употребить
всѣхъ возможныхъ способовъ къ достпженіго собственно
той цѣли^чтобы послѣдовавшихъ за осужденными пре-
ступниками женъ рѣшительно отвратить отъ исполненія
ихъ намѣренія, пропсшедшаго отъ незнанія мѣстныхъ
обстоятельствъ Сибири и постановленій о семъ краѣ
существующихъ. Но если бы всѣ усилія ваши оказа-
лись тщетными, то Ваше Превосходительство, дѣйствуя
въ отношеніп къ нимъ по назначенію сему, не оставьте
немедленно увѣдомить меня о всѣхъ обстоятельствахъ,
къ спмъ женамъ относящихся и вообще о мѣрахъ, ка-
кія вами будутъ принимаемы.

Наконецъ, если бы которая-либо изъ нихъ проѣхала
Иркутскъ прежде, нежели вы сіе получите, въ такомъ

— 14 —

разѣ прошу Ваше Превосходительство принять на себя
трудъ отправиться лично для возвращенія ея въ губерн-
скій городъ или приказать остановить въ Верхнеудинсиѣ,
ибо примѣръ одной можетъ побудить и другихъ къ до-
могательствамъ о равномѣрномъ пропускѣ ихъ въ Нер-
чинскъ.

Генералъ-Губернаторъ Лавинскій.

Эта бумага не требуетъ пикакихъ комментаріевъ.
Довольно сдѣлать только два замѣчанія. Угрозы, пере-
численныя въ этой бумагѣ, очевидно имѣлъ въ виду
Николай Павловичъ, когда 21 декабря 1826 года пи-
салъ кыягинѣ М. Н.Волконской: „3' аі геди, Ргіпсеззе,
1а ІеМге дие Ѵоиз т' аѵег бсгііе ап 15 йе се тоіз,
^у аі ѵи аѵес ріаізіг 1'ехргеззіоп сіез зепіітепіз дие
Ѵоиз те 1етоі§пе2 роиг Гініёгёі, ^ие ^е Ѵоиз рагіе,
таіз с'езі а саизе Ае сеі іпіегёі тёте ^ие ]е ргепсів
а Ѵоиз, ^ие уе сгоіз йеѵогг гепоиѵеіег ісі Іез аѵегііззе-
тепіз, еще уе Ѵоиз аі сІё/)а соттиѣщиёз зиг се диі Ѵогіз
аііепсі гиге /Ыз раззе ,Тгкоиіз7с. Ап гезіе і'аЬапсіоппе
еппёгетепі а Ѵоіге ргорге сопѵісііоп, тасіате, сіе Ѵоиз
аесіаег а іеі рагіі дие Ѵоиз ^і° - егег 1е ріиз сопѵепаЫе
сіапз ѵсіге зііиаііоп.

Любопытно сопоставить, что писалъ въ 1832 году
тотъ самый Цейдлеръ, который въ 1827 году долженъ
былъ убѣждать женъ декабристовъ, что онѣ отпра-
вляются въ мѣста, населенныя людьми, на всякія престу-
плеиія готовыми, и, следственно, могутъ подвергнуться
опаснымъ происшествіямъ. Родителей Н. Д. Фонвизиной
очень пугали опасности путешествія по Забайкалью,
которое предстояло ихъ дочери съ мужемъ. $ Цейдлеръ
счелъ долгомъ успокоить мать Фонвизиной любезнымъ
письмомъ, доказывая, что въ Нерчинскѣ есть врачп и
тамъ все мояшо достать, а относительно разбойииковъ
онъ прибавлялъ: „ужасы, описываемые въ письмѣ
къ Вамъ, доказываютъ только болѣзпенное состояніе

— 15 —

Натальи Дмитріевны: край Забайкальскій спокойный
и злодѣйствъ, описываемыхъ ею, никогда не бываетъ"...
Всѣ труды, потраченные и юристами департамента юсти-
ціи и комитета министровъ на обоснованіе законо-
дательства о женахъ декабрпстовъ, нѣсколько неожи-
данно оказались совершенно безплодными. 5 Вопросъ во
всемъ его объемѣ былъ разрѣшенъ императоромъ Ни-
колаемъ Павловичемъ, который пренебрегъ всѣми со-
обраясеиіями.

„Въ засѣданіи 18-го апрѣля, — читаемъ мы въ журналѣ
комитета министровъ,— предсѣдатель комитета объявилъ,
что Государь императоръ, по разсмотрѣніи заключеній
комитета министровъ о правахъ женъ государственныхъ
преступниковъ, добровольно послѣдовавшихъ за мужьями
въ ссылку на каторжную работу, — обращаясь къ усло-
віямъ, на коихъ сіе дозволено было, находить изво-
литъ, что въ помянутыхъ условіяхъ именно предписы-
валось, что слѣдуя за мужьями и продолжая супружескую
съ ними связь, онѣ содѣлаются причастными ихъ судьбѣ
и потеряютъ прежнее званіе, т.- е. будутъ признаваемы
не иначе, какъ женами ссыльно каторлшыхъ, а дѣти,
которыхъ приживутъ въ Сибири, поступятъ въ казен-
ные крестьяне. За симъ, хотя въ тѣхъ же условіяхъ
присовокуплено, что невинная жена, слѣдуя за мужемъ
преступникомъ въ Сибирь, должна остаться тамъ до
его смерти; $ но правительство чрезъ таковую ссылку
на общій законъ, собственно до обыкновенныхъ уголов-
ныхъ преступниковъ относящейся (уставъ о ссыльныхъ
§ 231), постановляя только, что невинныя жены госу-
дарственныхъ преступниковъ^ преоюде смерти мужей не
могутъ оставлять Сибири, отнюдь не принимало на себя
непремѣнной обязанности, послѣ смерти ихъ, дозволить
всѣмъ ихъ вдовамъ возвратъ въ Россію.

По сему Его Императорское Величество, раздѣляя
представляющійся здѣсь общій вопросъ на два, а именно :
1) о правѣ состоянія и 2) о правѣ избранія мѣста

— 16 —

жительства, въ разрѣшенш того и другого полагать
изволилъ :

1) Что невинныя жены государственныхъ преступ-
никовъ, раздѣляющія супружескую съ ними связь, со-
гласно прежнимъ повелѣніямъ и настоящему заключе-
нно комитета министровъ, ^до смерти мужей должны
быть признаваемы женами ссыльно-каторяшыхъ и съ симъ
вмѣстѣ подвергаться всѣмъ личнымъ ограниченіямъ,
составляющимъ необходимое послѣдствіе сожитія их;ь
съ преступниками ;^при чемъ хотя и не лишаются права
наслѣдовать доходящею имъ собственностію и вообще
располагать своимъ имѣніемъ чрезъ довѣренныхъ лицъ,
способами, въ законахъ дозволенными; но во все время
продолженія жпзни мужей$ нужная на содержаніе женѣ
часть изъ доходовъ прежде принадлежавшего имъ или
вновь наслѣдованнаго имѣнія, должна быть выдаваема
не имъ непосредственно, а въ распоряженіе того на-
чальства, которому поручено завѣдываніе государствен-
ными преступниками, для употребленія въ пользу ихъ
по правиламъ, какія на сіе предписаны быть могутъ.

2) Что послѣ смерти государственныхъ преступни-
ковъ, жившимъ съ ними невиннымъ женамъ ихъ, на
основаніи существующихъ узаконеній, хотя и должны
быть возвращаемы лично всѣ прежнія ихъ права, вмѣстѣ
съ предоставленіомъ въ непосредственное уже распо-
ряженіе ихъ принадлежащихъ имъ пмѣній и доходовъ
съ оныхъ;$но дѣйствіе всѣхъ этихъ правъ имѣетъ
ограничиваться одними предѣлами Сибири,*дозволеніе же
вдовамъ государственныхъ престушшковъ возврата въ
Россіго, безусловно и съ извѣстными ограниченіями,
зависѣть будетъ отъ особаго усмотрѣнія правительства
и не иначе каждой изъ нихъ дано быть можетъ, какъ
съ Высочайшаго разрѣшенія.

Его Величество, повелѣвая принять правила сіи
къ непремѣнному впредь руководству, въ отношеніи
собственно къ просьбѣ статсъ-дамы княгини Волконской

— 17 —

изъясниться изволилъ, что просьба сія не иначе, какъ
на закоиномъ разсмотрѣніи и на основаніи законовъ
разрѣшена быть должна. Его Величество не предпо-
лагаем въ дѣлахъ сего рода допускать какпхъ-либо
исключеній".

Это Высочайшее мнѣніе, по постановление мини-
стровъ было сообщено министру юстиціи къ исполнение
выпискою изъ журнала засѣданія (въ бумагѣ отъ 18 ап-
рѣля 1833 г. за № 762).

Отнынѣ сомнѣнія о правахъ ясенъ декабристовъ уже
не могли имѣть мѣста. Положеніе комитета мииистровъ,
конечно, не осталось только на бумагѣ и было приве-
дено въ исполненіе. Имущественный права сильно огра-
ничивались адмипистраціей — и мѣстной и высшей. Любо-
пытно, что мѣстныя власти какъ-то стѣснялись по своей
инищативѣ пользоваться правомъ, предоставленнымъ имъ
означеннымъ положеніемъ и всегда восходили съ своими
докладами къ высшей власти. фъ 1835 году императоръ
Николай еще разъ высказался но вопросу о правахъ
владѣнія женъ декабристовъ. Онъ „изволилъ найти
неудобнымъ дозволить госпожѣ Розенъ купить землю
въ 10000 рублей, ибо по цѣнамъ, существующимъ
въ Сибири, она можетъ пріобрѣсти на сію сумму об-
ширное пространство земли, для обрабатыванія которой
необходимо должна будетъ нанимать постороннихъ лю-
дей или отдавать въ наймы, а сіе, давъ ей нѣкоторый
видъ помѣщицы и поставивъ ее въ необходимость вхо-
дить въ сношенія разнаго рода, по положенію ея не-
приличный, — было бы несообразно цѣли существую-
щихъ правилъ о государственныхъ преступникахъ и
женахъ ихъ, послѣдовавшихъ въ Сибирь".

П^еголевъ. .

В. ПОКРОВСКіЙ. ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВЪ.

Княгиня ІИарія Миколаевна Волконская.

Княгиня Марія Николаевна Волконская, рожденная
Раевская, родилась въ 1806 году. Отецъ ея, Николай
Ыиколаевичъ Раевскій, знаменитый герой двѣнадцатаго
года, началъ слулібу еще при князѣ Потемкинѣ, своемъ
родственники, и былъ его любимцемъ.

Николай Николаевичъ быстро подвигался на служеб-
номъ поприщѣ, благодаря своей храбрости, уму и бла-
городству. Имя его тѣсно связано съ отечественною
войной двѣнадцатаго года. Во время этой войны Раев-
скій вмѣстѣ съ сыновьями былъ всегда впереди, подъ
градомъ пуль. Жуковскій упоминаетъ о немъ въ „Бо-
родинской Годовщинѣ", перечисляя героевъ Бородина:

Неподкупный, неизмѣннын,
Хладный вождь въ грозѣ военной,
Жаркій самъ подчасъ боецъ,
Въ дни спокойные мудрецъ,
Гдѣ Раевскін?

Пушкинъ, другъ дома Раевскихъ, пишетъ брату сво-
ему изъ Крыма слѣдующее письмо, характеризующее
Николая Николаевича: „Мой другъ, счастливѣйшія ми-
нуты жизни моей провелъ я посреди семейства почтен-
наго Раевскаго. Я не видѣлъ въ немъ героя, славу
русскаго войска, я въ немъ любилъ человѣка съ яснымъ
умомъ, съ простой, прекрасной душой, снисходитель-
наго, попечительнаго друга, всегда милаго, ласковаго
хозяина. Свидѣтель Екатерининскаго вѣка, памятнику
12-го года, человѣкъ безъ предразсудковъ, съ сильнымъ

Княгиня Марія Николаевна Волконская.

— 21 —

характеромъ и чувствительный, онъ невольно при-
вялсетъ къ себѣ всякаго, кто только достоинъ пони-
мать и цѣнить его высокія качества" '). Н. Ы. Раевскій
по своимъ способностямъ былъ человѣкъ необыкно-
венный. Онъ былъ храбрый воинъ, умный государ-
ственный сановникъ и добрый отецъ семейства. Онъ
былъ всегда одинаковъ, всегда спокоенъ, благороденъ,
ласковъ и привѣтливъ какъ со старшими, такъ и рав-
ными себѣ, въ свѣтскомъ обществѣ, въ пылу битвы,
въ кругу друзей.* Наполеонъ считалъ его однимъ изъ
достойнѣйпіихъ своихъ противниковъ. Онъ былъ ге-
роемъ цѣлаго ряда блестящихъ побѣдъ надъ францу-
зами. Въ битвѣ подъ Дашковой, когда русское войско
стало отступать передъ непріятелемъ, значительно пре-
восходившнмъ численностью, Раевскій съ обоими мало-
лѣтними сыновьями ношелъ навстрѣчу наступающему
врагу, при чемъ младшаго сына генералъ велъ за руку,
а старшій, схвативъ знамя, лелсавшее подлѣ убитаго
офицера, пошелъ передъ войсками. Геройство коман-
дира воодушевило солдатъ, они бросились впередъ и
опрокинули врага. Жуковскій слѣдующими стихами
воспѣваетъ этотъ подвигъ Раевскаго:

Раевскій, слава нашихъ дней,
Хвала! передъ рядами,
Онъ первый грудь противъ мечей
Съ отважными сынами". („Пѣвецъ во станѣ
русскихъ воиновъ".)

$ Мать княгини Волконской была Софья Алексѣевна
Раевская, урожденная Константинова, ^внучка Ломоно-
сова. Наружность княгини Марьи Николаевны отли-
чалась симпатичностью: ея стройная фигура, почти
высокійростъ, гордая походка, немпого вздернутый носъ,
придававшій всему выраженіто лица особенную жи-

*) „Русскій Лрх. "1866г., страп. 1115, „Пушкинъ въ южной Россіи",
Бартенева.

22

вость, производили на всѣхъ впечатлѣніе. Особенна
хороши были ея черные, какъ черная смородина, по
выралсенію барона Штейигеля, глаза. $3а смуглый цвѣтъ
ея лица и черные волосы ее называли „Ьа Ш1е аи
Оап§е", — дѣвой Ганга. Воспитапіе княгиня получила
очень хорошее.

Осьмнадцати лѣтъ Марья Николаевна вышла замужъ
за князя Сергѣя Григорьевича Волконскаго, который
былъ гораздо старше ея. Не по любви вышла замужъ
княгиня, а скорѣе по волѣ отца своего.

До замужества она видѣла князя Сергѣя Григорьев
вича всего нѣсколько разъ и потому знала его очень
мало. Соединивъ съ нимъ свою судьбу, она нашла въ
немъ человѣка благороднаго и вполнѣ достойнаго любви.
Князь С. Г. Волконскій принадлежалъ къ древнему
княжескому роду.^Волконскіе происходятъ отъ князей
Торусскпхъ. которые составляли одну изъ вѣтвей Чер-
ниговскаго княясескаго дома. Названіе свое приняли
Волконскіе по несуществующему улсе городу или мѣ-
стечку Волконѣ (Тульской губерніи, въ Алексинскомъ
уѣздѣ), которое досталось имъ въ удѣлъ. ^Мать Сергѣя
Григорьевича, княгиня Александра Николаевна Вол-
конская, была любимой статсъ-дамой и гофмейстериной
императрицы Маріи Ѳеодоровны.

До четырнадцатилѣтняго возраста Сергѣй Григорье-
вичъ получалъ домашнее воспитаніе подъ руковод-
ствомъ иностранца Фриза и отставного подполковника.
Коленберга. Дальнѣйшее воспитаніе продолжалъ въ Пе-
тербург у аббата Николи и въ пансіонѣ Жакино. Здѣсь
пробылъ онъ до 16 лѣтъ. Въ 1810 и 1811 гг. слушалъ
лекціи по военному искусству у генерала Фуля, пользо-
вавшагося въ то время въ Россіи большой славою. Судьба
щедро надѣлила своими дарами князя Волконскаго, и
онъ быстро подвигался впередъ по службѣ. Будучи съ ма-
лыхъ лѣтъ записанъ въ Екатеринославскій кирасирскій
полкъ,*онъ въ 1812 году получилъ за отличіе чинъ пол-

— 23 —

ковника; въ слѣдующемъ году, *24 лѣтъ отъ роду, былъ
пропзведенъ въ генералъ-маіоры, а въ 1821 году назна-
чена, коыандиромъ 1-й бригады 19-й пѣхотной дивизіи.
Въ разгарѣ военной славы князь поступилъ въ „Южное
общество". Здѣсь дЬятельность его состояла, преиму-
щественно, въ сношеніяхъ съ членами другихъ тай-
ныхъ обществъ, образовавшихся у насъ въ концѣ цар-
ствованія императора Александра I.

Какъ человѣкъ очень способный, умный и при томъ
вліятельный, князь пользовался болыпимъ значеніемъ
среди остальныхъ членовъ общества. Волконскій же-
нился на дочери Н. Н. Раевскаго незадолго до роко-
вого дня 14 декабря 1825 года.

Послѣ своей женитьбы, князь поселился въ Одессѣ.
Здѣсь Волконскихъ посѣщали члены различныхъ тай-
ныхъ обществъ, въ томъ числѣ: Поджіо, Корниловичъ,
Юпіневскій, Пестель, Бурцевъ, Абрамовъ. Не прошло
и года со дня свадьбы княгини Марьи Николаевны,
какъ супружеское счастье Волконскихъ нарушилось
возмущеніемъ 14-го декабря. * Князь Сергѣй Григорье-
вичъ въ это время жилъ вмѣстѣ съ женою у род-
ственницы своей, графини Браницкой, въ ея кіевскомъ
имѣніи.

Здѣсь у Марьи Николаевны родился первый ребе-
нокъ Николай. Спустя двѣ недѣли послѣ его рожденія,
въ Бѣлую церковь (имѣніе Браницкой) явилась поли-
ція и арестовала князя Волконскаго, какъ участника
въ заговорѣ. Несчастіе разразилось надъ бѣдной кня-
гиней совершенно неожиданно, такъ какъ она не знала
о принадлежности мужа къ тайному обществу. Ни-
сколько не колеблясь, княгиня рѣшилась слѣдовать за
мужемъ всюду, куда бы ни забросила его судьба. Едва
оправившись отъ родовъ, она уѣхала отъ графини Бра-
ницкой къ отцу въ его кіевское имѣніе. Пріѣхавъ къ
отцу, княгиня объявила ему о своемъ рѣшеніи слѣ-
довать за мужемъ, котораго ожидала ссылка въ Сибирь.

— 24 —

Николай Николаевичъ сначала не давалъ согласія на
ея отъѣздъ, Онъ яумалъ, что княгиня, бывшая ему
всегда покорной дочерью, не ослушается и на этотъ
разъ отцовской воли. Николай Николаевичъ предста-
влялъ дочери весь ужасъ сибирской жизни, жизни въ
казематѣ, умолялъ ее не покидать своей семьи, напо-
миналъ объ обязанностяхъ матери. Но ни гнѣвъ отца
ни просьбы любимыхъ родныхъ не остановили рѣше-
нія княгини. Она принесла все въ жертву мужу — - и
чувство матери и свою молодость. Ее не страшили ни
лишенія ни разлука съ престарѣлымъ отцомъ. Кня-
гиня знала, что ее ожидаетъ невеселое, трудное бу-
дущее, что она навсегда разстается съ беззаботной,
полной блеска и роскоши свѣтской жизнью. Знала все
это княгиня и тѣмъ не менѣе ни на секунду не заду-
малась перемѣнить свѣтскую гостиную на тюремную
камеру, лишь бы только жить съ любимымъ мужемъ,
помогать ему во.всемъ, облегчать его участь, словомъ,
остаться вѣрной долгу жены. Когда Раевскій убѣдился,
что ничто уже не можетъ измѣнить рѣшеніе дочери,
онъ благословилъ ее на дальнюю дорогу. Получивъ
отцовское благословеніе и простившись съ родными,
Марья Николаевна отправилась къ своимъ родствен-
никамъ по мужу Репыинымъ въ Полтавскую губернію.
Тамъ она получила нѣкоторыя далеко неутѣшительныя
извѣстія о мужѣ: Сергѣй Григорьевичъ находился въ
Петропавловской крѣпости, захворалъ лихорадкой; его
терзала тоска по жеиѣ и ребенкѣ до того, что онъ въ
отчаяніи плакалъ. Изъ родныхъ онъ видѣлся только съ
сестрой, княжной Софьей Григорьевной Волконской.
Мать его была такъ убита горемъ, что не была въ со-
стояніи навѣщать сына. Всѣ эти свѣдѣнія Марья
Николаевна получила отъ Николая Григорьевича Реп-
нина, который по болѣзни оставался въ деревнѣ. Когда
Репнинъ почувствовалъ себя достаточно сильнымъ,
чтобы ѣхать въ Петербургъ, Марья Николаевна отпра-

вилась туда вмѣстѣ съ нимъ/Въ Петербургѣ она оста-
новилась у своей свекрови, княгини Александры
Николаевны Волконской, жившей въ своемъ домѣ на
Мойкѣ, у Пѣвческаго моста. Узнавъ здѣсь, что мужъ
ея осужденъ на двадцатилѣтнюю ссылку въ Сибирь, она
стала хлопотать о разрѣшеніи ѣхать вслѣдъ за нпмъ.
Княгиня написала письмо государю, прося его согла-
ситься на ея отъѣздъ. ^ Вскорѣ черезъ флигель-адъю-
танта Марья Николаевна получила записку государя.
^Императоръ писалъ, что разрѣшаетъ ей ѣхать, съ тѣмъ,
однако, чтобы она отказалась отъ всѣхъ свопхъ правъ
и отъ надежды когда-нибудь снова увпдѣть Россію.
Съ радостью получила молодая женщина эту записку
и занялась приготовленіями къ отъѣзду. Сборы были
не долги. Трудно представить, что перенесла княгиня
въ день своего отъѣзда. Она разставалась съ свопмъ
сыномъ, котораго оставила на попеченіе бабушки, не
рѣшаясь брать съ собою младенца въ такой долгій путь.
Объятія и слезы родныхъ окончательно лишили при-
сутствія духа бѣдную мать. Наконецъ, сопровождаемая
благословеніями, княгиня тронулась въ дорогу. Мно-
гихъ родныхъ ей ужъ не пришлось увидѣть, а также
и сына своего, умершаго на третьемъ году отъ рожде-
нія, ^несмотря на попеченія княгини Александры Ни-
колаевны и императрицы Маріи Ѳеодоровны, часто
справлявшейся о мальчикѣ, котораго она называла
Гепіапі ал таШеиг. Приводпмъ четверостишіе Пуш-
кина, написанное „на смерть младенца Волконскаго":

Въ сіяніи и въ радостномъ покоѣ

У трона вѣчнаго Творца,

Съ улыбкой онъ глядитъ въ изпіаніе земное,

Благословляетъ мать и просить за отца.

Черезъ' нѣсколько дней Марья Николаевна пріѣхала
въ Москву, гдѣ пробыла около недѣли у своей невѣстки,
княгини Зинаиды Александровны Волконской, жившей
въ то время на Тверской, въ домѣ брата. Княгиня

— 26 —

Зинаида Александровна Волконская, урожденная княжна
Бѣлосельская, талантливая писательница, можетъ счи-
таться, по своему уму и образованію, представитель-
ницей женщинъ высшаго круга начала прошлаго
столѣтія. Зинаида Александровна обладала основатель-
ными знаніями музыки, изучала драмматическое искус-
ство, знала латинскій и греческій языки. Душевныя
качества княгини, ея таланты и красота привлекали
массу поклонниковъ. Поэты воспѣвали ее въ своихъ
произведеніяхъ,хПушкинъ написалъ ей посланіе „Среди
разсѣянной Москвы" и посвятилъ поэму „Цыганы".
Марья Николаевна пріѣхала въ Москву въ самое бле-
стящее время для ея невѣстки: литературный знамени-
тости и политическіе дѣятели окружали Зинаиду Але-
ксандровну. Она была покровительницей талантовъ, а
ея домъ — храмомъ искусства. Зинаида Александровна
приняла живѣйшее участіе въ судьбѣ своей невѣстки
и, чтобы хотя немпого развлечь ее, устроила передъ
отъѣздомъ дорогой гостьи 26 декабря 1826 года,
литературно-музыкальный вечеръ, на который собрались
почти всѣ жпвшіе въ то время въ Москвѣ представи-
тели науки, литературы и искусствъ. Марія Николаевна
возбуждала всеобщій интересъ. Всѣ, конечно, знали
объ участи Сергѣя Григорьевича и о намѣреніи моло-
дой княгини ѣхать къ мужу. Вотъ отрывокъ изъ опи-
санія этого вечера, найденнаго въ бумагахъ покойнаго
поэта А. В. Веневитинова, самаго горячаго поклонника
княгини Зинаиды Александровны.

„27 декабря 1826 года. Вчера провелъ я вечеръ,
незабвенный для меня. Я видѣлъ во второй разъ и еще
болѣе узналъ несчастную княгиню Марію Волконскую,
коей мужъ сосланъ въ Сибирь и которая 6-го января
сама отправляется въ путь за нимъ вмѣстѣ съ Муравье-
вой 1 ). $Она нехороша собой, но глаза ея чрезвычайно

>) Кн. М. Н. Волконская уѣхала изъ Москвы одна.

•II

много выражаютъ. Третьяго дня ей минуло двадцать
лѣтъ; по такт, рано обреченная жертва кручины, эта
интересная и вмѣстѣ могучая женщина — больше своего
несчастья. Она его преодолѣла, выплакала; источннкъ
слезъ уже изсякъ въ ней. Она уже увѣрилась въ своей
судьбѣ и, рѣшившись, всегда носить ужасное бремя
горести на сердцѣ, повидимому, успокоилась. Въ ней
угадываешь, чувствуешь ея несчастіе, ибо она даже
перестала и бороться съ нимъ. Она хранить его въ
себѣ, какъ залогъ грядущаго... Прискорбно на нее
смотрѣть и вмѣстѣ завидно. Есть блаженство и въ
самомъ несчастіи ! Она видитъ въ себѣ божество, ангела-
хранителя и утѣшителя двухъ существъ, для которыхъ
она теперь уже одна осталась, и все въ мірѣ ! Для
нихъ она, какъ Христосъ для людей, обрекла себя на
жертву — славная жертва! Утѣшптельная мысль для
меня! Она теперь будетъ жить въ мірѣ, созданномъ
ею собою. Въ вдохновеніп своемъ, она сама избрала
свою судьбу и безъ страха глядитъ въ будущее. Она
чрезвычайно любить музыку. Музыка одна только и
можетъ согласоваться съ ея чувствами въ теперешнемъ
ея положеніи. Она, въ продолженіе цѣлаго вечера все
слушала, какъ пѣли, и когда одинъ отрывокъ былъ
отпѣтъ, то она просила другого. До двѣнадцати часовъ
ночи она не входила въ гостиную, потому что у к. 3.
(княгини Зинаиды") много было гостей, но сидѣла въ
другой комнатѣ за дверью, куда къ ней безпрестанно
ходила хозяйка, думая о ней только и стараясь всячески
ей угодить. Отрывокъ изъ „А^пез" аеі Маезіго Раёг
былъ пресѣченъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ несчастная дочь
умоляетъ еще несчастнѣйшаго родителя о прощеніи
своемъ. Невольное сближеніе злочастія Агнесы или
отца ея съ настоящимъ положеніемъ невидимо при-
сутствующей родственницы своей отняло голосъ и силу
к. 3., а бѣдпая сестра ся по сердцу принуждена была
вытти, ибо залилась слезали и не хотѣла, чтобы ее

— 28 —

примѣтшш въ другой комнатѣ: ибо въ такомъ случаѣ
всѣ бы ее окружили, а она страшится, чуждается свѣта,
и это понятно. Остатокъ вечера былъ печаленъ. Легко-
мысленнымъ, безъ сомнѣнія, показался онъ скучнымъ,
какъ ни старались прерывать глубокое мрачное молча-
ніе нѣкоторымп шутливыми дуэтами. Но •■человѣкъ съ
чувствомъ, который хоть изрѣдка уже привыкъ обра-
шаться на самого себя и относить къ себѣ все, что
его ни окружаетъ, необходимо долзкенъ былъ думать,
много думать. Я желалъ въ то время, чтобы всѣ доб-
рые стали счастливцами, а собственное впечатлѣніе
сего вечера старался я увѣковѣчить въ себѣ самомъ.
Но подобный движенія души и безъ того не пропадутъ.
Когда всѣ разъѣхались и осталось только очень мало
самыхъ блпзкихъ и вхожихъ къ к. 3., она вошла
сперва въ гостиную, сѣла въ уголъ, все слушала му-
зыку, которая для нея не переставала, восхищалась ею,
потомъ робко приблизилась къ клавикордамъ, смѣла
уже глядѣть на тѣхъ, которые возлѣ нихъ стояли, сѣла
на диванъ, говорила тихпмъ голосомъ очень мало, из-
рѣдка улыбалась; иногда облако воспоминаній и олшда-
ній затмевало ея глаза, но она обѣимп руками закры-
вала тогда лицо и старалась побѣдить свое чувство.
Она всѣхъ просила ей спѣть что-нибудь, простодушно
увѣряя, что память этого участія, которое принимаютъ
въ ея пололіеніи, облегчптъ ей трудный путь въ Сибирь.
И до меня очередь дошла. Я пѣть не умѣю, но отказать ей не
смѣлъ и кое-какъ проворчалъ ейдуэтъпзъ „Донъ-Жуана".
Одному пѣть у меня тогда бы голоса недостало. Она меня
благодарила, какъ и всѣхъ; видно, что это не изъ при-
личія, потому что она не тратила много словъ, но каждое
слово было похоже не нее самое, согласовалось съ выра-
Ліеніемъ ея лица. Я возвратился домой съ душою полной
и никогда, мнѣ калюется, не забуду этого вечера!"

Такъ въ иѣніи, музыкѣ и бесѣдахъ, предметомъ
которыхъ была молодая княгиня, прошелъ весь вечеръ.

— 29 —

Наконецъ, подали ужинъ. За ужиномъ Марья Нико-
лаевна говорила очепь мало, и то только объ обіцпхъ
предметахъ, стараясь избѣгать разговоровъ о себѣ самой.

Грустное лицо княгини только разъ во весь вечеръ
нѣсколько оживилосц когда за ужиномъ зашла рѣчь о
концертѣ, данномъ въ пользу Семенова, и о непріят-
постяхъ, которыя достались пнпціаторамъ этого концерта.
Выразительный глаза Марьи Николаевны засвѣтились
досадой, и она иронически воскликнула: „он а Ігоиѵе
<іие с'ёіаіі ігор ІіЬегаІ".

Впечатлѣніе, произведенное Марьей Николаевной па
невѣстку, выразилось слѣдующими поэтическими стро-
ками княгини Зинаиды Александровны:

„О іоі ^ш ѵіепз зе герозег йапз та сіешеиге! Тоі ^ие
^е п'аі соппие ^ие репсіапі ігоіз .іоигз еі ^ие ^аі пот-
шее топ атіе! Ье гейеі сіе Іоп іта§е езі гезіё сіапз
шоп ате. Мез уеих 1е ѵоіепі; епсоге: (а ііаиіе іаіііе
зе йёріоіе аеѵапі тоі сотте ипе §гапае репзее еі іез
тоиѵетепіз дгасіеих те зетЫепі; Гогтег 1а теіосііе
дне Іез апсіепз ргёіаіепі; аих еііоііез йп сіеі. Ти аз Іез
уепх, 1а сііеѵеіиге еі, 1е іеіпі (Типе йііе йи Огап§е, еі
іа ѵіе, соішпе 1а зіеппе, рогіе 1е зсеаи сіп сіеѵоіг еі
(1и засгійсе. Тп ез ^еипе... Е1; серепсіапі; 1е раззе сіапз
Іоп ехізіепсе з'е$і епііегешепі сіеіаспе аи ргезепі; 1е
і'онг а сеззе роиг Іоі, еі ипе сіоисе зоігёе п'а роіпі
ашепё 1а зотЬге пиіі. Еііе езі ѵепие сошше Гіііѵег сіе
поз сіітаіз; еі 1а Іегге, епсоге Ъгйіапіе, з'ез!;* соиѵегіе
сіе пеі§е... АиігеГоіз, те (Нзаіз-іи, та ѵоіх ёіаіі зопоге,
таіз Іез зоиЙгапсез Гопі еіеіпіе... Еі серепсіапі і'аі
епіепаи іез сііапіз: ііз йигепі, епсоге; ііз пе сеззегопі
^атаіз; саг іез рагоіез, 1а ^еипе8зе, Іоп гедагсі опі сіез
зопз диі геіепііззепі сіапз Гаѵепіг. — Сотте Іи поиз
ёсоиіаіз, ^иапс1 поиз іогтіопз сіез сіюеигз аиіоиг сіо
іоі !... епсоге, епсоге, гёреіаіз-іді запз сеззе, епсоге!...
сіетаіп, пі ^атаіз, ^е п'еп1епс1гаі ріиз сіе пи^ие... Маіз
аіуоигаЪиі іи те аетапсіез іа ІіагГе: арриіе-іа зиг Іоп

— 30 —

ссеиг Ьгізё, Гаіз ѵіЬгег зез согсіез, еі; дие сЬадие зои,
сііадие ассогй" зоіі сотіпе 1а ѵоіх й'ип аті. Епѵеіорре-
Іоі Ьіеп а'пагтоте, гезріге-іа, спапіе, спапіе іо^оигз...

Та ѵіе п'езь-еПе раз ип Ііутпе 1 )?"

Изъ Москвы путь Марьи Николаевны лежалъ на
Иркутскъ, гдѣ она надѣялась увидаться съ мужемъ.
Княгиня ѣхала въ неболыномъ возкѣЛЕе сопровояідали
крѣпостные люди, лакей Евфимъ и горничная Марья,
которые выказали большую преданность госпожѣ своей
во все время пребыванія въ Сибири. Оба получили
впослѣдствіи вольную. Послѣ долгой, утомительной ѣзды,
рискуя стать жертвой январскихъ морозовъ, Марья
Николаевна пріѣхала въ Иркутскъ. Здѣсь она встрѣти-
лась съ княгиней Трубецкой, уѣхавшей изъ Петербурга
нѣсколько раньше и тоже стремившейся къ муліу.
Встрѣча обѣихъ женщинъ была очень радостная, такъ
какъ вдвоемъ имъ легче было преодолѣвать трудности
дороги и переносить тяжкое горе. Отъ Трубецкой княгиня
Волконская узнала, что мужей ихъ уліе нѣтъ въ Иркут-
скѣ, что ихъ услали въ Нерчпнскъ. Молодыя женщины,
не медля ни минуты, стали собираться въ дальнѣйшій

') „О ты, пришедшая отдохнуть въ моей обители! Ты, которую я
знала всего три дня и назвала свонмъ другомъ! Свѣтъ твоего образа
запечатлѣлся въ душѣ моей. Ты вое еще стоишь персдъ моими глазами.
Твой высокій стань, какъ великая мысль, встаетъ предо мной, а твои
граціозныя двпженіл подобны мелодін, которую древніе приписывали не-
беснымъ свѣтиламъ. Очи твои, волосы и цвѣтъ лица — какъ у дочери
Ганга, и жизнь твоя, -какъ и ея жизнь, носить печать долга и само-
отверлсенія. Ты молода... а между тѣмъ твоя прошедшая жизнь павѣкн
оторвана отъ пастоящей; закатплося солпде твое, и далеко не тихій
вечеръ припесъ тебѣ темную ночь. Она наступила, словио зима въ нашей
родниѣ, и еще теплая земля окуталась снѣгомъ... Когда-то мой голосъ
былъ звученъ, говорила ты мпѣ, но страданія его заглушили... Но я слы-
шала твои пѣснн: онѣ все еще раздаются въ ушахъ моихъ н никогда
не затихнуть, ибо и рѣчи твои, и юность, и взоры одарены звуками,
которые отзываются въ будущемъ. Съ какою страстностью внимала ты
нашему нѣнію, когда мы окружали тебя (своими хорами!)... ни завтра,
никогда я больше не услышу музыки... Но сегодня ты у меня просишь
арфы. Прижми лее ее къ своему разбитому сердцу, заставь задрожать
ея струпы, и каждый звукъ, каждый аккордъ пусть прозвучптъ голосомъ
друга. Углубись всецѣло въ гармопію, вдохни ее въ себя, пой, пойбезъ
конца. Вѣдь п вся твоя жизнь есть ппчто иное, какъ гимнъ.

— 31 —

путь, но т-утъ нмъ пришлось встрѣтнть сильное препят-
ствіе въ лицѣ нркутскаго губернатора, Б. И. Цейдлера.
Ниже мы подробнѣе разскажемъ объ этомъ препятствіи,
теперь же передадимъ только содерлсаніе той бумаги,
которую доляшы подписать передъ отъѣздомъ изъ Ир-
кутска обѣ княгини, а также и другія женщины, впо-
слѣдствіи пріѣхавшія къ мужьямъ въ Сибирь:

5„Желая раздѣлить участь моего мужа и жить въ
томъ селеніи, гдѣ онъ будетъ содерлсаться, не должна я:
1) отнюдь искать свиданія съ нимъ никакими происками
и никакими посторонними способами, но единственно
по сдѣланному на то отъ г. коменданта дозволенно и
токмо въ назначенные для того дня и не чаще, какъ
черезъ два дня на третій; 2) не должна я доставлять
ему никакихъ вещей, денегъ, бумаги, чернилъ, каран-
дашей безъ вѣдома коменданта, или офицера. Равнымъ
образомъ не должна принимать отъ него вещей, особ-
ливо лее писемъ, записокъ и никакихъ бумагъ для
отсылки; 3) не должна ни подъ какимъ видомъ никому
писать и отправлять моихъ писемъ и другихъ бумагъ
иначе, какъ только черезъ г. коменданта, равно, если
будутъ присланы черезъ родныхъ или постороннихъ
людей, доллша я ихъ ему же, коменданту, при получе-
нии объявлять; $4) изъ числа вещей, при мнѣ находя-
щихся и коихъ регистръ имѣется у коменданта, я не
въ правѣ безъ вѣдома его продавать ихъ, дарить кому
или уничтожать. іДеньгамъ же моимъ собственнымъ
обязуюсь вести . приходо-расходную книгу и въ оную
расписывать всѣ мои издержки, сохраняя между тѣмъ
сію книгу въ цѣлости. Въ случаѣ востребованія г. ко-
мендантомъ, оную ему немедленно представлять. Если
окалсутся вещи и деньги сверхъ тѣхъ, которыя были
мною скрыты, я подвергаюсь за противоучиненный по-
ступокъ законному суледенію;*5) также не доллша я
мужу моему присылать никакихъ хмельныхъ напитковъ:
іва, меду, кромѣ съѣстныхъ припасовъ,

#

— 32 —

да и*тѣ доставлять ему чрезъ старшаго унтеръ-офицера.
а не черезъ людей моихъ, коимъ воспрещено личное
свиданіе съ мужемъ моимъ; 5) обязуюсь иыѣть свида-
ніе съ мужемъ монмъ не иначе, какъ въ арестантской
палатѣ, гдѣ указано будетъ въ назначенное для того
время, не говорить съ нимъ ничего излишняго и паче
чего-либо не принадлежащаго ; вообще имѣть съ нимъ до-
зволенный разговоръ на одномъ русскомъ языкѣ;>7) не
должна я нанимать себѣ никакихъ слугъ, или работни-
ковъ, а довольствоваться только послугами предоста-
вленныхъ мнѣ : одного мужчины и одной женщины, за
которыхъ также отвѣтствую, что они не будутъ имѣть
никакого сношенія съ моимъ мужемъ, и вообще за ихъ
поведеніе; 8) наконецъ, давши такое обязательство, не
должна и сама никуда отлучаться отъ мѣста, гдѣ пре-
бываніе мое будетъ, равно и посылать куда-нибудь
слугъ моихъ по произволу моему, безъ вѣдома комен-
данта или, въ случаѣ отбытія его, безъ вѣдома стар-
шаго офицера.

Подппсавъ это обязательство, Волконская сдѣлала
послѣдній и самый рѣшительный шагъ. Съ этой минуты
она была отдѣлена отъ прежняго общества и отъ род-
ныхъ и всецѣло отдалась мужу. Вскорѣ она прибыла
въ Благодатскъ, гдѣ находился Сергѣй Григорьевича
Прибытіе жены благодѣтельно подѣйствовало на Вол-
конскаго. Ея нравственная поддержка была ему небхо-
дима, такъ какъ жизнь въ Благодатскѣ оказалась пре-
исполненной всѣми ужасами и непріятностями тюрьмы.
Въ Благодатскомъ рудникѣ было назначено пребываиіе
8 декабристамъ. Тюрьма, отведенная для нихъ, состояла
изъ двухъ избъ. Въ передней помѣщались карауль-
ные, а въ задней — ссыльные. Задняя изба состояла
изъ большой комнаты съ русской иечыо и изъ трехт.
грязныхъ, темныхъ чулановъ, отдѣленныхъ одинъ отъ дру-
гого тонкими перегородками. Въ чуланахъ-то ипомѣщались
декабристы. Тѣспо было очень. Приходилось спать въ

р

— 33 —

три яруса. Кромѣ того, эти конуры отличались грязью,
такъ что тамъ завелись насѣкомыя, причиняюіція заклю-
ченнымъ пеішоъѣршля страдапія. Днсмъ и ночью мучили
они их'Ь лишая силъ, которыя нужны были для
работы въ рудникахъ. Несчастные принуждены были
мазать тѣло скинидаромъ, но пасѣкомыя, покрывавшія
нхъ, не унимались. Тѣло отъ скииидара горѣло какъ
въ огпѣ, и кожа сходила. Скверная пища сотвѣтство-
вала прочей обстановкѣ. Черезъ три дня послѣ прибы-
ли декабристовъ въ Благодатскъ, каждому пзъ нихъ
назначили работу въ рудникѣ, снабдивъ фонаремъ, саль-
ной свѣчкой п киркой. Въ руководители даны каторж-
ники, которые часто, пользуясь отсутствіемъ караулыіыхъ,
помогали „князьямъ" (такъ они называли декабристовъ,
потому что въ чнслѣ послѣднихъ было много князей)
работать. На работу выходили два раза въ день: утромъ
отъ 5 часовъ до 11 и пополудни отъ 1-го часу
до 6. По насѣкомыя, недостатокъ пищи и тяжелый
трудъ были менѣе невыносимы для декабристовъ, чѣмъ
грубое обращеніе начальника Нерчиискихъ заводовъ,
Бурнашева, обладавшаго всѣмп свойствами палача и
тюремщика, которому недоступно ни одно гуманное
чувство. Онъ назначилъ несчастяыхъ восемь человѣкъ
въ ближайшій отъ себя заводъ, приказавъ содержать
ихъ какъ можно строчке. Когда Бурнашевъ получплъ
ириказаніе зоботиться о здоровьѣ находящихся въ его
вѣдѣніи декабристовъ, онъ внѣ себя отъ злости вос-
кликпулъ: „Чортъ побери! какія глупыя ииструкціи
даютъ нашему брату: содержать строго и беречь нхъ
здоровье! Безт. отого смѣшного прибавленія я бы выпол-
иилъ, какъ должно, ипструкцію и въ полгода пывелъ
бы ихъ всѣхъ въ расходъ!" Сердце княгини обливалось
кровью при видѣ тѣхъ страдапій и мукъ, которыя доста-
вались на долю ея мужа и его товарищей въ Благо-
датскѣ. Ужасное положеніе Сергѣя Григорьевича удвоило
энергіго княгини Волконской, и она вмѣстѣ съ

П. ІЮКРОПСКІІІ ЖЕНЫ ДЕІСЛБІЧІСТОНЪ. 3

— 34 —

Трубецкой начала здѣсь ту высокую миссію, которую
такъ доблестно довела до конца. Обѣ женщины значи-
тельно улучшили быть восьми заключенныхъ. Онѣ тайно
переписывали и отсылали ихъ письма къ роднымъ, соб-
ственноручно чинили ихъ платье, приготовляли и при-
носили въ тюрьму разныя кушанья. Два раза въ недѣлю
имъ было разрѣшено приходить къ мужьямъ, и дни
ихъ посѣщеній были настоящимъ праздникомъ для
заключенныхъ. Въ бесѣдѣ съ этими прекрасными женщи-
нами забывалось горе. Посѣщенія ихъ озаряли свѣтомъ
тюремныя конуры. Въ остальные дни недѣли дамы подхо-
дили къ окпу тюрьмы и взорами поддерлшвали ихъ
душевный силы. Въ Благодатскѣ княгиня Волконская
прожила до сентября 1827 года, когда ея мужа вмѣстѣ
съ другими семью перевели въ Читу и соединили съ
прочими декабристами. Комендантомъ Читы былъ гене-
ралъ Станиславъ Романовичъ Лепарскій, человѣкъ въ
высшей степени благородный п добрый. Лепарскій не
выходя изъ границъ офиціальныхъ отношеній, сумѣлъ,
однако, значительно улучшить жизнь ссыльныхъ.

Пріѣхавъ въ Читу, Марія Николаевнакупила небольшой
дпмт, и поселилась въ немъ съ горничной и лакеемъ.
Добрый Станиславъ Романовичъ заботился о тОмъ, чтобы
получше устроить ея жизнь. «Желая доставить ей хоть
какое-нибудь, развлечете, онъ прнсылалъ княгинѣ свои
сани, и она каждый день каталась. Въ одномъ изъ
нисемъ къ свекрови, Волконская такъ отзывается о
Лепарскомъ: ^онъ ангелъ хранитель, дозволяющій мнѣ
все возможное, чтобъ облегчить мое страшное поло-
женіе".

Въ Чнтѣ было уже нѣсколько дамъ, пріѣхавшихъ
раздѣлить тяжкій жребій мужей, такъ что княгиня могла
проводить съ ними время. Жизнь шла однообразно.
Марія Николаевна вела дѣятельнуго переписку съ род-
ными и знакомыми, занималась рукодѣліемъ; въ тѣ дни,
когда бывала у мужа, читала вмѣстѣ съ нимъ книги,

— 35 —

которыми въ изобиліи снабжали Волконскпхъ родные.
*Вскорѣ молодая женщина получила изъ Петербурга
фортепіано, и музыкой сокращала скучные годы добро-
вольная изгнанія. Мужу, большому любителю садо-
водства, княгиня выписала различный сѣмена, которыми
онъ засѣялъ небольшой огородъ на острожиомъ дворѣ.
Случалось, что деньги, который получала Марія Нико-
лаевна для своего содержанія, немного опаздывали,
тогда ей приходилось терпѣть нѣкоторос время нужду,
потому что мѣстпые жители сначала относились съ боль-
шим!, недовѣріемъ къ ссылыіымъ, и не у кого было
даже на короткій срокъ занять денегъ (у другпхъ заклю-
ченныхъ лишнихъ дспегъ не водилось). По такія отно-
шенія продоллсалнсь не долго, и скоро всѣ жители
Читы полюбили декабристовъ и ихъ женъ. Первое
время Волконская страдала и отъ холода, по скоро полу-
чила отъ свекрови теплую одеягду.

Въ 1829 году, Марія Николаевна получила печаль-
ное извѣстіе о кончинѣ отца. Старая княгиня Вол-
конская знала, какой ударъ нанесетъ дочери это несчастіе.
Поэтому она написала письмо Лепарскому, съ просьбой
приготовить Маріго Николаевну къ постигшему ее горю.
Комеидантъ съ заботливостью нѣжнаго отца исполнилъ
просьбу княгини Александры Николаевны. Смерть горячо
любимаго отца сильно подѣйствовала на Волконскую,
тбмъ болѣе, что она чувствовала себя отчасти вино-
ватою передъ нимъ, такъ какъ ослушалась его воли
и осталась въ Сибири болѣе одного года.5(Марія Нико-
лаевна передъ отъѣздомъ изъ дому обѣщалась отцу
оставаться въ Сибири не болѣе года.)

Н. Н. Раевскій скончался на 59-мъ году своей жизни,
16 сентября 1829 года, въ своемъ селѣ Каменкѣ
Кіевской губерніи, Чигиринскаго повѣта, гдѣ жилъ съ
исеной и незамужними дочерьми. Раевскій не оставилъ
послѣ себѣ ни одного человѣка, который бы имѣлъ
причину помянуть его недобрымъ словомъ. Объ услугахъ,

— 36 —

оказанныхъ нмъ отечеству, сішдѣтсльстлустъ потомству
надпись на его памятиикѣ:

5 Онъ былъ въ Смолоискѣ щитъ,
Въ Парижѣ — мечъ Россіи.

Генералъ до послѣдияго дня не могъ примириться
сь судьбою дочери. Но, хотя и протпвъ его желаиія
оставалась княгиня въ Сибири, Николай Николаевичъ
глубоко уважалъ дочь, сознавая въ душѣ величіе ея
подвига. Все семейство окружало умирающаго, даліе
старшій сынъ его, Александръ Николаевичъ, сосланный
въ Полтавскую губернію, съ разрѣшенія губернатора
князя Репнина, пріѣхалъ проститься съ отдомъ; пе
доставало одной Маріи Николаевны Волконской. Гене-
ралъ замѣтилъ ея отсутствіе и, указывая на портретъ
дочери, сказалъ другу своему доктору Фишеру: „ѵоііа
]а р1іі8 асІшігаЫе іегате, дие ]'аі соппие" („вотъ самая
чудная женщина, которую я когда-либо зналъ"). Нема-
лымъ утѣшеніемъ послулшли княгинѣ эти слова, дошед-
шія до нея въ Сибирь.

Отрывокъ изъ письма Волконской къ свекрови,
послапнаго вскорѣ послѣ смерти отца, даетъ понятіе
о томъ душевномъ состояніи, въ которомъ находилась
молодая княгиня.

„8 декабря 1829 года. Чита, острогъ. Вы видѣли
изъ предыдущего моего письма, обожаемая маменька,
что мнѣ извѣстна вся глубина моего несчастія. Сергѣй
и я — мы у ваншхъ ногъ. Онъ за мной ухаживаетъ,
пе отходить отъ меня и принялъ мое несчастіе почти
такъ же горячо, какъ я сама. Милая маменька, побе-
регите ваше здоровье радп нашего счастія и спокой-
ствія. Нельзя перенести двухъ разъ того, что я испы-
тываю въ эту минуту. Я получила письмо моей доброй
сестры Репниной, но, къ душевному солшлѣнію, не
могу отвѣчать ей сегодня. Ей я обязана первымъ облег-
ченіемъ въ моемъ страданіи. Я столько упрекала себя

— 37 —

за письма, которыми огорчала отсюда обожаемаго отца,
а наканунѣ своей смерти онъ говорилъ обо мнѣ съ
похвалой и любовью, показывая мой портретъ доктору
Фишеру. Не могу вамъ сказать, какую отраду доставили
мнѣ эти подробности. Благословляю добрую сестру,
которая мнѣ ихъ сообщила, и обнимаю ее отъ глубины
сердца. Цѣлую, руки ея мужа и прошу его благословенія.
Сергѣй и я, мы здоровы, милая маменька; въ дока-
зательство скажу вамъ, что онъ уже диктуетъ мнѣ
письма къ постороннимъ лицамъ. Пока у меня остается
хоть искра жизпи, я не могу отказаться въ услугахъ
и помощи столькимъ несчастнымъ родителямъ".

Своею жизнью въ Читѣ, исполненной самоотверженія
и любви къ ближнимъ, находящимся въ несчастіи,
княгиня Волконская пріобрѣла всеобщія симпатіи и
уваженіе. Ея доброта, ласковый характеръ всюду нахо-
дили себѣ поклонниковъ и возбуждали восторгъ знав-
шихъ ее людей.

Много уже выстрадала княгиня въ Сибири, много
лишеній перенесла она уже съ того дня, какъ уѣхала
изъ Петербурга, но все это не сломило ея геройской
рѣшимости и, черезъ три года послѣ своего отъѣзда изъ
Россіи, она съ неменьшей энергіей и покорностью судьбѣ
готова была исполнить свой обѣтъ. Вотъ письмо, ко-
торое представляетъ читателю состояніе духа молодой
женщины послѣ трехлѣтней ссылки, писанное Марьей
Николаевной 5 іюня 1829 года изъ Читы:

„Сегодня Сергіевъ день, милая маменька, и, съ тѣхъ
поръ, какъ мы женаты, я пмѣю въ первый разъ счастіе
провести его съ мужемъ. Въ первый годъ я была въ
Одессѣ, а оиъ въ лагерѣ; 1826-й годъ былъ преисполн-еиъ
страданіемъ для насъ, а съ тѣхъ поръ этотъ день не
совпадалъ никогда съ нашими свиданіями. Но теперь
мой дорогой Сергѣй — со мной, окружаетъ меня, какъ
и прежде, вниманіемъ и любовью. Вы подумаете о пасъ,
добрая маменька и, сквозь ваши слезы, благословите

— 33 —

насъ отъ глубины сердца. Вы желаете намъ ечастія въ
будущемъ, по судьба наша не измѣнитея и не можетъ
измѣниться. Я не обманываю себя на этотъ счетъ. Мой
мужъ исниваетъ чашу страданія съ покорностью и твер-
достью, а я сумѣю все перенести возлѣ него. Будьте же
спокойны на нашъ счетъ, обожаемая маменька; да не
будутъ ваши драгоцѣнные дни омрачены нашей судьбой,
какъ скоро она неизмѣнима. Здоровье вашего сына
очень хорошо; онъ много занимается своимъ садикомъ,
нашимъ домашнимъ хозяйствомъ, словомъ — всѣмъ. Я ни
во что не вмѣшиваюсь, и все для меня готово, словно
чародѣйствомъ, какъ и въ былое время. Прощаюсь съ
вами, цѣлую ваши ручки милліонъ разъ. Передайте отъ
меня много нѣжностей Репнинымъ. "Прося вашего благо-
словенія для Сергѣя и для меня, остаюсь ваша покорная
дочь Марія Волконская".

Спокойное ожиданіе грядущей судьбы, здравый взглядъ
на свое положеніе, любовь къ мужу, обиліе душевныхъ
силъ, которыми дышатъ эти строки, ни на одну минуту
не оставляли княгиню. Единственно на что жаловалась
Волконская, такъ это на то, что ей не позволялось ви-
даться съ мужемъ болѣе двухъ разъ въ недѣлю, да
и то въ присутствіи дежурнаго офицера. Неоднократно
проситъ она княгиню Александру Николаевну исхода-
тайствовать у императора позволеніе поселиться въ
тюрьмѣ. Желаніе княгини раздѣлить заключеніе „мужа
удовлетворили не ранѣе 1830 года, когда всѣ дека-
бристы были переведены изъ Читы въ Петровскій же-
лѣзный заводъ. Въ Читѣ Волконская пробыла болѣе
3-хъ лѣтъ и покидала ее съ нѣкоторымъ сожалѣніемъ.
Еще будучи въ Читѣ, княгиня Марья Николаевна ку-
пила себѣ домикъ въ Петровскомъ заводѣ, такъ что,
когда она пріѣхала туда, помѣщеніе для нея было уяіе
заранѣе приготовлено. По прибытіи въ Петровскій за-
водъ, декабристы были освобождены на нѣсколько дней
отъ работъ, и женатые получили разрѣшеиіе провести

— 39 —

это время выѣстѣ съ женами въ ихъ домахъ, такъ что
Волконская въ первый разъ со времени пріѣзда въ Си-
бирь имѣла съ мужемъ свиданіе, не стѣсняемое присут-
ствіемъ офиціальнаго лица. Дни свиданія нролетѣли
незамѣтно, и Сергѣй Григорьевичъ перошелъ опять въ
тюрьму. Кругъ дамъ увеличился въ это время М. К. Юшнев-
ской и баронессой А. В. Розенъ, прибывшими во время
перехода изъ Читы въ Петровскъ. Вскорѣ женамъ де-
кабристовъ было объявлено комендантомъ. что мужей
больше не будутъ отпускать на свиданіе съ ними, но
что они сами могутъ переселиться въ острогъ, съ усло-
віемъ оставить дома дѣтей и слугъ. Такимъ образомъ,
завѣтное ліеланіе княгини Волконской жить вмѣстѣ съ
мужемъ исполнилось.* Княгиня немедленно перешла въ
тюрьму и поселилась съ мужемъ въ двухъ, отведенныхъ
для нея, номерахъ. Она постаралась устроиться поуютнѣе,
желая смягчить тяжелое впечатлѣніе, производимое тю-
ремной обстановкой. Съ этой цѣлыо Марья Николаевна
перевезла изъ своего домика небогатую мебель, имѣв-
шуюся тамъ, и украсила назначенные ей номера; эта
мебель состояла изъ овальнаго стола, нѣсколькихъ кре-
селъ, комода, на которомъ красовался чайный сервизъ,
двухъ шкафовъ съ книгами и фортепіано. По стѣнамъ
комнатъ были развѣшаны фамильные портреты. Все
было бы довольно сносно, если бы не отсутствіе свѣта,
которое было причиною многпхъ неудобствъ и непріят-
ностей. Княгиня писала въ Петербурга, прося родныхъ
похлопотать о разрѣшеніи прорубить окна въ наружной
стѣнѣ острога. Наконецъ, просьбы ея были исполнены,
и въ камерахъ сдѣлалось свѣтлѣе. Комнатки Волкоп-
скихъ были любимымъ и обыкповеннымъ мѣстомъ со-
бранія декабрпстовъ. Часто проводили они здѣсь вечера,
свободные отъ работъ. Здѣсь велись оживленные бе-
сѣды, споры, вспоминали о прошедшемъ, передавали
другъ другу новости, полученныя съ родины. Иногда
у Волконскихъ устраивались чтенія. Сергѣй Грпгорье-

— 40 —

вичъ заннмалъ товарищей своим» интересными разска-
зами: онъ говорилъ очень хорошо, многое видалъ на
своемъ вѣку, многое зналъ, такъ какъ принадлежать
къ высшей аристократіи, находился во время службы
при государѣ или при главнокомандующихъ п исполнялъ
чрезвычайно важныя порученія. Особенно увлекался
князь, разсказывая о воениыхъ дѣйствіяхъ. Жена его,
обладавшая очень хороіпимъ голосомъ н основательными
музыкальными знаніями, услаждала всѣхъ своимъ пѣ-
ніемъ и игрою на фортепіано. Много пріятныхъ минуть
доставила княгиня Волконская обитателямъ тюрьмы, и
ея келья была свѣтлою точкою среди окружающаго мрака.
Марья Николаевна прожила въ Петровскѣ шесть лѣтъ.
^Въ іюлѣ 1836 года Волконскій съ женой былъ отправленъ
на поселеніе въ Иркутскъ. Тамъ они наняли довольно
большой домъ и вообще устроились хорошо. Князь раз-
велъ за городомъ садъ и проводилъ въ немъ большую
часть времени, будучи, какъ уже замѣчено выше, страст-
нымъ любителемъ цвѣтовъ и вообще всякихъ растеній.
$Марья Николаевна родила въ Сибири четырехъ дѣтей,
изъ которыхъ только двое остались въ жпвыхъ, дочь
и сынъ, Михаилъ Сергѣевичъ, получившій образованіе
въ иркутской гимназіи и уѣхавшій на службу въ Россію.
Въ 1856 году князь Сергѣй Григорьевичъ, по высо-
чайшему манифесту, вмѣстѣ съ женою оставилъ Сибирь.
Извѣстіе объ окончаніи своего изгнанія онъ получилъ
черезъ сына, который съ этой цѣлыо отправился въ
Сибирь. Князь Волкр,нскій умеръ въ 1865 году въ имѣнін
своемъ, въ селѣ ДЦЙронки", Черниговской губерніп, а
двумя годами раньше въ Москвѣ скончалась его супруга.
Врядъ ли найдется много жепщипъ, на долю которыхъ
выпало столько страданій, сколько нхъ пришлось пере-
жить кпягинѣ Волконской.

Общее удивленіе возбуждаетъ гсроГіскій подвигъ :ітой
женщины, отважившейся въ девятнадцать лѣтъ бросить
семью, роскошь и блескъ своего положенія и нослѣ-

— 41 —

довавшей за ыужемъ въ глубь сибирскихъ рудниковъ.
Испытанія, перенесенныя княгиней, твердость духа, не
покидавшая ее во все время жизни въ Сибири, безгра-
ничная любовь къ мужу, святое исполненіе долга, утѣ-
шенія, доставленный ссылыіымъ, самоотвержепіе, нако-
нецъ, образованіе и умъ, дѣлаютъ княгиню М. Н. Вол-
конскую достойнѣйшею представительницею русскихъ
женщпнъ, пріобрѣтаютъ ей уваженіе потомства и отво-
дятъ ей видное мѣсто среди женщипъ-героинь.

Хинъ.

Мнягиня Волконская въ Мерчинскихъ рудниках-ь,
Читѣ и Петровскі

На другой день по пріѣздѣ въ Благодатскь, я встала
съ разсвѣтомъ и пошла по деревнѣ, спрашивая о мѣстѣ,
гдѣ работаетъ мужъ. Я увидѣла дверь, ведущую
какъ бы въ подвалъ для спуска подъ землю и рядомъ
съ нею вооружепнаго сторожа. Мпѣ сказали, что отсюда
спускаются наши въ руднпкъ; я спросила, мояшо ли
ихъ видѣть на работѣ; этотъ добрый малый поспѣшилъ
дать мнѣ свѣчу, нѣчто въ родѣ факела, и я, въ со-
провожденіи другого, старшаго, рѣпіплась спуститься
въ этотъ темный лабириитъ. Тамъ было довольно тепло,
по спертый воздухъ давилъ грудь; я шла быстро н
услышала за собой голосъ, громко кричавшій мнѣ, чтобы
я остановилась. Я поняла, что это былъ офпцеръ, ко-
торый не хотѣлъ мнѣ позволить говорить съ ссыль-
ными. Я потушила факелъ и пустилась бѣжать впередъ,
такъ какъ впдѣла въ отдалепін блестящія точки: это
были они, работающее на неболыпомъ возвышеніи. Они
спустили мнѣ лѣстпицу, я взлѣзла по ней, ее вта-
щили, — и, такимъ образомъ, я могла повидать товари-
щей моего мужа, сообщить имъ извѣстія изъ Россіи и
передать иривезенныя мною письма. Мужа тутъ не было,
не было ни Оболенскаго, ни Якубовича, ни Трубец-

- 42 —

кого; я увидѣла Давыдова, обоихъ Борисовыхъ и Ар-
тамоиа Муравьева. Они были въ числѣ первыхъ 8,
высланныхъ изъ Россіи и единственныхъ, понавшихъ
въ Нерчинскіе заводы. Между тѣмъ, внизу офицеръ
терялъ терпѣніе и нродолжаль меня звать; наконецъ,
я спустилась; съ тѣхъ иоръ было строго запрещено
впускать насъ въ шахты. Артамонъ Муравьевъ назвалъ
эту сцену „моимъ сошествіемъ въ адъ".
& Пріѣздъ иашъ принесъ много пользы заключенными
Не имѣя разрѣшенія писать, они были лишены извѣ-
стій о своихъ, а равно и всякой денежной помощи.
Мы за нихъ писали, и съ той норы они стали полу-
чать письма и посылки. Между тѣмъ, у насъ не хва-
тало денегъ; я привезла съ собой всего 700 рублей ассиг-
нациями; остальное мое имущество находилось въ рукахъ
губернатора. У Каташи (Трубецкой) не оставалось больше
ничего. Мы ограничили свою пищу: супъ и каша, вотъ
нашъ обыденный столъ; ужинъ отмѣнили. Каташа, при-
выкшая къ изысканной кухни отца, ѣла кусокъ чернаго
хлѣба и запивала его квасомъ. За такимъ ужиномъ за-
сталъ ее одинъ изъ сторожей тюрьмы и передалъ объ
этомъ ея мужу. Мы имѣли обыкновеніе посылать обѣдъ
нашимъ; надо было чинить ихъ бѣлье. Какъ сейчасъ
вижу передъ собой Каташу съ поваренной книгой въ
рукахъ, готовящую для нихъ кушанья и подливы. Какъ
только они узнали о нашемъ стѣсненномъ положеніи,
они отказались отъ нашего обѣда; тюремные солдаты
все добрые люди, стали на нихъ готовить. Это было
весьма кстати, такъ какъ наши дѣвушки стали очень
упрямиться, не хотѣли намъ ни въ чемъ помогать, и
начинали себя дурно вести, сходясь съ тюремными ун-
теръ- офицерами и казаками. Начальство вмѣшалось и
потребовало ихъ удаленія. Не могу передать, съ какой
грустью мы смотрѣли на ихъ отъѣздъ въ Россію; за-
ключенные стояли всѣ у оконъ, провожая глазами ихъ
телѣгу; каждый изъ нихъ думалъ: „этотъ путь загра-

— 43 —

жденъ для меня" .* Мы остались безъ горничныхъ; я мела
полы, прибирала комнату, причесывала Каташу, и, увѣ-
ряю васъ, что дѣло ва нашемъ хозяйствѣ шло лучше.

Когда началась оттепель, я стала замѣчать, какъ не-
счастные безсемейные каторжники, жившіе въ общей
казармѣ, садились часто у порога тюрьмы и глядѣли
вдаль. Я спросила о причпнѣ, и миѣ сказали, что съ
приближеніемъ весны ими овладѣвало неотразимое же-
ланіе бѣжать, и что они встрѣчали радостно таяніе
снѣга: не имѣя ни шубы ни сапогъ, они не могли зи-
мою отваживаться на побѣгъ, весною же большая часть
ихъ убѣгала; нѣкоторые изъ нихъ доходили до Россіп;
ихъ никогда не выдавали, и они доживали тамъ свой
вѣкъ.

Первое время наши прогулки съ Каташею ограничи-
вались деревеискимъ кладбищемъ, и мы спрашивали
другъ друга: „Здѣсь ли насъ похороіштъ"? Но эта мысль
была до того безотрадна, что мы перестали ходить въ
эту сторону. Лѣтомъ мы дѣлали отъ 10 до 15 верстъ
пѣшкомъ. Нашимъ любимымъ препровожденіемъ вре-
мени было сидѣть на камнѣ противъ окна тюрьмы; я
оттуда разговаривала съ мужемъ и довольно громко, такъ
какъ разстояніе было значительное. Меня очень стѣ-
сняло то, что я видѣла, какъ выходили изъ тюрьмы
несчастные, отправлявшиеся за водой или за дровами;
они были безъ рубашекъ или въ одномъ необходимомъ
бѣльѣ. Я купила холста и заказала имъ бѣлье. Наши
деньги были сданы начальнику заводовъ; Каташа и я,
мы были обязаны отправляться по-очередно въ Большой
заводъ для представленія отчета въ нашихъ ежеднев-
ныхъ расходахъ. Я ѣздила въ телѣгѣ со своимъ чело-
вѣкомъ, но прилично одѣтая и въ соломенной шляпѣ
съ вуалью. Мы съ Каташей всегда одѣвались опрятно,
такъ какъ не слѣдуетъ никогда ни падать духомъ ни
распускаться, тѣмъ болѣе въ этомъ краѣ, гдѣ, благо-
даря нашей одеждѣ, насъ узнавали издали и подходили

-- 44 —

къ намъ съ почтеніемъ. Я возвращалась съ купленной
провизіей, иногда сидя на кулѣ муки; это не умаляло
уваженія ко мнѣ, и народъ всегда мнѣ кланялся. Од-
нажды, для разнообразія, я вздумала поѣхать туда вер-
хомъ, взяла казачью лошадь, велѣла привязать къ сѣдлу
еще рожокъ и поѣхала веселая, въ сопровождении сво-
его человѣка, чтобъ представить Бурнашеву свои счеты.
Онъ всегда прочитывалъ ихъ со вниманіемъ, а на этотъ
разъ разсердился не на шутку и сказа лъ мнѣ: „Вы не
имѣете права раздавать рубашки; вы моліете облегчать
нищету раздавая по 5 или 10 копеекъ иищимъ, но не
одѣвать людей, находящихся на .иждивеніи правитель-
ства". — Въ такомъ случаѣ, милостивый государь, при-
кажите сами ихъ одѣть, такъ какъ я не привыкла ви-
дѣть полуголыхъ людей на улицѣ". — „Ну, не серди-
тесь, сударыня; впрочемъ, вы откровенны, какъ дитя,
я это предпочитаю; а ваша подруга всегда хптритъ
со мной". Своимъ нростымъ здравымъ смысломъ онъ
понялъ это: у Каташи былъ очень тонкій умъ. Я по-
ложила конецъ разговору, сказавъ, что доллша ѣхать,
такъ какъ пе хочу, будучи верхомъ, запаздывать въ го-
рахъ. „Какъ вы верхомъ?" II онъ пошелъ за мною.
Онъ никогда не видалъ дамскаго сѣдла и выразилъ мнѣ
свое удпвленіе: тамошнія женщины ѣздили всегда вер-
хомъ по-мулсскн.

Съ тѣхъ поръ я стала дѣлать болынія прогулки; я
доставляла себѣ удовольствіе въѣзжать въ Китай, отъ
границы котораго мы находились, по прямому пути,
только въ 12 верстахъ. Жители Влагодатска отправля-
лись елсегодно, въ извѣстные дни, на границу для об-
мѣиа своихъ скромпыхъ произведеиій на кирппчпын
чай и просо. Этотъ видъ контрабанды существовала
долго и былъ подспорьемъ для бѣдныхъ людей, у ко-
торыхъ не было бы чѣмъ уплатить тамолсенныя пошлины.

Я только два раза въ иедѣлго ходила на свпдапіе съ
мужсмъ. Въ одииъ изъ промежутковъ времени между

— 45 —

этими свидапіями произошло событіс, очень насъ напу-
гавшее и огорчившее. Господина. Рикъ, горный офи-
церъ, которому былъ порученъ надзоръ за тюрьмою,
нридумалъ усугубить тяготы заключенных!.: онъ нотрс-
бовалъ, чтобы, тотчасъ по возвращепіи съ работъ,
вмѣсто того, чтобы вымыться н обѣдать вмѣстѣ, они
шли каждый въ свое отдѣлеиіе и тамъ ѣли, что будетъ
подано. Кромѣ того, онъ изъ экоиоміи пересталъ имъ
давать свѣчи. Оставаться же безъ свѣчи съ 3 часовъ
пополудни до 7 часовъ утра зимой, въ какой-то клѣткѣ,
гдѣ можно было задохнуться, было настоящею пыткою;
при всемъ томъ, оиъ запретилъ всякіе раговоры изъ
одного отдѣленія въ другое. Зная, до какой степени тю-
ремщики боятся, чтобы ввѣренные имъ арестанты не
покушались на свою жизнь, наши сговорились не
принимать никакой пищи, дабы напугать Рика. Цѣлый
день они ничего не ѣли; обѣдъ и ужииъ они отослали
нетронутыми; па второй день — та же самая псторія.
Рикъ потерялъ голову, онъ немедленно послалъ докладъ
о томъ, будто государственные преступники въ нолиомъ
возмущенін п хотятъ уморить себя голодомъ. Это было
еще зимою, черезъ нѣсколько дней послѣ моего пріѣзда.
Я ничего не подозрѣвала, Каташа тол;е. Велико было
паше удивленіе, когда мы увпдѣлп, что пріѣхалъ Бурна-
шевъ со своей свитою. Они остановились въ нзбѣ, ря-
домъ съ нашею; вокругь собрались мѣстиые жители.
Я спросила у одной изъ женщпнъ, что все это значило;
она мнѣ отвѣтила: „Секретныхъ судить будутъ". Я
увпдѣла мужа и Трубецкого, медленно подходпвшихъ
подъ конвоемъ солдатъ. Каташа, легко терявшая голову,
сказала миѣ, что у Сергѣя руки связаны за спиной;
этого пе было: я знала его привычку такъ ходить. За-
тѣмъ я вижу, она подбѣгаетъ къ стоявшему тамъ сол-
дату горнаго вѣдомства; она возвращается съ доволь-
нымъ лицомъ и говоритъ мнѣ: „Мы можемъ быть спо-
койны, ничего не случилось, я сейчасъ спросила у

— 46 -

солдата, приготовили ли розш, онъ ынѣ сказалъ, что
нѣтъ". — „Каташа, что вы сдѣлали! Мы и допускать не
должны подобной мысли". Мой мужъ приближался; я
стала на колѣни на снѣгу, умоляя его пе горячиться,'
онъ мнѣ это обѣщалъ. Бурнашевъ (какъ я узнала позже)
принялъ строгій п крутой видъ, грозя имъ наказаніемъ
кнутомъ въ случаѣ возмущенія, и, послѣ длинной рѣчи,
позволила, имъ объясниться. Сергѣй сказалъ ему, что
никто и не думалъ о возмущеніи, но что господпнъ
Рикъ запиралъ пхъ, по возвращепіи съ работъ, въ отдѣ-
лепіяхъ безъ свѣта, не позволяя имъ обѣдать вмѣстѣ;
отдѣленія же эти были низки и темпы, въ нпхъ нельзя
было даже выпрямиться. Я увидѣла мужа, шедшаго об-
ратно; онъ спокойно сказалъ мнѣ: „Все вздоръ", и
разсѣялъ мою тревогу, увѣряя, что все обойдется бла-
гополучно. Затѣмъ привели остальныхъ; имъ было легко
отвѣчать, такъ какъ Сергѣй предупредил о вопросахъ,
которые имъ будутъ поставлены. Когда }ѵ6хъ увели,
мы съ Каташею вошли къ Бурнашеву, кот рапіэ я прямо
спросила о причинѣ всего пропешедшаго. Онъ миѣ от-
вѣчалъ: „Ничего, ничего, мой офицеръ сдѣлалъ изъ
мухи слона". Бее же было замѣтно, что онъ раздѣлялъ
боязнь Рика, такъ какъ приказалъ немедленно отпереть
отдѣленія, дозволилъ нашимъ проводить время въ тюрьмѣ,
какъ они желаютъ, и разрѣшилъ выдавать имъ вече-
ромъ свѣчи. Вскорѣ послѣ этого Рикъ былъ уволенъ
и замѣненъ господиномъ Резановымъ, честнымъ и до-
стойнымъ человѣкомъ, въ преклонныхъ уже лѣтахъ. Онъ
приходилъ въ тюрьму играть въ шахматы и .водилъ на-
шихъ на прогулку, когда наступила теплая погода; про-
гулки эти длились по пѣскольку часовъ; при этомъ
братья Борисовы, страстные естествоиспытатели, соби-
рали травы и составили коллекцію насѣкомыхъ и ба-
бочекъ.

Кромѣ нашей тюрьмы была еще другая, въ которой
содержались бѣгавшіе нѣсколько разъ и совершавшіе

— 47 —

грабежи. Ихъ кандалы были гораздо тяжелѣе и работы
труднѣе. Между ними находился пзвѣстный разбойникъ
Орловъ, герой своего рода. Онъ никогда не нападалъ
на бѣдныхъ, а только на купцовъ и, въ особенности,
на чиновниковъ; онъ даже доставилъ себѣ удовольствіе
нѣкоторыхъ изъ нихъ высѣчь. У этого Орлова былъ
чудный голосъ, онъ составилъ хоръ изъ своихъ това-
рищей по тюрьмѣ, и, при заходѣ солнца, я слушала,
какъ они пѣлн съ удивительной стройностью и выра-
женіемъ; одну пѣснь, полную глубокой грусти, они
особенно часто повторяли: „Воля, воля дорогая". Пѣ-
ніе было ихъ единственнымъ развлеченіемъ; скученные
въ тѣсной, темной тюрьмѣ, они выходили изъ нея
только на работы. Я имъ помогала, насколько позво-
ляли мои средства и поощряла ихъ пѣиіе, садясь у
ихъ грустнаго жилища. Однажды я вдругъ узнала, что
Орловъ бѣжа . Всѣ поиски за нимъ остались тщетны.
Гуляя какъ-тіо въ направленіи нашей тюрьмы, я увп-
дѣла елѣдов двшаго за мной каторжника; это былъ
когда-то бравый гусаръ; онъ мнѣ сказалъ вполго-
лоса: „княгиня, Орловъ меня посылаетъ къ вамъ, онъ
скрывается на этихъ горахъ, въ скалахъ нацъ вашпмъ
домомъ; онъ уже давно тамъ и просптъ васъ прислать
ему деиегъ на шубу; почи стали уже холодныя". Я
очень испугалась этого сообщенія, а, между тѣмъ, какъ
оставить несчастнаго безъ помощи? Я вернулась домой
и взяла 1 рублей ; я заранѣе сказала бывшему гусару,
чтобы онъ за мной не слѣдовалъ, но замѣтилъ бы то
мѣсто, гдѣ я во время прогулки нагнусь, чтобы поло-
жить деньги под'ь камень. Онъ все исполнилъ, какъ
я ему сказала, и тотчасъ же нашелъ ихъ. Прошло двѣ
недѣли; я была одна въ своей комнатѣ; Каташа еще
не возвращалась со свиданія съ мужемъ; я пѣла за
фортопіано, было довольно темно; вдругъ кто-то вошелъ,
очень высокаго роста, и сталъ на колѣни у порога.
Я подошла — это былъ Орловъ ,,въ шубѣ" съ двумя

— 48 —

ножами за поясомъ. Опъ миѣ сказалъ: „Я опять къ
вамъ, дайте мнѣ что-нибудь, мнѣ печѣмъ больше жить ;
Богъ вернетъ вамъ, ваше сіятельство!" Я дала ему
пять рублей, прося его скорѣе уйти. Каташа, по возвра-
щены изъ тюрьмы, очень встреволшлась оа?ь этого
иоявленія, да и было отчего, какъ вы увидите. Я легла
поздно, все думая объ этомъ разбойникѣ; ко'тораго
могли схватить, и тогда Бурнашевъ не преминулъ бы
повторить свои обычныя слова: „Вы хотите поднять
каторжниковъ " . Среди ночи я услыхала выстрѣлы.
Бул;у Каташу, и мы посылаемъ въ тюрьму за извѣстіями.
Тамъ все спокойно; но вся деревня поднялась на ноги,
и мнѣ говорятъ, что бѣглыхъ схватили на горѣ п всѣхъ
арестовали, кромѣ Орлова, который бѣлгалъ, вылт.'.пш
сквозь трубу, или, вѣрнѣе, сквозь дымовое отверстіе.
Бесчастный, вмѣсто того, чтобы купить себѣ хлѣба,
устроилъ попойку съ товарищами, празднуя ихъ побѣгь.
Па другой день наказаніе плетьми съ цѣлыо узнать,
отъ кого получены деньги на покупку водки; никто
меня не назвалъ: гусаръ нредночелъ обвинить себя въ
кралсЬ, чѣмъ выдать меня, какъ онъ мнѣ сказалъ впо-
слѣдствіи. Сколько чувств'], благодарности и преданности
въ этихъ людяхъ, которыхъ мнѣ представляли, какт,
изверговъ !

Насталъ Великій постъ. Наши не могли добиться
священника и, такъ какъ въ деревнѣ не было церкви,
мы съ Еаташей рѣшили поѣхать въ Большой заводь,
чтобы тамъ говѣть. Это заняло у наст, четыре дня. Мы
грустно провели праздники : сдинственнымъ нашимъ
развлеченіемъ было сидѣть на камнѣ протпвъ тюрьмы.
Я таклее играла съ деревенскими дѣтьми, разсказывала
нмъ священную исторію; они меня слушали съ востор-
гомъ. Одналгды утромъ открывается дверь, и къ намъ
является чиновникъ, совершенно пьяный, который по-
здравляетъ иасъ съ праздиикомъ, и подходитъ христо-
соваться, но народному обычаю; я ему отвѣчала, что

— 49 —

въ Россіи это не принято, а, между тѣмъ, загородив-
шись стуломъ и влача его за собой дошла до двери
и открыла ее. Вошелъ мой человѣкъ; въ это время
Каташа разговаривала съ этимъ господиномъ, который
оказался почтмейстеромъ. Евфимъ сказалъ ему, что у
начальника тюрьмы его ждетъ завтракъ; не видя ничего
у насъ на столѣ, онъ ушелъ. На другой день Каташа
отправилась въ Большой заводъ къ обѣднѣ и зашла
къ купцу, у котораго намъ было приказано всегда
останавливаться въ виду того, что онъ былъ доносчи-
комъ Бурнашева. У хозяйки было много гостей, при-
глашенныхъ къ обѣду ; она пригласила Каташу къ
сто. <у; отказаться значило бы нанести смертельную
обиду, такъ какъ гостепріимство было главнымъ каче-
ствомъ сибиряковъ. Каташа подчинилась и, чтобъ скрыть
свое смущеніе, заговорила со своимъ сосѣдомъ, который
оказался никѣмъ инымъ, какъ нашимъ почтмеисте-
ромъ. Она ему говорить: „Мы старые знакомые, не
правда ли?" — „Нисколько, потому что я былъ у васъ
въ пьяномъ видѣ". Каташа, совсѣмъ смущенная, разго-
варивала послѣ этого только съ хозяйкой дома и
тотчасъ послѣ обѣда уѣхала.

Было запрещено (въ Болъшомъ Заводѣ) не только съ
нами видѣться, но и здороваться съ нами; всѣ, кого
мы встрѣчали, сворачивали въ другую улицу или отво-
рачивались. Наши письма вручались открытыми Бурна-
шеву, отсылались имъ въ канцелярію коменданта, за-
тѣмъ шли въ канцелярию гражданскаго губернатора въ
Иркутскѣ, и, наконецъ, въ Нетербургъ въ III Отдѣ-
леніе Канцеляріи Его Величества, такъ что они шли
безконечно долгое время, пока доходили до нашихъ
родственниковъ.

Ко всѣмъ страданіямъ, который испыты вались нашими
заключенными, прибавилось еще новое: на нихъ на-
пали клопы и въ такомъ количествѣ, что Трубецкой
натиралъ себя скипидаромъ, и то не помогало. Реза-

11. ІКЖРОІІСІІІІІ. ЖЕНЫ ДККАШ'ИСТОИ'Ь. •'

— 50 —

нов'ь позволилъ имъ ночевать на чердакѣ, что на
нѣсколько часовъ избавляло ихъ отъ клоповъ. Когда
я возвращалась изъ тюрьмы, я вытрясала свое платье,
такъ ихъ на мнѣ было много. Для нашихъ это было
почти равносильно наказанію, налагаемому въ Персіи
на преступниковъ, которыхъ отдаюгь на съѣденіе на-
сѣкомымъ.

Мы получили, наконецъ, извѣстія отъ Александрины
Муравьевой, которая находилась въ Чптинскомъ острогѣ,
иначе сказать, въ Читѣ — большой деревнѣ, гдѣ нахо-
дились уже ея мужъ и нѣсколько другихъ заключен-
ныхъ, привезенныхъ, по обыкновенію, въ постовой
телѣгѣ, подъ конвоемъ жандармовъ при фельдъегерѣ.
Ллександрина сообщала намъ о прибытіи коменданта
Лепарскаго съ его свитой и о томъ, что насъ всѣхъ
переведутъ въ Читу. Для насъ была большою радостью
мысль, что насъ соединять съ другими и 'что мы не
будемъ больше подъ начальствомъ чпновник';зъ горнаго
вѣдомства. Мы уже укладывались, когда Вурнашевъ
велѣлъ о себѣ доложить; онъ вошелъ со своей свитой,
все время стоявшей на ногахъ, и спросилъ меня, на-
чала ли я готовиться къ отъѣзду. Я ему отвѣчала съ
довольнымъ видомъ, что мы уже собрались. „Ну, такъ
не спѣшите, вы еще не такъ скоро уѣдете, дороги не-
надежны; каторжники, шедшіе изъ Россіи, взбунтова-
лись и занялись грабежомъ". Дѣло было отчасти спра-
ведливо: бунтъ произошелъ вслѣдствіе того, что эти
бѣдные люди были лишены всего необходимаго. Вурнашевъ
боялся вовсе не за насъ, а за самого себя, вообразивъ,
что наши могутъ присоединиться къ этимъ преступни-
ками Наконецъ, черезъ двѣ недѣли, мы получили
разрѣшеніе ѣх^ать.

Мы купили двѣ телѣги, одну для себя, другую подъ
вещи, и поѣхали. Я съ удовольствіемъ возвращалась
по этой дорогѣ, окаймленной теперь красивымъ лѣсомъ
и чудными цвѣтами. Я опять остановилась у того бо-

— 51 —

гатаго купца, который такъ хорошо меня принялъ.
Наконецъ, мы пріѣхали въ Читу уставшія, разбитый
и остановились у Александрины Муравьевой. Нарыш-
кина и Ентальцева недавно прибыли изъ Россіи. Мнѣ
сейчасъ же показали тюрьму или острогъ, уже напол-
ненныя заключенными: тюрьмъ было три, въ родѣ ка-
зармъ, окруженныхъ частоколами, высокими, какъ мачты.
Одна тюрьма была довольно большая, другія- — очень
маленькія. Александрина жила противъ одной изъ по-
слѣднихъ, въ домѣ казака, который устроилъ большое
окно изъ находившагося на чердакѣ слухового отверстія.
Александрина повела меня туда и показывала заклю-
ченныхъ, называла ихъ мнѣ по именамъ по мѣрѣ того,
какъ они выходили въ свой огородъ. Они ходили, кто
съ трубкой, кто съ заступомъ, кто съ книгой. Я никого
изъ нихъ не знала; они казались спокойными, даже
веселыми ѵ были очень опрятно одѣты. Въ числѣ ихъ
были совет мъ молодые люди, выглядѣвшіе 18 — 19-лѣт-
ними, какъ, напримѣръ, Фроловъ и братья Бѣляевы.

Наши ходили на работу, но такъ какъ въ окрестно-
стяхъ не было никакихъ рудниковъ, — такъ правитель-
ство плохо знало топографію государства, предполагая,
что они есть во всей Сибири, — то коменданта приду -
малъ для нихъ другія работы: онъ заставлялъ ихъ
чистить казенные . хлѣвы и конюшни, давно заброшен-
ные, какъ конюшни Авгіевы миѳологическихъ временъ.
Такъ было еще зимой, задолго до нашего пріѣзда, а
когда настало лѣто, они должны были мести улицы.
Мой мужъ пріѣхалъ двумя днями позже насъ со сво-
ими товарищами и съ неизбѣжными ихъ спутниками.
Когда улицы были приведены въ порядокъ, комендантъ
придумалъ для работа ручныя мельницы; заключенные
должны были смолоть опредѣленное количество муки
въ день; эта работа, налагаемая, какъ наказаніе^ въ мо-
настыряхъ, вполнѣ отвѣчала монастырскому образу ихъ
жизни. Такъ провела большая часть ихъ 15 лѣтъ своей

4*

— 52 —

юности въ заточеніи, тогда какъ приговоръ устаиовлялъ
ссылку ы каторжный работы, а никакъ не тюремное
заточеніе.

Мнѣ нужно было искать себѣ помѣщеніе. Нарышкина
уже жила съ Александрии ою. Я пригласила къ себѣ
Ентальцеву и, втроемъ съ Каташею, мы заняли одну
комнату въ домѣ дьякона; она была раздѣлена перего-
родкой, и Ентальцева взяла меньшую половину для
себя одной. $ Этой прекрасной женщинѣ минуло уже
44 года; она была умна, прочла все, что было напи-
сано на русскомъ языкѣ, и ея разговоръ былъ пріятенъ.
Она была предана душой и сердцемъ своему угрюмому
мужу, бывшему полковнику артиллеріи. Каташа была
нетребовательна и всѣмъ довольствовалась, хотя выросла
въ Петербургѣ, въ великолѣпномъ домѣ Лаваля, гдѣ
ходила по мраморнымъ плитамъ, принадле5ісавшимъ Не-
рону и пріобрѣтеннымъ ея матерью въ Римѣ, — но она
любила свѣтскіе разговоры, была тонкаго и остраго ума,
имѣла характеръ мягкій и пріятиый.

Заговоривъ о своихъ подругахъ, я должна вамъ ска-
зать, что къ Александринѣ Муравьевой я была привязана
больше всѣхъ; у нея было горячее сердце, благород-
ство проявлялось въ каждомъ ея поступкѣ; восторгаясь
мужемъ, она его боготворила н хотѣла, чтобы и мы
къ нему относились также. Никита Муравьевъ былъ
человѣкъ холодный, серіозный — человѣкъ кабинетный
и никакъ не живого дѣла; вполнѣ уважая его, мы,
однакоже, не раздѣляли ея восторженности. Нарышкина,
маленькая, очень полная, нѣсколько аффектированная,
но, въ сущности вполнѣ достойная женщина; надо было
привыкнуть къ ея гордому виду, и тогда нельзя было
ее не полюбить? Фонвизина пріѣхала вскорѣ послѣ того,
какъ мы устроились; у нея было совершенно русское
лицо, бѣлое, свѣліее, съ выпуклыми голубыми глазами;
она была маленькая, полненькая, при отомъ — очень
болѣзненная; ея безеонницы сопровождались видѣніями;

— 53 -

она кричала но иочамъ такъ, что слышно было на
улицѣ. Все это у нея прошло, когда она переѣхала на
поселеніе, но у нея осталась манія, уставивъ на васъ
глаза, предсказывать вамъ вашу будущность, однако, и
эта странность у нея потомъ прошла. По возвращеніи
въ Россію, она лишалась мужа и 53 лѣтъ отъ роду
вышла вторично замужъ за Пущина, крестнаго отца
моего сына. 5 Анненкова пріѣхала къ намъ, нося еще имя
М-11е Поль (Гебль). Это была молодая француженка, кра-
сивая, лѣтъ 30; она кипѣла жизнью и веселіемъ и
умѣла удивительно выискивать смѣшныя стороны въ дру-
гихъ. По ея пріѣздѣ комендантъ тотчасъ объявилъ ей,
что уже получилъ повелѣніе Его Величества относи-
тельно ея свадьбы. Съ Анненкова, какъ того требуетъ
законъ, сняли кандалы, когда повели въ церковь и, по
возвращеніи, ихъ опять на него надѣли. Дамы проводили
М-11е Поль въ церковь; она не понимала по-русски
и все время пересмѣивалась съ шаферами — Свистуно-
вымъ и Александромъ Муравьевымъ. Подъ этой кая«у-
щейся безпечностью скрывалось глубокое чувство любви
къ Анненкову, заставившее ее отказаться отъ своей
родины и отъ независимой жизни. йКогда она подавала
просьбу Его Величеству о разрѣшеніи ей ѣхать въ Си-
бирь, онъ былъ на крыльцѣ; садясь въ коляску, онъ
спросилъ ее: „Вы замужемъ"? — „Нѣтъ, Государь, но
я хочу раздѣлить участь сосланнаго". Она осталась
преданной женой и нѣжной матерью; она работала
съ утра до вечера, сохраняя при этомъ изящество въ
одеждѣ и свой обычный говоръ.*На слѣдующій годъ
къ намъ пріѣхала Давыдова. Она привезла мою дѣ-
вушку Машу, которая умоляла моихъ родителей поз-
волить ей ѣхать ко мнѣ. Позже прибыли къ намъ еще
три дамы*(всего десять).

Письма изъ Россіи приходили къ намъ болѣе акку-
ратно, а ровно и посылки? Я получила „обозъ" съ про-
визіей: сахаръ, випо, прованское масло, рисъ и даже

— 54 —

портеръ ; это единственный разъ, что я имѣла это удо-
вольствіе позлее я узнала причину невниманія этого
рода: мои родные уѣхали за границу. Между тѣмъ,
Александрина, Каташа и Нарышкина получали ежегодно
все необходимое, такт» что всегда имѣлись вино и крупа
для больныхъ. Скоро намъ разрѣшили свиданіе на дому,
и какъ разъ въ это время я получила свою провизію;
все было распределено между товарищами. Затрудненіе
состояло въ иередачѣ вина, строго запрещавшагося
въ тюрьмѣ. Во время свиданія Сергѣй клалъ по двѣ
бутылки въ карманы и уносилъ съ собою; такъ какъ
у меня ихъ было всего пятьдесятъ, то перенесены онѣ
были скоро.

Въ Читѣ наша жизнь стала сноснѣе; дамы видѣлись
между собою во время прогулокъ въ окрестностяхъ
деревни; мужчины вновь сошлись со своими старыми
друзьями. Въ тюрьмѣ все было общее — вещи, книги;
но было очень тѣсно: между постелями было не болѣе
аршина разстоянія; звонъ цѣпей, шумъ разговоровъ и
пѣсенъ были нестерпимы для тѣхъ, у которыхъ здо-
ровье начинало слабѣть. Тюрьма была темная, съ окнами
подъ потолкомъ, какъ въ конюшнѣ. Лѣтомъ заключен-
ные проводили время на воздухѣ; каждый изъ нихъ
имѣлъ на большомъ дворѣ клочокъ земли, который и
обрабатывал^ но зимою было невыносимо. Въ Читѣ
ихъ было 73 человѣка.

Такъ какъ свиданія допускались лишь два раза въ
недѣлю, то мы ходили къ тюремной оградѣ — высокому
частоколу изъ толстыхъ, плохо соединенныхъ бревенъ;
такимъ способомъ мы видались и разговаривали другъ
съ другомъ. Первое время это дѣлалось подъ страхомъ
быть застигнутыми старымъ комендантомъ или его не-
сносными адъютантами, бродившими кругомъ; мы давали
на чай часовому, и онъ насъ предупреждалъ о ихъ
ириблшвеніи. Однажды одинъ изъ солдатъ горнаго вѣ-
домства счелъ своимъ долгомъ раскричаться на насъ

;к>

и, не довольствуясь этимъ, ударплъ Каташу кулакомъ.
Видя это, я побѣжала къ господину Смольянинову,
начальнику на деревнѣ, который пригрозилъ солдату
наказаиіемъ, и тотчасъ же написала очень сильное
нисьмо коменданту; онъ обидѣлся и надулся на меня,
но съ тѣхъ поръ мы могли, сколько хотѣли, оставаться
у ограды. Каташа, тамъ устраивала пріемъ, приносила
отъ себя складной стулъ, такъ какъ была очень полна,
и садилась; внутри тюремнаго двора собирался кружокъ,
и каждый ясдалъ своей очереди для бесѣды. Наше
спокойствіе было нарушено появленіемъ фельдъегеря,
который пріѣхалъ, чтобы увезти одного изъ арестантовч.
въ Петербургъ для новаго допроса. Намъ необходимо
было узнать, кого именно это касалось: калсдая изъ насъ
боялась за своего мужа. Я пошла гулять по направле-
нію къ комендантскому дому и встрѣтила фельдъегеря,
который узналъ меня, — онъ меня видѣлъ у князя Петра
Волконскаго, — поклонился мнѣ и сказалъ, проходя мимо,
что долженъ увезти одного изъ заключенныхъ, но имени
его не знаетъ. Тогда я его попросила притти на дру-
гой день, въ воскресенье, въ церковь и сказать мнѣ.
Я встала рано утромъ, пошла въ церковь и отъ всего
сердца молила милосерднаго Господа, чтобы не увозили
моего мужа. Слышу шпоры фельдъегеря: онъ стано-
вится за мной и, кладя земной поклонъ говоритъ мнѣ:
„Это Корниловичъ". Я благодарила Бога и осталась
до конца обѣдни, несмотря на нетерпѣніе пойти успо-
коить мужа, но адъютанты и доносчики коменданта были
тутъ и не спускали съ насъ глазъ. Какъ только я отъ
нихъ освободилась, я пустилась бѣжать, чтобы повѣ-
стить объ этомъ въ трехъ тюрьмахъ и нашихъ дамъ.
Это происходило среди зимы, было 40° мороза. Что
за ужасный холодт», и сколько онъ унесъ у меня здо-
ровья !

Все же мы не вполнѣ вѣрили словомъ фельдъегеря,
который мнѣ также сказалъ, что уѣзжаетъ въ ту же

— 50 —

ночь. Мы рѣшилл по ложиться и распредѣлили между
собой для наблюденія всѣ улицы деревни; я выбрала
улицу коменданта, такъ какъ острогъ, въ которомъ на-
ходился мужъ, былъ недалеко отъ его дома. Холодъ
стоялъ жестокій; отъ времени до времени я заходила
къ Александринѣ, чтобы проглотить чашку чая; она
была въ центрѣ нашихъ дѣйствій и противъ тюрьмы
своего мужа; у нея все время кипѣлъ самоваръ, чтобы
мы могли согрѣваться. Полночь, часъ ночи, два часа —
ничего новаго. Наконецъ, Каташа является и говорить
намъ, что на почтовой станціи движеніе, и выводятъ
лошадей изъ конюшни. Я бѣгу къ тюрьмѣ мужа, въ ко-
торой сидѣлъ и Корниловичъ, и вижу какъ прибли-
жаются офицеры и казаки, которые даютъ ему прика-
заніе укладываться для отправленія въ Петербургъ.
Я возвращаюсь къ Александринѣ, и мы всѣ становимся
за,^заборомъ. Была чудная лунная ночь; мы стоимъ молча,
въ ожиданіи событія. Наконецъ, мы видимъ приблиясаю-
щугося шагомъ кибитку; подвязанные колокольчики не
звенятъ; офицеры штаба коменданта идутъ за кибиткой;
какъ только они съ нами поровнялись, мы разомъ вышли
впередъ и закричали: „ Счастливаго пути, Корниловичъ, да
сохранить васъ Богъ " ! Это было театральной неожи-
данностью; конвоировавшіе высылаема™ не могли притти
въ себя отъ удивленія, не понимая, какъ мы могли
узнать г объ ятомъ отъѣздѣ, который ими держался въ
величайшей тайнѣ. Старикъ комендантъ долго надъ
отимъ раздумывалъ.

Корниловичъ не вернулся. Пройдя черезъ ненужный
допросъ, онъ былъ заключенъ въ одну изъ крѣпостей
Финляндіи, гдѣ и умеръ нѣсколько лѣтъ спустя. Это
былъ человѣкъ твердаго характера, и уже, конечно, не
путемъ всевозможныхъ уииженій и нравственныхъ стра-
даній^можно было надѣяться получить отъ него точныя
свѣдѣнія"о дѣлѣ, приводившемъ въ ужасъ императора
Николая до конца его дней.

Одішъ за другимъ пріѣзжали и остальные изгнанники
и размѣіцались по тюрьмамъ. Привезли и двухъ поля-
ковъ, изъ которыхъ одинъ, Рукевичъ, насъ забавлялт.
своими сарматскими выходками. Едва онъ успѣлъ войти
въ острой,, противъ дома Александрины, какъ сталъ у
ограды и съ сентиментальнымъ видомъ и съ сильным*!,
польскимъ акцентомъ запѣлъ старый французскій романсъ:
51 Бъ стѣнахъ мрачной башни младой король тоскуете".
Онъ не былъ пи молодъ, ни красивъ, ни привлекате-
ленъ; эта претензія на французскій романсъ, при не-
знаніи языка, насъ очень забавила. Нѣкоторые изъ за-
ключенныхъ, которымъ пришелъ срокъ, были отправлены
на поселеніе, то-есть освобождены отъ работъ и раз-
селены по всей Сибири: Лихаревъ, графъ Чернышевъ
(братъ Александрины), Лисовскій, Кривцовъ и другіе.
Я должна была разстаться съ бѣдной Ентальцевой, ко-
торая уѣхала въ Березовъ, маленькій и самый сѣверный
городъ Тобольской губерніи. Прощаніе Александрины
съ братомъ было раздирающее; они больше не свидѣ-
лись. Годъ пли два спустя, Чернышевъ былъ переве-
денъ солдатомъ на Кавказъ. Мы занимались одеждою
уѣзжающихъ; безъ насъ некому было снабдить ихъ
бѣльемъ и платьемъ. Комендантъ далъ имъ разрѣшеніе
проститься съ дамами.

$1 августа 1829 г. пришла великая новость: фельдъ-
егерь привезъ повелѣніе снять съ заключенныхъ кан-
далы. Мы такъ привыкли къ звуку цѣпей, что я даже
съ нѣкоторымъ удовольствіемъ прислушивалась къ нему:
онъ меня увѣдомлялъ о приближеніи Сергѣя при на-
шихъ встрѣчахъ.

Первое время нашего изгнанія я думала, что оно,
навѣрное, кончится чрезъ пять лѣтъ, затѣмъ я себѣ
говорила, что это будетъ чрезъ 10, потомъ чрезъ 15 лѣтъ,
но послѣ 25 лѣтъ я перестала ждать. Я просила у Бога
только одного: чтобъ онъ вывелъ изъ Сибири моихъ
дѣтей.

— 5.3 —

Въ Чптѣ я получила извѣстіе о смерти моего бѣднаго
Николая, моего первенца, оставленная мною въ Пе-
тербург. Пушкинъ прислалъ мнѣ эпитафію на него.

Чрезъ годъ я узнала о смерти моего отца. Я такъ мало
этого ожидала, потрясеніе было до того сильно, что мнѣ
показалось, что небо на меня обрушилось; я заболѣла;
комендантъ разрѣшилъ Вольфу, доктору и товарищу моего
мужа, навѣщать меня подъ конвоемъ солдата и офицера.

Въ это время прошелъ слухъ, что комендантъ строить
въ 600 верстахъ отъ насъ громадную тюрьму съ отдѣ-
леніями безъ оконъ; это насъ очень огорчило. Я забыла
сказать вамъ, что насъ встревожило еще болѣе; за годъ
передъ тѣмъ черезъ Читу прошли каторжники; съ ними
было трое нашихъ ссыльныхъ: Сухининъ. баронъ Со-
ловьевъ и Мозгалевскій. Всѣ трое принадлежали къ Чер-
ниговскому полку и были товарищами покойнаго Сергѣя
Муравьева; они прошли пѣшкомъ весь путь до Сибири
вмѣстѣ съ обыкновенными преступниками. Они насъ
извѣстили о своемъ прибытіи; мужъ велѣлъ мнѣ къ нимъ
пойти, оказать имъ помощь, постараться успокоить Сухи-
нина, который былъ очень возбужденъ, и внушить ему
терпѣніе.

Острогъ, гдѣ останавливались каторжные, находился
за деревней, въ трехъ верстахъ отъ моего поыѣщенія.
Я разбудила Каташу и Ентальцеву на зарѣ, и мы от-
правились, конечно, пѣшкомъ, въ страшный холодъ; сдѣ-
лавъ большой крюкъ, чтобы избѣжать часовыхъ, мы
дошли до острога. Когда мы приблизились къ оградѣ,
эти господа уже стояли тамъ и насъ ожидали; было до-
вольно темно. Сухининъ былъ въ такомъ возбужденном^
состояніи, что и слушать насъ не хотѣлъ; онъ говорилъ
только о томъ, что надо поднять каторжныхъ въ Нер-
чинскѣ, вернуться въ Читу и освободить государствен-
ныхъ преступниковъ. Соловьевъ, очень спокойнаго ха-
рактера, очень тернѣливый, сказалъ мнѣ, что это лишь
временное возбужденіе, что онъ успокоится. Паконецъ,

— 59 —

я ушла, грустная и встревоженная. Къ несчастно, мои
опасенія сбылись. Сухининъ, какъ только прибылъ въ
Нерчинскій заводъ, сталъ остерегаться своихъ товарищей,
отстранился отъ нихъ и отдался въ руки мѣстныхъ ка-
торжниковъ; они вооружились чѣмъ попало и, въ числѣ
200 человѣкъ, отступили къ китайской границѣ: и тутъ
плохой расчетъ, такъ какъ китайцы всегда выдаютъ рус-
скому правительству бѣглецовъ, которые имъ себя ввѣ-
ряютъ; но наши несчастные безумцы не подверглись и
этому: они всѣ были перехвачены казаками, охраняю-
щими границу, и заперты. Отправленъ былъ курьеръ къ
Его Величеству, привезшій повелѣніе судить ихъ въ
24 часа и разстрѣлять наиболѣе виновныхъ. Нашъ ко-
мендантъ отправился въ рудники и исполнилъ въ точ-
ности, что ему было повелѣно. Сухининъ узналъ о при-
говорѣ надъ нимъ наканунѣ дня, назначеннаго для его
казни, и когда вошли въ его тюрьму, то нашли его
мертвымъ: онъ повѣсился на балкѣ, подпиравшей пото-
локъ, и ремень, которымъ поддерживались его кандалы,
послужилъ ему веревкою. Всѣ остальные, приговоренные,
были выведены за деревню и, въ числѣ 20 человѣкъ
преданы смерти, но какимъ образомъ! Солдатамъ ско-
мандовали стрѣлять, но ихъ ружья были стары и за-
ржавлены, а сами они, не умѣя цѣлиться, давали про-
махи или попадали то въ руку, то въ ногу; словомъ —
это было настоящее истязаніе. На другой день комен-
дантъ велѣлъ похоронить умершихъ, и, когда всѣ удали-
лись, онъ преклонился передъ каждой могилой, прося
ирощенія. Мы узнали всѣ эти подробности отъ Соловьева
и Мозгалевскаго, которыхъ къ намъ перевели. Это на-
вело на насъ глубокую тоску; комендантъ вернулся
мрачный и безпокойный: онъ видѣлъ передъ собой только
побѣги да пожары и спѣшилъ окончаніемъ постройки
Петровской тюрьмы.

Александрина, получавшая тайкомъ много денегъ отъ
своей свекрови, то черезъ посылаемаго къ ней слугу,

— со-
то другимъ какимъ-либо путемъ, выстроила себѣ домъ
вблизи этой тюрьмы; постройка эта, при помощи бога-
таго подарка, была произведена тѣмъ же инженеромъ,
который строилъ и самую тюрьму. Такъ какъ намъ съ
Каташей едва хватало средствъ на жизнь, то мы и но
помышляли о домѣ; въ такомъ же полозкеніи находи-
лись и другія дамы.

Петровская тюрьма была устроена: комендантъ ири-
казалъ заключеннымъ готовиться къ отъѣзду. Это пере-
мѣщеніе совершилось пѣшкомъ въ августѣ мѣсяцѣ;
дѣлали по 30 верстъ въ день и на другой день отды-
хали то въ деревнѣ, то у бурятъ, въ гортахъ. Ллександ-
рина и двѣ другія дамы уѣхали впередъ. Нарышкина,
Фонвизина и я ѣхали слѣдомъ въ нѣсколькихъ часахъ
разстоянія. Въ 6 верстахъ отъ города Верхнеудииска
сдѣлали привалъ. Вблизи этого города, баронесса Ро-
зенъ встрѣтила своего мужа. Это была отличная жен-
щина, нѣсколько методичная. Она осталась съ нами в г ь
Петровскѣ всего годъ и уѣхала съ мужемъ на поселеніе
въ Тобольскую губернію. Въ это же время прибыла и
ІОшневская. Уже пожилая, она ѣхала отъ Москвы цѣ-
лыхъ шесть мѣсяцевъ, повсюду останавливаясь, находя
знакомыхъ въ каждомъ городѣ; въ ея честь давались
вечера, устраивались катанья на лодкахъ; наконецъ, по-
веселившись въ дорогѣ и узнавъ, что баронесса Розенъ
уже въ Верхнеудинскѣ, она наняла почтовую телѣгу,
какъ молнія, пролетѣла вдоль нашего каравана и оста-
новилась у крестьянской избы, въ которой ждалъ ее
мужъ.^Ей было 44 года; совсѣмъ сѣдая, она сохранила
веселость своей первой молодости.

Мы вновь пустились въ дорогу. На послѣдней станціи,
не доѣзжая Петровска, мы застали коменданта; онъ пе-
редалъ намъ письма изъ Россіи и газеты. Здѣсь мы
узнали объ польской революціи. Всю ночь то и дѣло
раздавались среди нашихъ пѣсни и крики ура; часовые
были въ недоумѣніи — какъ могли они забавляться

— 01 —

нѣніемъ, приближаясь къ каземату. Дѣло въ томъ, что
' 5доіі люди ничего не понимали въ политикѣ.
К Нодъѣзжая къ Петровску, я увидѣла громадную тюрьму,
\въ формѣ подковы, подъ красною крышею. Она каза-
лась мрачною: ни одного окна не выходило наружу;
насъ значитъ не обманули, сказавъ, что тюрьма была
^безъ оконъ.Ш забыла вамъ передать, что изъ Читы
■/в*дѣ дамы писали Бенкендорфу (шефу жандармовъ), прося
разрѣшенія жить въ тюрьмѣ; намъ это было дозволено.
Такъ какъ домъ Александрины былъ готовъ, то она
поселилась въ немъ внѣ каземата, но всѣ остальныя
дамы провели нѣсколько дней въ номерахъ своихъ
мужей. Я купила крестьянскую избушку для моей дѣвушки
и для человѣка; я ходила туда переодѣваться и брать
ванну, и доставляла себѣ удоволъствіе проводить ночь
за тюремными затворами. Увѣряю васъ, что слышать
шумъ замковъ было очень страшно.* Только годъ спустя,
семейнымъ сосланнымъ было разрѣшено жить внѣ
тюрьмы. Самое нетерпимое въ казематѣ было отсутствіе
оконъ. У насъ весь день горѣлъ огонь, что утомляло
зрѣніе. Каждая изъ насъ устроила свою тщѣму, не-
возможности, лучше;$въ нашемъ номерѣ я обтянула
стѣны шелковой матеріей (мои бывшія занавѣски, при-
сланный изъ Петербурга). У меня было піанино, шкапъ
съ книгами, два диванчика, словомъ было почти что
нарядно. Мы всѣ написали графу Бенкендорфу, прося
его разрѣшенія сдѣлать въ казематѣ окна; разрѣшеніе
было дано, но нашъ старый комендантъ, болѣе трусли-
вый, чѣмъ когда-либо, придумалъ пробить ихъ высоко,
подъ самымъ потолкомъ. Мы жили уже въ своихъ домахъ,
когда получилось это разрѣшеніе. Наши заключенные
устроили подмостки къ окнамъ, чтобы имѣть возмож-
ность читать.

Нашъ дамскій кружокъ увеличился съ пріѣздомъ
Камиллы Ледантю, помолвленной за Ивашева;^она была
дочь гувернантки, жившей въ ихъ домѣ; женихъ зналъ

— 62 —

ее еще въ отроческомъ возрастѣ.* Это было прелестное
созданіе во всѣхъ отношеніяхъ, и жениться на ней было
болыпимъ счастіемъ для Ивашева. Свадьба состоялась
при менѣе мрачныхъ обстоятельствахъ, чѣмъ свадьба
Анненкова: не было больше кандаловъ на ногахъ, женихъ
вошелъ торжественно со своими шаферами (хотя и въ
сопровожденіи солдатъ безъ оружія). Я была посаженой
матерью молодой четы; всѣ наши дамы проводили ихъ
въ церковь. Мы пили чай у молодыхъ и на другой
день у нихъ обѣдали. Словомъ, мы начали мало-по-малу
возвращаться къ обычному порядку жизни; на кухнѣ
мы больше не работали, имѣя для этого наемныхъ людей,
но солдатъ всегда былъ налицо и сопровождалъ пов-
сюду заключеннаго, дабы тотъ не забывалъ своего поло-
женія. Тоже было и со всѣми женатыми.

Въ этомъ 1832 году явился на свѣтъ мой обожаемый
Миша, на радость и счастье родителей. Я была корми-
лицей, нянькой и частью, учительницей, и, когда нѣ-
сколько лѣтъ спустя, Богъ даровалъ мнѣ Нелли, мое
счастье было полное. Я жила только для нихъ, я почти
не ходила къ своимъ подругамъ. Моя любовь къ нимъ
обоимъ была безумная и ежеминутная.

Шесть мѣсяцевъ послѣ рожденія Миши заболѣла
Александрина Муравьева. Вольфъ не выходилъ изъ ея
комнаты; онъ сдѣлалъ все, чтобы спасти ее, но Господь
судилъ иначе. Ея послѣднія минуты были величественны:
она продиктовала прощальный письма къ роднымъ и,
не желая будить свою четырехлѣтнюю дочь „Нонушку",
спросила ее куклу, которую и поцѣловала вмѣсто нея.
Исполнивъ свой христіанскій долгъ, какъ святая, она
занялась исключительно своимъ мужемъ, утѣшая и обод-
ряя его. Она умерла на своемъ посту, и эта смерть
.повергла насъ въ глубокое уныніе и горе. Каждая себя
упрашивала: „Что станется съ моими дѣтьми послѣ меня?"

Такъ йачался въ Петровскѣ длинный рядъ годовъ
^езъ всякой Я еремѣны въ нашей участи. Тѣ изъ заклю-

— 63 —

ченныхъ, которымъ срокъ кончался, уѣзжали, унося съ
собой сожалѣніе тѣхъ, которые оставались. Неко-
торый изъ дамъ также уѣхали — Фонвизина, Розенъ,
Нарышкина и Ивашева. Послѣдняя- тоже скончалась на
поселеніи и еще очень молодая; мужъ скоро послѣ-
довалъ за нею, и ея мать, пріѣзжавшая къ нимъ для
свиданія, увезла ихъ сиротъ въ Россію.

Заключенные, виѣ часовъ, назначенныхъ для казен-
ныхъ работъ, проводили время въ научныхъ занятіяхъ,
чтеніи, рисованіи. Н. Бестужевъ составилъ собраніс
иортретовъ своихъ товарищей; онъ занимался механикой,
дѣлалъ часы и кольца; скоро каждая изъ насъ носила
кольцо изъ желѣза мужниныхъ кандаловъ. Торсонъ
дѣлалъ модели мельницъ и молотилокъ; другіе занима-
лись столярнымъ мастерствомъ, посылали намъ рабочіс
столики и чайные ящики. Князь Одоевскій занимался
ноэзіей; онъ писалъ прелестные стихи и, между про-
чимъ, написалъ и слѣдующіе въ воспоминаніо того,
какъ мы приходили къ огради,, принося заключеннымъ
письма и извѣстія:

Былъ край, слезамъ и скорби посвященный, —

Восточный край, гдѣ розовыхъ зарей

Лучъ радостный, на небѣ тамъ рожденный,

Не услаждалъ страдальческихъ очей,

Гдѣ душенъ былъ и воздухъ, вѣчно ясный,

И узникамъ кровъ свѣтлый докучалъ,

И весь обзоръ обширный и прекрасный

Мучительно на волю вызывалъ.

Вдругъ ангелы съ лазури низлетѣлн

Съ отрадою къ страдальцамъ той страны,

Но прежде свой небесный духъ одѣли

Въ прозрачныя земныя пелены,

II вѣстники благіе Провидѣнья

Явилися, какъ дочери земли,

И узникамъ съ улыбкой утѣшенья

Любовь и миръ душевный принесли.

И каждый день садились у ограды,

И сквозь нея небесныя уста

По каплѣ имъ точили медъ отрады.

— 04 —

Съ тѣхч. поръ лились въ темннцѣ дни, .лѣта,
Въ затворникахъ печали всѣ уснули,
И лишь они страшились одного, —
Чтобъ ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили бь покрова своего

Бѣдный Одоевскій, по окончаніи срока каторжныхъ
работъ, уѣхалъ на носеленіе близъ гор. Иркутска; затѣмъ
его отецъ выхлопоталъ, въ виду милости, переводъ его
солдатомъ на Кавказъ, гдѣ онъ вскорѣ и умеръ въ
окспедиціи противъ черкесовъ.

Казематъ понемногу пустѣлъ; заключенныхъ увозили
по наступленіи срока каждаго, и разселяли по обширной
Сибири. Эта жизнь безъ семьи, безъ друзей, безъ вся-
каго общества была тяжелѣе ихъ первоначальнаго заклю-
ченія.

Наконецъ, настала и наша очередь. Вольфъ, Никита
и Александръ Муравьевы и мы выѣхали одни за дру-
гими, чтобы не оставаться безъ лошадей на станціяхъ,
Мужъ заранѣе просилъ, чтобъ его поселили вмѣстѣ съ
Вольфомъ, докторомъ и старымъ его товарищемъ по
службѣ; я этимъ очень дорожила, желая воспользоваться
совѣтами этого прекраснаго врача для своихъ дѣтей;
о мѣстѣ же, куда насъ забросила судьба, мы нисколько
не безпокоились. Господь былъ милостивъ къ памъ и
дозволилъ, чтобы насъ поселили въ окрестностяхъ
Иркутска, столицы Восточной Сибири, въ Урикѣ, селѣ
довольно уныломъ, но со сноснымъ климатомъ: мнѣ же
все казалось хорошо, лишь бы имѣть для моихъ дѣтей
медицинскую помощь на случай надобности.

II зъ „Зстисогсг" княгини Волконской.

Екатерина Ивановна Трубецкая, уро-
жденная графиня Лавапь.

Піонеркой безпримѣрнаго въ лѣтопнсяхъ исторіи под-
вига — добровольного слѣдованія за своими мужьями
на каторгу, въ рудники — была княгиня Екатерина
Ивановна Трубецкая, урожденная графиня Лаваль. Она,
безповоротно рѣшивъ, въ лучшіе годы своей жизни,
заживо похоронить себя въ пустынной и мрачной Си-
бири, перенести всѣ ужасы пожизненной ссылки — пер-
вая пролоясила дорогу, дорогу дальнюю, невѣдомую, по
которой, съ большей вѣрою въ себя и съ меньшею
боязнію, слѣдомъ за ней шли другія. Этотъ самоотвер-
женный, полный обаянія подвигъ, служилъ безусловно
ободряющимъ примѣромъ для другихъ женъ, не отли-
чавшихся такимь избыткомъ силъ.

Обстановка, среди которой росла Трубецкая, и среда,
въ которой она вращалась на родинѣ и за границей,
много способствовали ея развитію, расширенію ея круго-
зора и. выработкѣ опредѣленнаго міровоззрѣнія. Онѣ
помогли ей, п отъ природы богато одаренной, стать
просвѣщенной и образованной женщиной. Этому раз-
витію интеЛлектуальныхъ способностей гармонировало
развитіе сердца, согрѣтаго теплотой, сердечностію п от-
зывчивостію, и твердаго необоримаго характера, всегда
готоваго, во имя возвышенныхъ и благородныхъ идей,
на самопожертвованіе.

*Отецъ ея — эмигрантъ, занимавшій въ царствованіе
Александра видный постъ, сначала какъ членъ главнаго
правленія училпщъ, іютомъ дѣятель въ министерствѣ

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАБРПСТОВЪ. 5

— 66 —

*пностранныхъ дѣлъ и какъ редакторъ „Іоигпаі 8.-Ре-
іегбЪоигд".

Графъ Лаваль жилъ открыто, какъ именитый баринъ
прошлыхъ временъ. Въ роскошномъ своемъ домѣ, на
Англійской набережной, около Сената,іонъ устраивалъ
пышныя торжества для членовъ царской фамиліи; по
средамъ двери его салона были открыты избранной
публикѣ — представителямъ дипломатическаго корпуса
и всему фешенебельному Петербургу. Сюда-то привле-
кало знать не только положеніе графа — вліятельнаго
человѣка, но и личныя его свойства. Въ такой блестящей
обстановкѣ Екатерина Ивановна провела свою молодость.
Здѣсь-то, встрѣтившись съ С. П. Трубецкимъ, полюбила
его всѣми силами своей души и вышла за него замужъ;
но счастіе семейной жизни было {очень кратковремен-
нымъ — не болѣе полугода. 14-го октября разлучили
ихъ: князь былъ арестованъ и носаженъ въ Петропав-
ловскую крѣпость.

Слабый лучъ надежды свидѣться съ своимъ мужемъ под-
держивалъ силы обезумѣвшую отъ горя княгиню: Сначала
она получила отказъ; но полугодичный просьбы, моле-
нія, хлопоты увѣнчались успѣхомъ и дали успокоеніе
истерзанной страданіями женщинѣ. Они свидѣлись.

„Въ понедѣльникъ на Святой недѣлѣ", пишетъ князь
въ „ Запиекахъ " , „я имѣлъ неожиданное счастіе обнять
мою жену. Не легко изобразить чувства наши при этомъ
свиданіи. Казалось, всѣ несчастія были забыты; всѣ
лишенія, всѣ страданія, всѣ безпокойства исчезли. Добрый
вѣрный другъ мой — она ожидала съ твердостію всего
худшаго для меня, но давно уяге рѣшилась, если только
я останусь живъ, раздѣлить участь мою съ ней, и не
показала ни малѣйшей слабости. Опа молилась, чтобы
Богъ сохранилъ мою лшзнь и далъ мнѣ силы пере-
нести съ твердостію теперешнее и будущее положеніе
мое. з Наше свиданіе было подобно свиданію моему съ
сестрой, въ прпсутствіи коменданта, который, какъ будто

Екатерина Ивановна Трубецкая.

— 69 —

для того, чтобы дать намъ болѣе свободы, притворился
спящимъ въ своихъ креслахъ. До сихъ поръ я не
имѣлъ никакой надежды увидать когда-нибудь жену мою;
но это свиданіе заставило меня надѣяться, что мы
опять будемъ когда-нибудь вмѣстѣ; и поэтому, можетъ
быть, часъ разлуки не такъ показался мнѣтягостнымъ, какъ
должно было ожидать. Воспоминаніе о проведенныхъ
вмѣстѣ часахъ сладостно занимало меня многія дни. Я
благодарилъ Бога отъ глубины души за то, что Онъ
милостію Своею такъ поддержалъ ее и въ чувствахъ
внутреннихъ и въ наружномъ видѣ.^Ничего отчаяннаго,
убитаго не было ни на лицѣ ни въ одеждѣ; во всемъ
соблюдено пристойное достопнство. Видъ ея и разговоръ
съ нею укрѣпили во мнѣ упованіе въ Бога и я съ тѣхъ
поръ покорился волѣ Провидѣнія, предавшись всѣми
моими чувствами, съ полною искренностію, всему, что
Ему угодно будетъ мнѣ послать въ будущности".

Какъ идеальная жена, для которой „милъ ея семей-
ный кругъ", Трубецкая считала главнѣйшей задачей
своей жизни заботиться о спокойствіи мужа, поддер-
живать его, ободрять въ трудахъ, на которыхъ лежитъ
печать честности и мудрости, а при несчастіяхъ облег-
чать страданія. Какъ только она узнала, что ему по--
щажена жизнь, то сейчасъ же, презрѣвъ мечты моло-
дости, блестящую карьеру, рѣшплась раздѣлить съ нпмъ
судьбу при всякой обстановкѣ. Поэтому никакая сила
не только не могла удерясать ее отъ немедленнаго
слѣдованія за мужемъ, но даже сколько-нибудь охла-
дить этого благороднаго рѣшенія. Начертанный въ ея
сердцѣ девизъ: „все принести въ жертву мужу" — былъ
непоколебимъ.^Всѣ просьбы, мольбы матери и родныхъ
остались тщетны. Она сама ѣздила къ Государю и вы-
молила себѣ позволеніе. Недолго до отъѣзда она вто-
рично видѣлась съ мужемъ и на другой же день, послѣ
его отправки,? послѣдовала за нимъ въ сопровожденіи
секретаря своего отца.

— 70 —

Объ этомъ второмъ свнданіи князь въ своихъ „За-
пискахъ" (Лейпцигъ, 1879, 78 — 9) пишетъ: „Въ пят-
ницу, 12-го, я видѣлся съ женою у коменданта. Съ
нею > пріѣхала моя теща и оба мои братья. Этого сви-
данія описать нельзя. Жена впилась въ меня, братья
бросились въ ноги и обнимали колѣна, и теперь при
воспоминаніи ихъ любви, слеза навертывается на глаза.
Теща была также очень нѣлша и много плакала. Я
возвратился въ свою тюрьму въ большомъ волненіи;
часть ночи не спалъ, писалъ письмо, которое хотѣлъ отдать
женѣ при первомъ свиданіи, другую часть отъ блохъ".

Любимица своихъ родителей, воспитанная въ роскоши
и нѣгѣ,Трубецкая въ 1 8 2 6 г. оставляетъ свой родной кровъ,
и во время своего далекаго пути испытываетъ мытарства.
Въ Красноярскѣ заболѣваетъ ея провожатый, и она
ѣдетъ одна, недалеко отъ города ломается ея экипажъ,
и она процолжаетъ путь на перекладной почтовой телѣгѣ.
Въ Иркутскѣ, куда она стремительно неслась, новое горе —
мужъ уже въ Нерчинскѣ, въ 700 верстахъ отъ нея. На-
конецъ, она въ Нерчинскѣ, но здѣсъ выпали на долю
Трубецкой самыя тяжкія испытанія :»на ней былъ апро-
бованъ тайный циркуляръ, предписывавпіій всѣми мѣ-
рами преграждать проникновеніе въ Сибирь женамъ
декабристовъ. Губернаторъ Цейдлеръ въ точности испол-
нилъ предписаніе, всячески отклонялъ ее отъ поѣздки —
сначала перспективою фпзическихъ страданій, лишеній,
ужасной жизни среди 5000 каторжниковъ, что ей при-
дется „переносить все, что такое состояніе можетъ
имѣть тягостпаго, когда даже само начальство не въ
состояніи будетъ защищать отъ ежечасныхъ, могущихъ
быть оскорблепій, отъ людей саыаго развратнаго п пре-
зрительнаго класса, которые найдутъ въ томъ какъ
будто нѣкоторое право, несущаго равную съ ними участь,
себѣ подобноюЮскорбленія могутъ быть насильственный :
„закоренѣлымъ злодѣямъ не страшно наказаніе". Кня-
гиня Трубецкая непоколебима?На другой день — Цейдлеръ

— 71 —

грозилъ ей потерею политическихъ и имущественныхъ
правъ. Онъ предлагаетъ ей подписать бумагу объ отре-
ченіи отъ правъ на дворянство, имущество, отъ могу-
щихъ правъ на наслѣдство. Трубецкая съ радостью
нсполняетъ это.зВидя безуспѣшность своихъ убѣжденій,
онъ, подъ предлогомъ болѣзни, не принимаетъ ее нѣ-
сколько дней, въ надеждѣ, что она уразумѣетъ всю
тяжесть своего положеиія. При новой встрѣчѣ тѣ же
просьбы съ ея стороны о немедленномъ отправленіи и
новыя запугиванія со стороны губернатора: -^онъ раз-
рѣшаетъ ей дальнѣйшее путешествіе, но по этапу
вмѣстѣ съ каторжниками, связанной съ ними канатомъ.
Трубецкая соглашается и на это.лВидя, что никакіа
угрозы не возымѣли желаннаго дѣйствія, губернаторъ
прибѣгаетъ къ другой тактикѣ: онъ проситъ, умоляетъ
оставить свое намѣреніе, но безрезультатно.

Пораженный такимъ героизмомъ, Цейдлеръ, не смогши
овладѣть собой, заплакалъ и сказалъ: „вы ѣдете."
Прибывшій въ то время въ Нерчинскъ комендантъ
Лепарскій — подъ вліяніемъ тоже высоты подвига, по-
старался безъ замедленія устроить отъѣздъ для нея и
кн. Волконской, недавно туда пріѣхавшей, безъ дальнѣй-
пхъ затрудненій.

*29 лѣтъ прожила Екатерина Ивановна въ рудникахъ.
Игнорируя лично всѣ лишенія, она истощила всѣ со-
кровища своей души на поддержаніе въ мужѣ бодрости
въ перенесеніи стрясшагося надъ нимъ злосчастія, на
утѣшеніе и облегченіе его положенія.

Все время своего пребыванія она прожила съ кн. Вол-
конской въ дружбѣ и единомысліи и реализаціи ихъ
завѣтной мысли — ослаблять остріе постигшаго ихъ му-
жей удара. {

Въ 1845 г., кн. Трубецкая переѣхала съ своимъ му-
жемъ въ село Оёкъ Иркутской губерніи.^Съ разрѣше-
ніемъ государя дочери Трубецкихъ были помѣщены въ
Иркутскій институтъ.

Но эта великая женщина не дождалась зари освобо-
жденія, и не удалось ей еще разъ передъ смертно взгля-
нуть на дорогую родину, на родныхъ и знакоыыхъ.
Освобожденіе было въ 1856 г., отецъ ея умеръ въ
1846 г., а сама она, измученная и совершенно слом-
ленная долговременнымъ пребывашемъ въ Сибири и затра-
той всѣхъ своихъ силъ и своей нечеловѣческой энергіи,
ц скончалась въ 1853 г. на рукахъ нѣжно любимаго
мужа, всего лишь за три года до того великаго момента,
когда царственное слово величайгааго изъ государей воз-
вратило ея мужу и его товарищамъ полное прощеніе и
совершенное забвеніе прошлаго, возвратило ихъ снова
къ жизни, къ службѣ на пользу и славу для дорогой
ихъ родины, когда ея собственный подвигъ и подвиги
ея товарокъ были всенародно признаны и окружили
этихъ великихъ женщинъ, заслуженнымъ ореоломъ свя-
тыхъ подвижницъ.

Щеглятьевъ.

Камилла Оегровна Овашева, урожденная

Лсаангю.

Въ 20-хъ годахъ текущаго столѣтія$въ Симбирской
губерніи, въ приволжскомъ селеыіи Ундорахъ, жило се-
мейство Ивашевыхъ, богатыхъ помѣщиковъ, цроводив-
шихъ зимній сезонъ въ Петербургѣ или Москвѣ. Се-
мейство это состояло изъ генералаШетра Никифоровича,
бывшаго адъютанта Суворова, его лсены и пятерыхъ
дѣтей. Люди состоятельные и развитые, Ивашевы за-
ботились дать своимъ дѣтямъ основательное образованіе.
Достойныя гувернантки наблюдали за воспитаніемъ до-
черей, а гувернеру т-г Біпосоигі былъ порученъ старшій
сынъ Василій. Въ то время французскіе воспитатели
были въ модѣ; революція 1789 и послѣдующихъ годовъ
наводнила Россію толпою эмигрантовъ, изъ которыхъ
многіе были очень хорошими педагогами. *Къ числу по-
слѣднихъ принадлежали и двѣ француягенки, воспиты-
вавшія дочерей генерала Ивашева, госпожа де-Санси
(8апсу) и Ледантю (Ъеаапіи). Это были женщины по-
жилыя, которыя настолько привязались къ своимъ вос-
пнтанницамъ, что сохранили съ ними дружескія отно-
шенія и послѣ того, какъ разлучились съ ними по
окончаніи ихъ воспитанія? Когда старшая дочь П. Н. Ива-
шева, Елисавета Петровна, вышла замужъ за симбирскаго
помѣщика П. М. Языкова, брата поэта, сдѣлавшагося,
въ свою очередь, извѣстнымъ своими геологическими
работами, то ея бывшая гувернантка, г-жа Ледантю,

продолжала бывать у нея съ своими дочерьми, изъ числа
которыхъ три были еще подростками, а^старшая Сидонія
Петровна, вышла, въ концѣ 20-хъ годовъ, замужъ за
тульскаго помѣщика Григоровича и сдѣлалась матерью
пзвѣстнаго русскаго писателя Дмитрія Васильевича.

Василій Петровичъ Ивашевъ недолго оставался подъ
ферулой французскаго гувернера; 14 лѣтъ отъ роду онъ
былъ отданъ въ пажескій корпусъ, изъ котораго вы-
шелъ офицеромъ въ кавалергардскій полкъ. Его каче-
ства, образованность и способности привлекли къ нему
вниманіе начальства, и? онъ въ началѣ двадцатыхъ го-
довъ былъ назначенъ состоять при графѣ Вптгенштейнѣ
въ качествѣ адъютанта главнокомандующаго 2-й арміей.
Вторая армія была тогда наполнена цвѣтомъ русской
молодежи. Въ ней служили многіе офицеры Семенов-
скаго полка, переведенные изъ гвардіи за исторію
1820 года, какъ, напр., Сергѣй Муравьевъ-Апостолъ,
Михаилъ Бестужевъ-Рюминъ; въ ней находились при
разныхъ штатныхъ должностяхъ многіе гвардейцы, какъ,
напр.. князь Александръ Барятинскій, Николай Василье-
вичъ Басаргинъ, Александръ Крюковъ, А. Корниловичъ,
Ѳедоръ Вадковскій. Наконецъ, въ лицѣ Пестеля и
Свистунова Ивашевъ нашелъ своихъ однокашни-
ковъ по пажескому корпусу. Надъ этими малочинными
людьми начальствовали лица, подобныя Киселеву,
Михаилу Ѳедоровичу Орлову, С. Г. Волконскому. Это все
были люди образованные, дѣятельные, принадлежавшіе
къ высшимъ слоямъ русскаго дворянства. ^Можно безъ
преувеличенія сказать, что 2-я армія, по составу офп-
церскаго корпуса, соперничала съ тогдашней гвардіей.
Ивашевъ былъ скоро оцѣненъ по достоинству своими
новыми товарищами, которые полюбили его за его про-
стой характеръ, благородство и доброту.

уБездѣйствіе мирнаго времени доставляло Ивашеву
частые досуги, которыми онъ пользовался для посѣщенія
своихъ родныхъ, проводившихъ лѣто обыкновенно въ

Камилла Петровна Ивашева, урожденная Дедантю.

своей симбирской деревнѣ. Тамъ же жила и его замужняя
сестра, Языкова. Пріѣзды молодого, веселаго и талант-
ливаго юноши привѣтствовались, какъ радостныя со-
бытія въ его семействѣ, но въ особенности они про-
изводили впечатлѣніе на молодое сердце Камиллы
Петровны, дочери г-жи Ледантю, зжившей у Языковой.
Эта молодая дѣвушка, естественно, способна была испы-
тывать нравственное удовольствіе въ разговорѣ и обще-
ствѣ образованнаго и по -тогдашнему блестящаго офицера.
Но, съ другой стороны, и сама она была хороша собой
и не могла не оказать вліянія на воображеніе Василія
Петровича. Молодые люди подружились, чему не мало
способствовали привычка и знакомство съ дѣтства. Эта
ребяческая дружба обратилась мало-по-малу во взаимное
уваженіе и поддерживала ихъ хорошія отношенія. Ка-
милла находила, что Вазііе, какъ она его привыкла
звать, превосходитъ всѣхъ молодыхъ людей своей лю-
безностью и умомъ, но въ этомъ случаѣ она была только
отголоскомъ общественнаго мнѣнія, составившагося о
немъ. Василію Петровичу, можетъ-быть, тоже нравилась
юная француженка, но онъ былъ совершенно далекъ
отъ намѣренія связать съ ней свою судьбу. ?Въ пхъ
отношеніяхъ не было ни малѣйшей тѣни нѣжностп или
любви. Даже въ томъ случаѣ, если бы молодая дѣвушка
способна была предаться увлеченіямъ своего сердца, ея
малѣйшія попытки къ невинному кокетству останавли-
вались передъ требованіями приличія и собственнаго
достоинства.* Она скрывала отъ другихъ впечатлѣніе,
производимое на нее Базилемъ, изъ страха подверг-
нуться упрекамъ въ погонѣ за богатымъ женихомъ. Но
эта внутренняя борьба, при отсутствіи откровенности
даже съ родною матерью, — борьба, въ которой нельзя
было олсидать никакой чужой, внѣшней помощи, способна
была раздуть полудѣтское увлеченіе до глубокой при-
вязанности, даже до страсти, какъ оно въ дѣйствитель-
ности и случилось. * Камилла Петровна, сама того не

— 78 —

сознавая, полюбила Ивашева, но, не замѣчая никакихъ
особенныхъ признаковъ взаимности съ его стороны, она
отказалась отъ всякой надежды на счастіе. Только пе-
чальное обстоятельство въ жизни Ивашева дало ей случай
открыто заявить о своей страсти къ нему и достигнуть
способа доставить прочное, хотя и недолговременное,
счастіе любимому человѣку.

Товарищи Ивашева по 2-й арміи, о которой мы выше
упомянули, принадлежали къ тайному политическому
союзу, который извѣстенъ подъ именемъ „южнаго об-
щества". Въ то время значительная часть русскаго обра-
зованнаго дворянства принадлежала или къ этому обще-
ству, или къ „сѣверному". Ивашевъ скоро, по пріѣздѣ
въ Тульчинъ, гдѣ находилась главная квартира графа
Витгенштейна, былъ принятъ членомъ въ тайное поли-
тическое общество, къ которому принадлежало большин-
ство его новыхъ товарищей и знакомыхъ. Это было еще
въ 1820 году, а въ февралѣ слѣдующаго года Ивашевъ
уже является въ числѣ бояръ, т. -е. старѣйшихъ и важ-
нѣйшихъ членовъ тайнаго союза. Незадолго передъ тѣмъ
Николай Ивановичъ Тургеневъ, предсѣдатель существо-
вавшаго до тѣхъ поръ „союза благоденствія", собиралъ
въ Москвѣ представителей разныхъ мѣстныхъ отдѣловъ
этого союза и объявилъ имъ о закрытіи его. Но это
была мѣра не дѣйствительная, а фиктивная, принятая
съ цѣлью отвязаться отъ членовъ ненадежныхъ и без-
полезныхъ, въ виду расширенія политической программы.
Депутаты тульчинскаго отдѣла, Бурцевъ и Колошинъ,
привезли во 2-ю армію извѣстіе объ этомъ закрытіи и,
вмѣстѣ съ тѣмъ, сложили съ себя званіе членовъ союза.
Но остальные члены прежняго общества, зо главѣ ко-
торыхъ были П. И. Пестель, командиръ Вятскаго пѣ-
хотнаго полка, и Юшневскій, генералъ-интендантъ
2-й арміи, не покорились рѣшенію депутатовъ и орга-
низовали отдѣльный союзъ подъ именемъ „южнаго об-
щества", въ который затруднили доступъ членамъ

— 79 —

прежняго „союза благоденствія". Новое общество, при
первоначальномъ составѣ, состояло изъ трехъ директо-
ровъ, которыми были избраны оба указанный лица и
Никита Михайловичъ Муравьевъ, капитанъ гвардейскаго
генеральнаго штаба, также бывшій членомъ уничтожен-
наго союза, и 9 бояръ, въ числѣ которыхъ былъ и
Ивашевъ. Первыя засѣданія новаго общества были по-
священы подробностямъ организаціп и ближайшему
опредѣленію цѣлей. Главный директоръ и, вмѣстѣ съ
тѣмъ, главный двигатель всего дѣла, Пестель, между
прочим ъ, предложилъ измѣнить форму существую щаго
правленія и, для достиженія этой цѣли, не останавли-
ваться ни предъ какими мѣрами. Ивашевъ находился
въ числѣ 6 бояръ, вмѣстѣ съ Юшневскимъ, единогласно
принявшихъ эти предложенія. Участіе въ этомъ засѣ-
даніи было впослѣдствіи поставлено въ вину Василію
Петровичу и послужило основаніемъ для обвиненія его
въ государственномъ преступленіи. Дѣятельность его,
какъ заговорщика, ограничилась однимъ этимъ обстоя-
тельствомъ и дальнѣйшихъ слѣдовъ ея незамѣтно ни
по офиціальнымъ ни по другпмъ источникамъ. „Съ по-
ловины 1821 года по самое то время, какъ арестовали
насъ, — говоритъ Басаргинъ въ своихъ Запискахъ, —
я и нѣкоторые изъ моихъ друзей (въ числѣ которыхъ
былъ и Ивашевъ) не принимали уже прежняго участія
въ обществѣ и не были ни на одномъ засѣданіи. Заговоръ
разразился первоначально возмущеніемъ 14 декабря
1825 года на Сенатской площади, въ Петербургѣ. Но
доносы о существованіи „южнаго общества" начались
еще ранѣе, именно съ іюня того же года, и первые
аресты его членовъ совпали съ бунтомъ 14-го декабря.
Въ этотъ самый день былъ арестованъ Пестель, а за
нимъ, въ концѣ 1825 и въ началѣ 1826 гг., одинъ
за другимъ и прочіе его сообщники, изъ которыхъ только
нѣсколько человѣкъ, съ двумя братьями Муравьевыми-
Апостолами во главѣ, оказали правительственной власти

— 80 —

воруженное сопротивленіе, воспользовавшись возмутив-
шеюся частью Черниговскаго полка. Въ январѣ 1826 г.
всѣ попытки возстанія были уже окончательно подавлены,
п большинство заговорщиковъ привлечено къ отвѣт-
ственности. Верховный уголовный судъ присудилъ Ива-
шева, какъ государствениаго преступника второго, т.- е.
одного изъ важнѣйшихъ разрядовъ, къ третьей кате-
горіи казни, \т.- е. къ политической смерти и вѣчной
каторгѣ. Политическая смерть означала, по тогдашнему
уголовному кодексу, лишеніе всѣхъ правъ состоянія и
исполнялась съ нѣкоторою формальностью, состоявшею
въ томъ, \что преступпикъ выслушивалъ рѣшеніе по
своему осужденію съ головою, положенною на плаху,
и съ поднятымъ надъ нею топоромъ палача. Государь,
по представленіп ему окончательнаго приговора надъ
всѣми 120 лицами, замѣшанными въ дѣлѣ заговора,
смягчилъ на нѣсколько степеней опредѣленныя имъ на-
казанія.$На долю Ивашева досталось лишеніе дворян-
ства и чиновъ и 20 лѣтъ каторги, вмѣсто 25, которыя
по закону составляютъ срокъ вѣчпости. Осенью 1826 г.
Ивашевъ изъ петербургской Петропавловской крѣпости,
гдѣ содержался во время слѣдствія, былъ отправленъ
въ Сибирь для заключенія въ острогъ въ городѣ Читѣ.
*Ему было въ это время 28 лѣтъ.

Со времени своего ареста, послѣдовавшаго вскорѣ
за арестомъ Пестеля, Ивашевъ, конечно, уже былъ ли-
шенъ всякой возможности видѣться съ Камиллой Ле-
дантю. Когда его для слѣдствія перевезли въ Петербургъ.
то лишь ближайшіе родственники могли найти средство
получить доступъ для свиданія съ нимъ. Но и это было
очень трудно и разрѣшалось лишь въ очень рѣдкихъ
случаяхъ. При этихъ кратковременньтхъ свиданіяхъ, по
всей вѣроятности, ни отецъ ни мать Ивашева не имѣлп
надобности упоминать ему объ имени Камиллы, да и
самъ онъ думалъ о другомъзп, въ концѣ - концовъ, за-
былъ объ ея существованіи.

— 81 —

Но на молодую француженку судьба Василія Петро-
вича подѣйствовала совершенно иначе. Она была въ
Петербургѣ въ 14-е декабря, слышала разсказы и слухи
о замышлявшемся переворотѣ и предстоя щихъ осужде-
ніяхъ. Отъ самихъ Ивашевыхъ могла она узнать о
томъ, что и Василій ГІетровичъ былъ замѣшанъ въ
число заговорщиковъ, и ужаснулась при мысли о гро-
зившей ему судьбѣ. Но чувство ея не ограничилось
однимъ состраданіемъ и мало - по - малу развилось до
глубокой страсти къ несчастному, къ которому она была
когда-то неравнодушна. $ Мать увезла ее изъ Петербурга,
но жизнь въ Москвѣ и въ деревнѣ, среди любимыхъ
близкнхъ родныхъ, матери и сестеръ, не могла изгла-
дить изъ ея памяти печальныхъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ,
дорогихъ воспоминаній. Горькія мечты о несчастной
участи Василія Петровича неотступно преслѣдовали
бѣдную дѣвушку. Камилла не обладала крѣпкимъ здо-
ровьемъ. Всегда печальная, грустно настроенная, скры-
вающая свое горе и тайну своего сердца даже отъ родной
сестры, принимавшей въ ней участіе, она, наконецъ,
не выдержала $ и занемогла года черезъ два послѣ
осужденія Ивашева. Болѣзнь она приняла, какъ ми-
лость, и увидѣла въ ней надежду на освобожденіе отъ
жизни, которая становилась ей тягостною. Даже нѣж-
ныя отношенія ея къ своей матери и любимымъ сестрамъ
едва могли умѣрять ея желанія скорой смерти. Однако,
въ концѣ - концовъ, молодость превозмогла, и здоровье
Камиллы стало мало - по - малу поправляться. Между
тѣмъ, лица, принимавшія участіе въ ней, заботились
объ устройствѣ ея судьбы, пріискивали ей жениховъ.
Но всѣ ихъ заботы встрѣчали непреодолимое препят-
ствіе въ твердомъ рѣшеніи не выходить замужъ, кото-
рое приняла Камилла, не объявляя никому о причинахъ.
*Она не прельстилась даже и молодымъ помѣщикомъ,
владѣльцемъ 1.000 душъ, котораго г. Шарль Санси
предлагалъ сосватать для нея. Она продолжала не жить,

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕ АБРЦСТОВЪ. 6

— 82 —

а прозябать, отказавшись отъ возможности какого бы
то ни было счастья.? Пріѣздъ въ концѣ 1829 года ста-
риковъ Ивашевыхъ и Языковыхъ въ Москву, гдѣ въ
то время находилась г-жа Ледантю вмѣстѣ съ Камил-
лой, сдѣлалъ большое впечатлѣніе на послѣднюю, воз-
будивъ и ожививъ всѣ ея воспоминанія и душевныя
страданія. Увидѣвъ портретъ Василія Петровича, при-
везенный его родителями, она пришла въ такое воз-
бужденное нервное состояиіе, что потеряла сонъ и ни
о чемъ другомъ не могла думать, какъ о несчастномъ,
занимавшемъ всѣ ея мысли. Даже чтеніе евангелія не
могло ее успокоить. Черты любимаго человѣка неотвяз-
чиво носились передъ ея глазами, а имя его мелькало
между строками священнаго писанія. * Въ то же время
Камилла была подъ впечатлѣніемъ разсказовъ о свадьбѣ
декабриста Анненкова, романтическія подробности ко-
торой сильно занимали тогдашнее общество.^Анненковъ
до своей ссылки въ Сибирь былъ въ короткихъ отно-
гаеніяхъ съ францулгенкою Гебль. Женщина эта питала
къ нему чувство, выходящее изъ границъ обыденныхъ
привязанностей, и, побулсдаемая желаніемъ утѣшить
любимаго человѣка въ его несчастіи, обратилась къ
императору съ прошеніемъ о томъ, чтобы ей позволено
было послѣдовать за Лнненковымъ въ Сибирь. Разрѣ-
шеніе было дано, и т-11е СепЫе вступила въ бракъ.
Все это легко молгетъ объяснить причину тяжелой
нервной горячки, которою захворала Камилла Ледантю
въ началѣ марта 1830 года. Ея мать, которая жила
таюке въ Москвѣ, но въ другомъ домѣ, поспѣшила на-
вѣстить свою дочь при первомъ извѣстіи о ея болѣзни.
Материнская проницательность и неясные намеки дру-
гой ея дочери, Луизы, помогли ей замѣтить, что Камиллу
уложило въ постель не какое-нибудь чисто - физи-
ческое разстройство, а тяліелая внутренняя борьба
п ни съ кѣмъ не раздѣленное горе. Разспросы и увѣ-
щанія, въ которыхъ отражалось искреннее участіе, при-

— 83 —

вели къ полному, откровенному признанно со стороны
больной.

Покрывая поцѣлуями руки своей матери, Камилла
просила у нея позволенія воспользоваться примѣромъ
француженки, послѣдовавшей въ Сибирь за товарищемъ
Ивашева по несчастно.

— Могу ли я, — говорила она, — раздѣлить участь
человѣка, котораго я долго любила, какъ брата, и ко-
тораго я продолжала увалить за его несомнѣнныя до-
стоинства, хотя несчастіе и обрушилось на него по
волѣ судьбы? Скажите, дорогая матушка, способны ли
вы разстаться съ дочерью, если бъ я хоть чѣмъ - нибудь
могла утѣшить Базиля?

— Я бы не поколебалась, — отвѣчала ей мать, —
если бъ была увѣрена, что жертва моя можетъ возвратить
тёбѣ здоровье, успокоить тебя и послуяшть къ доставленію
счастія тѣмъ, кто такъ его достоинъ. Но, милая дочь, ты
любишь того, кто и не подозрѣваетъ о твоемъ чувствѣ.
Ты о немъ думаешь, а твое присутствіе, можетъ быть,
было бы ему въ тягость; наконецъ, если бъ далее онъ и
обратилъ вниманіе на твое предложеніе, полагаешь ли
ты, что онъ также готовъ принять его и не имѣетъ
весьма основательныхъ причинъ отказаться отъ счастія
именно изъ-за жертвы, на которую ты готова?

Камилла предвидѣла всѣ эти возраженія и, оправды-
ваясь въ скрытности, которою упрекала ее мать, гово-
рила ей:

— Я сама считала свои надеяеды неосуществимыми
вслѣдствіе голоса разеудка, который доказывалъ мнѣ
то же самое, что и вы. Но бросимъ разговоръ объ
этомъ. Если мнѣ суждено отказаться отъ любимой
мечты, то я постараюсь преодолѣть свое безразеудное
желаніе. Мнѣ ничего не нулшо. Я отказываюсь отъ
сватовства г. Санси. Я не могу выйти замужъ.

Разговоръ этотъ не возобновлялся, потому что бо-
лѣзнь Камиллы развилась до такой степени, что она

6*

— 84 —

принуждена была лечь въ постель и въ теченіе 22
дней не могла принимать твердой пищи. Несмотря на
попеченіе д-ра Мандилинга, извѣстнаго въ то время
врача, и нѣжную заботливость матери и двухъ сестеръ,
изъ которыхъ одна пріѣхала въ Москву съ цѣлью
исполнять обязанности сидѣлки у постели больной, пос-
лѣдняя подавала мало надежды на выздоровленіе? Жизнь
ея висѣла на волоскѣ. Г-жа Ледантю, потерявъ на-
дежду на медицинскую помощь и очень хорошо созна-
вая, что болѣзнь ея дочери происходить отъ причинъ
нравственныхъ, рѣшилась на крайнее средство и, только
что больной стало немного легче, написала своей прія-
тельницѣ, $г-жѣ де-Санси, письмо, содержаніе котораго
просила довести до свѣдѣнія матери Василія Петровича.

Оиисавъ свою тревогу и безпокойство за сохраненіе
жизни любимой дочери, разсказавъ въ подробности всю
исторію несчастной любви Камиллы и изложивъ вкратцѣ
ходъ ея болѣзни, бѣдная женщина оканчивала свое
письмо слѣдующими словами:

„Если заботы и любовь моей дочери могутъ принести
хоть какую - нибудь отраду и утѣшеніе для несчастнаго
молодого человѣка, то мои слезы, при разлукѣ съ ней,
не уничтожать въ моемъ сердцѣ радости въ виду не-
обходимой жертвы, на которую я, какъ мать, готова,
лишь бы не лишить жизни родное дѣтище.*Не будете ли
вы столь добры передать генеральшѣ все, что я пишу
вамъ о состояніи Камиллы и объ ея чувствѣ. Я предла-
гаю ей пріемную дочь съ благородной, чистой и лю-
бящей душою. Еслибъ я боялась упрековъ въ искательствѣ
выгоднаго и знатнаго жениха, то я бы сумѣла схоронить
тайну моей дочери даже отъ васъ, мой лучшій другъ;
но цѣль Камиллы — лишь облегчить тяжесть цѣпей,
раздѣлить горе, и, не краснѣя за чувства моей дочери,
я не скрывала бы ихъ отъ самой нѣжной матери,
если бъ я ранѣе узпала о нихъ. Однако, я намѣрена
обо всемъ молчать передъ моими родными до тѣхъ поръ,

— 85 —

пока или не получу вашъ отвѣтъ, или не увижу гене-
ральши при ея возвращеніи въ Москву. Если Ивашевы
имѣютъ кого - нибудь въ виду для своего сына, или самъ
онъ къ кому-нибудь неравнодушенъ, то я увѣрена,
что никто, кромѣ васъ и меня, не узнаетъ о содержа-
ніи этого письма. Здоровье Камиллы немедленно будетъ
возстановляться. Мнѣ сказалъ объ этомъ докторъ, кото-
рому я должна была признаться въ нравственныхъ при-
чинахъ болѣзни. Луиза пробудетъ это время съ сестрой,
я же должна провести лѣто у своей дочери Сидоніи,
которая ждетъ меня въ маѣ мѣсяцѣ, но теперь я по-
ложительно не знаю, что мнѣ дѣлать".

Г-жа де-Санси находилась въ это время въ симбирскомъ
помѣстьи Елисаветы Петровны Языковой, которую она
посѣтила, чтобъ вмѣстѣ встрѣтить Пасху и провести
святую недѣлю. Почта въ то время ходила очень мед-
ленно и требовалось около двухъ недѣль для доста-
вленія писемъ изъ Москвы въ Симбирскъ.

Тотчасъ по полученіи этого письма, г-жа де-Санси
поспѣшила написать генералыпѣ Ивашевой и препро-
водила ей въ подлиннике самое письмо. Поздравляя
Ивашевыхъ съ прошедшими праздниками, выражая имъ
теплыя пояіеланія относительно прекращенія ихъ се-
мейнаго горя и скорѣйшаго возвращенія Василія Пет-
ровича, вотъ что, между прочимъ, писала г-жа де-Санси
отъ 15 апрѣля изъ Симбирска: „Материпскія чувства
Сесиліи (г-жа Ледантю) проходятъ также чрезъ горь-
кое испытаніе. Вы узнаете о нихъ изъ ея письма и
поймете ея страданія, когда увидите, въ чемъ они со-
стоять и отчего происходятъ. Я боюсь, что средство,
которое моліетъ помочь дѣлу, не достижимо. Ваше со-
страдательное сердце укажетъ вамъ, какъ отвѣчать не-
счастной; сознаніе невозможности цѣли способно ее
убить, между тѣмъ какъ одинъ лучъ надежды можетъ
вернуть ее къ жизни и утѣшить ея бѣдную мать, про-
шедшую черезъ страхъ ея смерти",

— 86 —

Г-жа Ледантю, извѣщенная своею пріятельницею о
ея дѣйствіяхъ, съ нетерпѣніемъ ожидала извѣстій изъ
Петербурга отъ Ивашевыхъ. Между тѣмъ, здоровье
Камиллы стало мало-по-малу поправляться. По совѣту
доктора, ее перевезли на дачу въ шести верстахъ отъ
Москвы. При ней неотлучно находилась ея сестра Луиза.
Мать, Живя въ городѣ, безпрестанно навѣщала боль-
ную и каждый разъ находила, что выздоровленіе ея
идетъ очень успѣшно. Она слышала ея пѣніе и вполнѣ
успокоилась за грудь дочери, которая пугала ее во
время болѣзни. Къ Камиллѣ возвратился преяшій хо-
рошій цвѣтъ лица.

.ьНаконецъ, въ началѣ мая пріѣхалъ въ Москву князь
Волконскій, которому Ивашевы поручили доставить свой
отвѣтъ г-жѣ Ледантю. Необычное посѣщеніе князя и
его словесныя сообщенія уже возбудили предполож,енія
о благопріятномъ содержаніи писемъ Петра Никифоро-
ьича и его ясены. -^Письма эти дышали благодарностью,
были полны лестныхъ и нѣжныхъ выраженій относи-
тельно Камиллы и ея матери. Но родители Василія
Петровича не рѣшались отвѣчать за него.^Ручаясь за
то, что его сердце свободно, они сочли за самое луч-
шее переслать къ нему въ Сибирь копію съ письма
г-жи Ледантю къ г-жѣ де-Санси отъ 30 марта. Но въ
ожиданіи отвѣта отъ сына, старики Ивашевы радостно
открывали свои объятія Камиллѣ, благодаря ее и ея
мать за готовность на принесете тяжкихъ жертвъ.

— Вы выраясаете мнѣ благодарность, — отвѣчала г-лга
Ледантю генералыпѣ, — но я сама надѣюсь быть обя-
занной вамъ. Если бъ вы отклонили мою просьбу, то
одинъ Богъ знаетъ, сколько времени я была бы осу-
ждена видѣть страданія моей дочери. Я никогда не за-
буду вашей доброты къ Камиллѣ, даже и въ томъ слу-
чаѣ, если бъ вашъ любезный сынъ и не согласился утѣ-
шить ее. Вы мнѣ говорите о жертвѣ, которую я при-
ношу, какъ мать, но вы знаете только ея половину.

— 87 —

Луиза хочетъ сопутствовать своей сестрѣ. — Не зная,
на что рѣшиться, и предвидя невозможность одинокаго
иутешествія для Камиллы, г-жа Ледантю умоляетъ по-
мочь ей совѣтами и выражаетъ нетерпѣливую надежду
на свиданіе съ стариками Ивашевыми. Описывая тайну
любви своей дочери, она говорить, что Камилла въ те-
чете трехъ лѣтъ ѣздила въ свѣтъ противъ воли и чув-
ствовала себя одинокой вдали отъ матери и сестеръ.
Она забыла свою страсть къ музыкѣ, стала пренебре-
гать своимъ голосомъ и, несмотря на увѣщанія, ни за
что не хотѣла брать уроковъ пѣнія.

Вмѣстѣ съ письмомъ къ Ивашевой, г-жа Ледантю
отправила свой отвѣтъ Петру Никифоровичу, въ кото-
ромъ она благодарила его за участіе и, намекая на
извѣщеніе Василія Петровича о несчастной любви Ка-
миллы, сознавалась, что не ожидала Этого, предвидя,
что родители молодого, человѣка постараются сперва
вывѣдать состояніе его сердца.

Не желая возбуждать напрасныхъ надеждъ, г-жа Ле-
дантю не сказала дочери ни слова о своей перепискѣ
съ Ивашевыми и, въ ожиданіи отвѣта отъ Василія Пе-
тровича, который никакъ не могъ притти ранѣе двухъ
или трехъ мѣсяцевъ, обратила все свое вниманіе на
скорѣйшее выздоровленіе Камиллы. Она оставила ее
въ окрестностяхъ Москвы на попеченіи одной знакомой
дамы, а сама отправилась лѣтомъ къ Григоровичамъ.
Луиза также уѣхала изъ Москвы во Владимиръ, къ
женѣ тамошняго губернатора Апраксина. Такимъ обра-
зомъ, все семейство разъѣхалось. Но Камилла, не знав-
шая ничего о дѣйствіяхъ своей матери, не могла сама
и подозрѣвать, что рѣшеніе ея судьбы близится къ своей
развязкѣ.

Доставленный въ 1827 году въ Сибирь, Ивашевъ
былъ первоначально помѣіденъ вмѣстѣ съ частью
своихъ товарищей въ Читинскомъ острогѣ, такъ какъ ка-
зематы въ Петровскомъ заводѣ, назначенные для заклю-

— 88 —

ченія политическихъ преступниковъ, еще не были окон-
чены постройкою. Жизнь каторжниковъ текла однооб-
разно, скучно и, несмотря не нѣкоторыя развлеченія,
которыя позволялись заключенным!,, по добротѣ комен-
данта Лепарскаго, была тяжела, а подчасъ и невыно-
сима. Ивашевъ, скучая въ острогѣ, прибѣгалъ для со-
кращенія времени къ помощи любимыхъ имъ искусствъ
и свободное время употреблялъ на занятія живописью
и словесностью. Онъ нарисовалъ виды Читы, нѣкото-
рыхъ казематовъ, снялъ портреты съ нѣсколькихъ то-
варищей по заключенію, сочинилъ цѣлую поэму въ
стихахъ о Стенькѣ Разинѣ. Но тоска, тѣмъ не менѣе,
продолжала одолѣвать его.

Несмотря на увѣщанія нѣкоторыхъ товарищей, ста-
равшихся поддер лгать его и внушить ему болѣе твер-
дости, онъ поражалъ ихъ своимъ всегда грустнымъ,
мрачнымъ и задумчивымъ видомъ. По всей вѣроятности,
онъ былъ подъ впечатлѣніемъ возстанія, нроизведеп-
наго Сухининымъ, Мозгалевскимъ и Соловьевымъ, и
увлекался примѣрами бѣгства съ каторги, которому пре-
давались нѣкоторые изъ заключенныхъ, но всегда безу-
спѣпіно. Или ихъ ловили близъ острога и подвергали
еще тягчайшему наказаиію, или же они сами отказы-
вались отъ своего намѣренія въ виду непреодолимыхъ
трудностей его исполненія. Въ случаяхъ побѣга декаб-
ристы разсчитывали обыкновенно на помощь неполи-
тическихъ каторлшиковъ, предлагавшихъ свои услуги
очень часто съ корыстною цѣлью воспользоваться иму-
ществомъ бѣглецовъ или доносомъ на нихъ заслужить
расположеніе начальства. Кромѣ того, разстояніе до
китайской границы, за которою только и молшо было
спастись отъ преслѣдованія. было, все-таки, очень зна-
чительно и прохожденіе этого пространства угрожало
смертью или отъ голода, или отъ дикихъ звѣрей. Тѣмъ
не менѣе, каторга била до такой степени невыносима
для Ивашева, что онъ, около четырехъ лѣтъ тяготясь

— 89 —

его, наконецъ, іяе выдержалъ и рѣшился попробовать
освободиться отъ нея и задумалъ цѣлый планъ бѣгства.
Онъ вошелъ въ сношеніе съ бѣглымъ ссыльно-рабо-
чимъ, который обѣщалъ провести его за границу Китая.
Этотъ бѣглый успѣлъ уже подпилить тынъ, окружавшій
казематъ, и приготовилъ, такимъ образомъ, мѣсто для
безпрятственнаго тайнаго выхода изъ острога. Сообщ-
никъ Ивашева долженъ былъ ожидать его въ условлен-
ную заранѣе ночь за оградой и провести въ ближній
лѣсъ, гдѣ, въ теченіе нѣкотораго времени, можно было
спокойно скрываться въ неизвѣстномъ никому подзе-
мельи и питаться сложенными тамъ съѣстными припа-
сами. Когда же поиски прекратятся, то они предпола-
гали пробраться въ Китай и тамъ дѣйствовать, смотря
по обстоятельствамъ.

■ЪКъ счастію, для Василія Петровича, его намѣренія
сдѣлались извѣстными двумъ его товарищамъ по заклю-
ченію, которыхъ онъ особенно любилъ и уважалъ. Му-
хановъ, содержавшійся съ нимъ въ одномъ и томъ же
казематѣ, который зналъ о намѣреніи Ивашева изъ его
собственнаго признанія, поспѣшилъ сообщить Басаргину,
котораго встрѣтилъ во время работы, о замыслѣ ихъ
пріятеля. Нужно было во что бы то ни стало отговорить
Ивашева, которому его предпріятіе могло стоить жизни,
не принеся никакой пользы. Но, съ другой стороны,
мѣшкать не было никакой возможности, такъ какъ по-
бѣгъ долясенъ былъ состояться въ слѣдующую затѣмъ
ночь.

„Выслушавъ Муханова, — пишетъ Басаргинъ въ своихъ
Запискахъ,—5я сейчасъ послѣ работы отправился къ Ива-
шеву и сказалъ ему, что мнѣ извѣстно его намѣреніе
и что я пришелъ съ нимъ объ этомъ переговорить.
Онъ очень спокойно отвѣчалъ мнѣ, что, съ моей сто-
роны, было бы напраснымъ трудомъ его отклонять, что
онъ твердо рѣшился исполнить свое намѣреніе и что
потому только давно мнѣ не сказалъ о томъ, что не

— 90 —

желалъ подвергать меня какой-либо отвѣтственности. На
всѣ мои убѣжденія, на всѣ доводы о неосновательности
его предпріятія и объ опасности, ему угрожающей, онъ го-
ворилъ одно и тоже, что уясе рѣпшлся,что далѣе оставаться
въ казематѣ онъ не въ состояніи, что лучше умереть,
чѣмъ жить такимъ образомъ. Однимъ словомъ, исто-
щивъ всѣ возраженія, я не зналъ, что дѣлать. Время
было такъ коротко, завтрашній день былъ уже назна-
ченъ и оставалось одно только средство остановить его —
дать знать коменданту. Но ужасно быть доносчпкомъ,
тѣмъ болѣе на своего товарища, на своего друга. На-
конецъ, видя всѣ мои убѣжденія напрасными, я рѣши-
тельно сказалъ ему: „Послушай, Ивашевъ, именемъ на-
шей дружбы прошу тебя отложить исполненіе своего
намѣренія на одну только недѣлю. Въ одну недѣлю
обсудимъ хорошенько твое предпріятіе, взвѣсимъ хладно-
кровно, 1е роиг еі 1е сопіге, и если ты останешься при
тѣхъ же мысляхъ, то обѣщаю тебѣ не препятствовать".

— „ А если я не соглашусь откладывать на недѣлю : " —
возразилъ онъ.

— „Если не согласишься, — воскликнулъ я съ жа-
ромъ,— ты заставишь меня сдѣлать изъ любви къ тебѣ
то, чѣмъ я гнушаюсь: сейчасъ попрошу свиданія съ ко-
мендантомъ и разскажу ему все. Ты знаешь меня до-
вольно, чтобы вѣрить, что я это сдѣлаю, и сдѣлаю
именно по убѣжденію, что это осталось единственнымъ
средствомъ для твоего спасенія".

„Мухановъ меня поддерживалъ и, наконецъ, Ивашевъ
далъ намъ слово подождать недѣлю. Я не опасался,
чтобы онъ нарушилъ его, тѣмъ болѣе, что Мухановъ
жилъ съ нимъ и могъ за нимъ наблюдать".

Басаргинъ не могъ въ то время подозрѣвать значеніе
своихъ стараиій для судьбы Ивашева. Сама случай-
ность, казалось, помогала ему. На третій день послѣ
своего перваго разговора съ Василіемъ Петровичемъ,
Басаргинъ, съ разрѣшенія коменданта, снова посѣтилъ

— 91 —

его и вмѣстѣ съ Мухановьтмъ возобновюгь свои доводы
въ пользу невѣроятности уепѣха. Во время жаркаго
спора, въ которомъ Ивашевъ продолжалъ настаивать
на необходимости привести свое намѣреніе въ испол-
неніе, дверь въ комнату вдругъ отворилась и вошедшій
унтеръ-офицеръ потребовалъ Ивашева къ коменданту.
Первая мысль Василія Петровича была, что товарищи
его выдали. Но, побѣдивъ въ себѣ подозрѣніе, онъ по-
сиѣшилъ отправиться къ Лепарскому, недоумѣвая отно-
сительно причинъ такого внезапнаго свиданія съ комен-
дантомъ. Мухановъ и Басаргинъ, не имѣвшіе ничего на
своей совѣсти, остались у своего друга, въ ожиданіи его
скораго возвращенія. Но, проведя около двухъ часовъ
въ томительномъ ожиданіи его, они стали уже немного
безпокоиться и, не зная, чему приписать долгое отсут-
стіе Ивашева, пришли, наконецъ, къ подозрѣнію о ка-
комъ-нибудь доносѣ на него со стороны его сомнитель-
наго сообщника.

ЗВасилій Петровичъ вернулся въ свой казематъ сильно
разстроеннымъ и поспѣшилъ объявить ояшдавшимъ его
товарищамъ поразительную и необычайную новость. Онъ
получилъ предлоягеніе со стороны одной молодой дѣ-
вушки, и Лепарскій желалъ узнать отъ него отвѣтъ на
это предложеніе. іСообщеніе Лепарскаго было основано
на получепномъ въ тотъ день письмѣ г-жи Ледантю,
которое мать Ивашева препроводила въ копіи вмѣстѣ
съ своимъ письмомъ, 5 предварительно испросивъ чрезъ
графа Бенкендорфа согласіе Государя на бракъ ея сына
съ Камиллою Петровной. Лепарскій дѣііствовалъ вслѣд-
ствіе предписаній графа Бенкендорфа. Припомнивъ со-
держаніе письма г-лш Ледантю къ г-лгЬ де-Санси, при-
веденное выше, легко догадаться о впечатлѣніи, которое
оно произвело на Ивашева. $Порая;енный прнзнаніями
Камиллы, онъ не могъ собраться съ мыслями и просплъ
коменданта дать ему нѣсколько подумать, преясде чѣмъ
высказать свой рѣшительный отвѣтъ. Онъ поспѣшилъ

— 92 —

сообщить Муханову и Басаргину всѣ обстоятельства,
которыя могли оправдывать чувство, питаемое къ нему
молодой француженкой и разсказалъ имъ все то, что
что уже извѣстно изъ вышеизложеннаго. Припоминая
нѣкоторыя подробности своихъ сношеній съ Камиллой,
онъ увидѣлъ нѣкоторые очень ясные намеки на искрен-
ность и глубину ея привязанности къ нему. Но, съ дру-
гой стороны, онъ хорошо сознавалъ всю громадность
жертвы, которую она готова была принести, разставаясь
съ нѣжно любимыми родными и вступая въ новое се-
мейство лишь для того, чтобъ ѣхать на край свѣта и
тамъ, въ глуши, въ дали отъ всего близкаго и дорогого
сердцу, влачить печальную и тяжелую жизнь жены не-
счастнаго каторжника. Вопросъ о томъ, вознаградитъ ли
онъ ее за эту жертву своей любовью, будетъ ли она
съ нимъ счастлива, не придется ли имъ впослѣдствіи
раскаяться, не давалъ Ивашеву покоя и сильно трево-
жилъ его. Мухановъ и Басаргинъ очень настаивали на
томъ, чтобы ихъ другъ принялъ предложеніе Камиллы.
Зная его простой характеръ и всѣ его прекрасный ка-
чества, они не сомнѣвались въ томъ, что Ивашевъ не
только самъ достоинъ счастія, но что онъ способенъ и
доставить его. Разставшись съ пріятелями послѣ про-
должительна™ разговора съ ними, Василій Петровичъ
провелъ ночь въ размышленіяхъ, которыя, наконецъ,
привели его къ твердому и положительному рѣшенію.

На слѣдующій день онъ, по обѣщанію, явился съ
своимъ отвѣтомъ къ Лепарскому и прот,иктовалъ ему
письмо слѣдующаго содержания, адресованное къ Петру
Никифоровичу Ивашеву:

„М. Г., письмо вашего пр — ва отъ 3 числа прош-
лаго мая, доставленное мнѣ III отдѣленіемъ собствен-
ной Е. И. В. канцеляріи съ приложепіемъ письма къ
сыну вашему Василію Петровичу и коиіи съ другого
письма, имѣлъ я честь получить 20 сего мѣсяца. Въ
тотъ же день, вруча, спраишвалъ его лично о согласіи

— 93 —

по предмету, в. пр — вомъ изложенному. Сынъ вашъ
принялъ ваше предложеніе касательно дѣвицы Камиллы
Ледантю съ тѣмъ чувствомъ изумленія и благодарности
къ ней, который ея самоотверженіе должно ему было
внушить.

„Онъ проситъ васъ сообщить ей не только его со-
жалѣніе, когда узналъ о несчастномъ состояніи ея
здоровья, угрожавшемъ ея жизни, но, вмѣстѣ съ тѣмъ,
проситъ и сообщить ей всѣ права, которыя она имѣла
и имѣетъ на его чувство. Отеческое согласіе ваше и
надежда, вами питаемая получить соизволеніе высшаго
начальства на его бракъ, есть истинное для него утѣ-
шеніе, и онъ совершенно уповаетъ на ваше дѣятельное
ходатайство, свойственное вашей къ нему любви, дока-
занной отъ дѣтства во всѣхъ случаяхъ его жизни.

„Но по долгу совѣсти онъ еще проситъ васъ пре-
дварить молодую дѣвушку, чтобъ она съ размышленіемъ
представила себѣ и разлуку съ нѣжной матерью и
слабость здоровья своего, подвергаемаго отъ дальней
дороги новымъ онасностямъ, какъ и то, что жизпь, ей
здѣсь предстоящая, можетъ по однообразности и грусти,
сдѣлаться для нея еще тягостнѣе. Онъ проситъ ее ви-
дѣть будущность свою въ настоящихъ- краскахъ, и
потому надѣется, что рѣшеніе ея будетъ обдуманнымъ.
Онъ не можетъ увѣрить ее ни въ чемъ болѣе, какъ
въ неизмѣнной своей любви, въ искреннемъ желаніи
ея благополучія, въ нѣжнѣйшемъ о ней попеченіи и
въ томъ отеческомъ вашемъ расположеніи, которое она
раздѣлитъ съ нимъ.

„Если она останется тверда въ своемъ намѣреніи
и рѣшится на то, чтобъ оставить своихъ родственни-
ковъ и удалиться на всю жизнь въ Сибирь, въ такомъ
случаѣ сынъ вашъ повторяетъ убѣдительнѣйшую свою
просьбу о вашемъ ходатайствѣ и, прося вашего благо-
словенья, поручаетъ ея судьбу нѣжнѣйшему попечепію
своихъ родителей.

— 94 —

„Передавъ вашему пр — ству всѣ собственныя слова,
объявленный мнѣ сыномъ вашимъ Василіемъ Петрови-
чемъ, честь имѣю быть" и т. д.

Само собою разумѣется, что Ивашевъ бросилъ вся-
кую мысль о побѣгѣ.

Отвѣтъ Ивашева съ нетерпѣніемъ ожидался въ Пе-
тербург и Москвѣ, гдѣ находилась Камилла, оставлен-
ная на попеченіи г-жи Хвощинской. Ея мать была в^.
это время въ деревнѣ у своей дочери Григоровичъ,
которая не задолго передъ тѣмъ лишилась своего мужа.
Наконецъ, въ августѣ получено было въ Петербургѣ
письмо, продиктованное Ивашевымъ Лепарскому. Петръ
Никифоровичъ и жена его поспѣшили доставить эти
строки съ своими письмами г-жѣ Ледантю и Камиллѣ.
Они воспользовались для этого отъѣздомъ въ Москву
князя Волконскаго, котораго просили лично навѣстить
ихъ будущую невѣстку и ея мать. Волконскій отпра-
вился къ г-жѣ Хвощинской, передалъ Камиллѣ словесное
порученіе Ивашевыхъ и вручилъ ей ихъ письма, а
письма къ г-жѣ Ледантю отправилъ съ нарочнымъ въ
тульскую деревню Григоровича. До пріѣзда матери
молодая дѣвушка не хотѣла рѣшать окончательно своей
судьбы, но доляша была во всемъ признаться г-жѣ
Хвощинской, пораженной неожиданностью посѣщенія
Волконскаго. Г-жа Ледантю поспѣшила пріѣхать въ
Москву. Здѣсь она увидѣлась и съ самимъ княземъ,
который словесно дополнилъ ей содержаніе писемъ
Ивашевыхъ. Хотя въ виду приближавшейся зимы пу-
тешествіе въ Сибирь и представляло большія затрудне-
нія и далее опасности для здоровья Камиллы, тѣмъ не
менѣе, нельзя было медлить рѣшеніемъ ея судьбы.
26-го августа г-жа Ледантю написала два письма буду-
щимъ свекру и свекрови своей дочери. Объясняя
медленность своего отвѣта необходимостью дать Камиллѣ
нѣсколько дней на размышленіе, она, между прочимъ,
писала Петру Никифоровичу, что князь Волконскій

— 95 —

былъ предупрежден заранѣе о невѣдѣыіи Камиллы
относительно всего того, что было предпринято въ
виду устройства ея судьбы. Она узнала обо всемъ
лишь по полученіи согласія Василія Петровича, кото-
рымъ ея мать хотѣла сперва заручиться. „Вы поймете,
генералъ, — писала г-жа Ледантю, — впечатлѣніе, кото-
рое должно было сдѣлать на Кампллу посѣщеніе князя
и привезенное имъ письмо. Она глубоко тронута чув-
ствами къ ней, которыми проникнуты ваши письма,
но ваше отеческое сердце легко представитъ себѣ все,
что она должна испытывать при мысли о предстоящей
разлукѣ. Прежде чѣмъ сдѣлать окончательный шагъ
подачею прошенія на имя Государя, она желаетъ,
чтобъ вы обезпечили ея путешествіе пріисканіемъ ей
спутницы, которая могла бы замѣнить ей родную мать
въ дорогѣ. Я надѣюсь, что вы не упрекнете ее этимъ
желаніемъ, основаннымъ на понятіяхъ о приличіи, въ
которыхъ она была воспитана и которыми дорожитъ
тѣмъ болѣе, что надѣется назвать вась своимъ отцомъ.
Я полагаю, что по причинѣ близкой зимы путешествіе
Камиллы придется отложить до весны и что вы не
откажетесь доставить ея просьбу Государю, не дожи-
даясь личнаго съ нимъ свиданія".

Въ письмѣ къ генералыпѣ г-жа Ледантю повторяла
свои убѣжденія о невозможности одинокаго путешествія
въ Сибирь для Камиллы и просила озаботиться прі-
исканіемъ ей вѣрной и надежной спутницы.

Камилла, съ своей стороны, отправила къ г-жѣ Ива-
шевой въ тотъ же день письмо слѣдующаго содержанія:

„Я провела въ слезахъ четыре мучительныхъ дня,
съ тѣхъ поръ какъ узнала о всемъ, что сдѣлано для
меня вашимъ благосклоннымъ ко мнѣ расположеніемъ.
Вы ждете моего отвѣта, отъ котораго должна зависѣть
не только моя личная судьба, но и участь человѣка,
на облегченіе страданій котораго я готова приложить
всю силу и нѣжность своего сердца.

— ■96 —

„Ваша истинная доброта простить мнѣ нерѣшитель-
ность и сомнѣнія, въ виду жертвы, которую я должна
избрать между предметами моей нѣлшѣйшей привязан-
ности. Вы меня назвали дочерью, и это такъ меня
трогаетъ, что я рѣшаюсь во всемъ вамъ признаться.
До пріѣзда моей матушки я не подозрѣвала о пред-
стоящей перемѣнѣ моей судьбы, я даже готова была
отказаться отъ мысли разлучиться съ семействомъ,
сознаваясь въ невозможности быть когда-нибудь полезной
человѣку, котораго выбрало мое сердце. Я уже рѣши-
лась пожертвовать мечтой, такъ увлекавшей мое вообра-
женіе и исполненіе которой опечалило бы моихъ
близкихъ родныхъ. Но моя милая матушка здѣсь, со
мной, и ей-то я обязана своимъ счастіемъ. Прочтя
ваши нѣжныя письма, я увидѣла, что вашъ милый и
несчастный сынъ уже знаетъ о моихъ къ нему чув-
ствахъ, я увеличила бы только его и мои страданія,
если бъ медлила дольше своимъ согласіемъ. Я не могу
болѣе колебаться въ выборѣ жертвы. Я предвижу
только одно, послѣднее затрудненіе. Когда я предпола-
гала посвятить свою жизнь на утѣшеніе вашего сына,
я надѣялась, что моей матушкѣ будетъ возможно до-
везти меня до предѣловъ Сибири. Но теперь, когда я,
къ сожалѣнію, должна отказаться отъ этой надежды,
я умоляю васъ, моя вторая мать, разрѣшить мнѣ ѣхать
не одной. Не найдется ли какая-нибудь, подобная, мнѣ,
женщина, которой также предстоитъ путешествіе въ
тотъ далекій край, для утѣшенія кого-нибудь изъ близ-
кихъ ея сердцу ? Повѣрьте, что я не боюсь лишеиій,
на которыя осуждена самою жизнію съ Базилемъ, но
согласитесь, что мнѣ нужно запастись большею силой
воли, чѣмъ я въ дѣйствительности обладаю, при мысли
о путешествіи, въ которомъ я доляша имѣть спутни-
ками только мужчинъ. Я повременю вамъ отсылкою
моего прошенія до тѣхъ иоръ, пока не получу отъ
васъ извѣщеніе, что это послѣднее препятствіе устра-

— 97 —

нено. Умоляю вае/ь видѣть въ замедленіи моего рѣши-
тельнаго шага отнюдь не отказъ съ моей стороны,
а только послѣднее испытаніе, которое еще пред-
стоитъ мнѣ".

17-го сентября былъ день именинъ матери Василія
Петровича. Пользуясь этимъ случаемъ, Камилла напи-
сала ей второе свое письмо, въ которомъ увѣряла ее
въ неизмѣнности своего рѣшенія и оправдывала свою
медленность въ отсылкѣ прошенія.

„Только теперь вы узнаете, — писала она, — всю
радость, ощущаемую мною, отъ послѣдствій моего при-
знанія. Только теперь я могу предаться ей безъ сомнѣ-
нія и безъ страха. Я упрекала себя за сомнительную
надежду, которую могла подать милому Базилю, думала,
что онъ можетъ уже опасаться за будущность, которая
ему улыбается. Что бы было со мною, если бы я со-
знавала себя виновною въ невольномъ возмущеніи его
спокойствия? Я не скрою отъ васъ, какъ я счастлива
чувствами, который онъ выражаетъ, и какъ мнѣ пріятно
быть въ состояніи утѣшить и успокоить его почтен-
ныхъ родителей. Однако, я должна сознаться, что я
далеко не заслуживаю вашихъ похвалъ, такъ какъ я
не всегда увѣрена въ утѣшеніи, которое могу доставить
вамъ. Наконецъ, въ чемъ же состоитъ моя заслуга?
Я не приношу большой зкертвы, отказываясь отъ свѣта,
который меня вовсе не привлекаетъ. Мнѣ дорого только
мое семейство, съ которымъ придется разстаться. Но
вотъ уже четвертый годъ, какъ мои родные страдаютъ
за меня при видѣ моей непонятной скрытности, кото-
рая ихъ такъ пораясала... Любите меня, — заключаетъ
Камилла, — такъ же какъ я васъ люблю, любите меня
какъ мать, которая позволяетъ мнѣ посвятить лшзнь
для ея дорогого сына. Вся моя добродѣтель заключается
въ моемъ чувствѣ къ нему, и я ограничиваю свое че-
столюбіе частицей любви, которую его родители согла-
сятся удѣлить мнѣ".

В. ПОКРОВСІСІЙ. ЖЕПЫ ДЕКАБРИСТОВЪ. 7

— 98 —

Это письмо было написано, вѣроятно, еще до полу-
ченія отъ Ивашевыхъ обѣщанія найти Камиллѣ спут-
ницу для ея путешествія въ Сибирь. Скоро послѣ этого
времени пришелъ ожидаемый отвѣтъ и было составлено
прошеніе на имя Государя, въ которомъ Камилла въ
слѣдующихъ выраженіяхъ высказывала свои желанія.

„Государь, состраданіе къ какому бы то ни было
несчастію найдетъ себѣ, безъ всякаго сомнѣнія, изви-
неніе въ Вашихъ глазахъ. Я слишкомъ глубоко въ этомъ
убѣждена, чтобъ не отважитьсяЗна откровенное призна-
ніе Вашему Императорскому Величеству въ искренней,
глубокой, непоколебимой любви, которой исполнено мое
сердце съ минуты его перваго самосознанія. Любовь
эта навѣки соединяетъ меня съ однимъ изъ тѣхъ не-
счастныхъ, которыхъ постигла кара закона, — съ сыномъ
генерала Ивашева. Почувствовавъ со времени его ие-
счастія, насколько его жизнь дорога для меня, я дала
обѣтъ раздѣлить его горькую участь. Моя мать согла-
шается на бракъ мой съ тѣмъ, кому я хочу облегчить
страданія, и родители несчастнаго молодого человѣка,
зная о состояніи его сердца, съ своей стороны, не ви-
датъ препятствій къ исполнение моего желанія".

Прошеніе это, изъ котораго приводится только отры-
вокъ, было препровождено къ Государю при посредствѣ
графа Бенкендорфа, начальника III отдѣленія собствен-
ной канцеляріи. Отправляя это прошеніе,^г-жа Ледантю
и Камилла присовокупили къ нему коротенькое письмо
на имя графа съ просьбою о его содѣйствіи. „Для ма-
тери столь же странно, сколько для ея сердца трудно
согласиться на разлуку съ дочерью, особенно когда
разлука эта готовитъ ей ссылку", — писала, меязду про-
чимъ, г-жа Ледантю, объясняя всю сознательность сво-
его поступка.

При докладѣ этого прошенія Государь собственно-
ручно написалъ: ^Ежели точно родители ея и Ивашевы
на то согласны, то, съ моей стороны, конечно, не бу-

— 99 —

детъ препятствій". Петръ Нпкифоровичъ былъ пись-
менно увѣдомленъ Бенкендорфомъ объ этой резолюціи.

Наконецъ, всѣ предварительный мѣры были приняты
и Кампллѣ разрѣшено вступить въ бракъ и обѣщано
спутничество надежной женщины, которая должна была
сопровождать ее въ Сибирь. Петръ Никифоровичъ про-
сить Лепарскаго объ участіп къ его сыну и о томъ,
чтобы оиъ былъ посаженымъ отцоыъ Василія Петровича.
Добрый комендантъ согласился на просьбу стараго ге-
нерала и обѣщалъ не только заступить мѣсто отца при
священномъ обрядѣ, но далее быть, по -возможности,
полезнымъ для молодыхъ супруговъ въ тѣхъ случаяхъ,
когда имъ будетъ не доставать присутствія пли совѣ-
товъ ихъ родителей. Между тѣмъ, наступила зима, и
хотя судьба Камиллы была уже окончательно рѣшена,
но слабое ея здоровье и, главное, суровость сибирскаго
климата заставили ее отложить свое путешествие до
весны. Она уже заранѣе была принята въ свое новое
семейство. У Ивашевыхъ былъ въ Москвѣ домъ, въ ко-
торомъ они прожилп часть зимы 1829 — 1830 гг. Они
поспѣшили предложить этотъ домъ своей будущей не-
вѣсткѣ и ея матери. Камилла нетерпѣлпво ждала сви-
данія съ своимъ будущимъ свекромъ и .свекровью, но
появившаяся въ 1830 году холера оцѣппла карантинами
обѣ столицы, п Ивашевы принуждены были остаться
въ Петербургѣ и не вызывать къ себѣ г-жи Ледантю
съ ея дочерью. Послѣднее письмо, которое еще не при-
ведено изъ переписки, относится именно къ этому вре-
мени и въ немъ Камилла, обращаясь къ г-жѣ Иваше-
вой, въ первый разъ подписывается „ея преданной
дочерью " .

„Наконецъ, благодаря заботливости самыхъ нѣжныхъ
родителей, — • такъ начинается это письмо, писанное
1-го октября, — я освободилась отъ страха за отказъ.
Я надѣюсь, что небо, до сихъ поръ благопріятное ва-
шпмъ желаніямъ, не лишить меня и теперь своей помощи

7«

— 100 —

и что я, съ вашего благословенія, доставлю утѣшеніе
тому, кого желала бы вернуть вамъ цѣною собственной
жизни.

„Никогда не стремилась я такъ, какъ теперь, къ сча-
стію чувствовать себя въ вашихъ объятіяхъ. Но не
пріѣзжайте сюда ранѣе того времени, когда будете увѣ-
рены въ прекращены болѣзни, которая здѣсь господ-
ствуете Мнѣ кажется, что я вполнѣ обезпечена отъ
всякой опасности, такъ какъ живу въ вашемъ домѣ и
ввѣрена попеченіямъ д-ра Маидилпнга, который весьма
ідедръ на предосторолшости. Вы можете представить
себѣ, какъ мы живемъ въ томъ главномъ домѣ, кото-
рый вы занимали прошлой зимой. Наша дорогая и доб-
рая Лиза провела здѣсь 4 дня, которые показались ей
долгими вслѣдствіе томительнаго нетерпѣнія свидѣться
съ мужемъ и дѣтьми. Мы разстались съ ней 23-го сен-
тября, и хотя она обѣщала не оставлять насъ безъ
извѣстій, но, по всей вѣроятностн, дорога ея про-
длится вслѣдствіе карантиновъ, а письма ея задерлится
почтою " .

„Молитесь о вашей дочери! — восклицаетъ Камилла,
обращаясь къ своей будущей матери. — Я подъ рукою
Провидѣнія, оно доведетъ свою милость до конца и,
надѣюсь, не откажетъ мнѣ въ счастіи скораго свиданія
съ вами".

Намъ неизвѣстно, какъ провела Камплла зиму, когда
именно и съ кѣмъ она отправилась слѣдующею весною
въ Сибирь, но записки Басаргина даютъ намъ нѣко-
торыя свѣдѣнія о лштьѣ-бытьѣ Василія Петровича съ
того времени, какъ онъ принялъ предлолсеніе своей
невѣсты, до того, какъ она пріѣхала къ нему.

йвашевъ не долго оставался въ Читѣ послѣ полу-
ченія неожиданнаго извѣстія, имѣвшаго такое рѣши-
тельное вліяыіе на его судьбу.

Лѣтомъ 1830 года казематъ въ Петровскомъ заводѣ
былъ отстроенъ и окончательно изготовленъ. Въ іюлѣ

— 101 —

мѣсяцѣ началось переселеніе каторжниковъ, раздѣлен-
ныхъ на нѣсколько партій. ІІутешествіе въ 600 верстъ
потребовало около мѣсяца времени. Дорогою Ивашевъ
не разлучался съ Басаргинымъ и Мухановымъ, своими
ближайшими товарищами по заключенію. Наконецъ,
къ осени каторжники были размѣщены въ новыхъ ка-
зематахъ, приспособленных!) большею частью къ оди-
ночному заключенію. Днемъ они могли видѣться другъ
съ другомъ на работахъ и на прогулкахъ, которыя имъ
иногда дозволялись въ тюремномъ садикѣ. Ихъ бывшій
начальникъ Лепарскіи былъ переведенъ вмѣстѣ съ ними
въ Петровскій заводъ и продолжалъ снисходительно къ
нимъ относиться. Нѣкоторыя изъ женъ заключениыхъ
пріѣхали къ музкьямъ изъ Россіи и составили цѣлую
дамскую слободку, построенную вблизи каземата. Това-
рищи по заключенію продолжали жить дружно между
собою. По добротѣ Лепарскаго, они могли свободно
предаваться любимымъ своимъ занятіямъ. Кто рисовалъ
и писалъ стихи, какъ, напр., Ивашевъ, кто занимался
ремеслами. Нѣкоторые изучали новые языки, другіе
интересовались разными научными предметами. Всѣ,
вообще, слѣдили за литературными новостями по газе-
тамъ п журналамъ, получавшимся на счетъ суммъ ар-
тели, которая составилась между каторжниками для
удовлетворенія матеріальныхъ нулгдъ на общинныхъ
началахъ и въ которой Ивашевъ участвовалъ на сумму
1000 рублей ассигнациями. Такъ прошла первая зима
въ Петровскомъ заводѣ.

^Камилла Петровна пріѣхала въ Петровскій заводъ
осенью 1831 года, т.- е. черезъ годъ послѣ того, какъ
Ивашевъ узналъ о ея любви и предлоліеніи раздѣлить
съ нимъ горькую судьбу. Въ ожиданіи пріѣзда невѣсты
Василій Петровичъ озаботился постройкою для нея
дома и обзаведеніемъ первоначальнаго хозяйства. По
всей вѣроятности, онъ употребилъ на это 500 руб.,
оставшіеся у него отъ вклада въ артель. Камилла по-

— 102 —

мѣстилась на время у княгини М. Н. Волконской, но не
долго прождала свадьбы. Черезъ пять дней по пріѣздѣ
она была обвѣнчана съ Ивашевымъ. Лепарскій разрѣ-
шилъ молодымъ провести медовый мѣсяцъ въ своемъ
собственномъ. домѣ. Затѣмъ Камилла раздѣлпла заклю-
чение своего мужа и перешла въ его № каземата. Такъ
прожила она до разрѣшенія всѣмъ женатымъ каторж-
никамъ жить въ своихъ домахъ.

Камилла произвела на товарищей Ивашева очень хо-
рошее впечатлѣніе. По отзыву Басаргина, это была
милая, образованная молодая женщина. Она раздѣляла
заботы и труды остальныхъ женъ каторжниковъ и за-
служила наравнѣ съ ними эпитетъ ангела, которымъ
эти самоотверженныя женщины надѣляются въ запискахъ
декабристовъ и въ стихотвореніяхъ А. И. Одоевскаго.
Ивашевы были особенно дружны съ Басаргинымъ, съ
которымъ Василій Петровичъ сблизился, какъ мы вп-
дѣлп, еще во время своей холостой жизни. „Я имѣлъ
большое утѣшеніе въ семействѣ Ивашевыхъ, — гово-
рите Басаргинъ въ своихъ запискахъ, — живя съ ними,
какъ съ самыми близкими родными, какъ съ братомъ
п сестрой. Видались мы почти каждый день, вполнѣ
сочувствовали другъ другу и дѣлились между собою
всѣмъ, что было на умѣ и на сердцѣ". Басаргинъ былъ
крестнымъ отцомъ перваго сына, родившагося у Ива-
шевыхъ. Но ребенокъ этотъ прожилъ не долго и умеръ
Іна второмъ году. Опечаленные родители были вскорѣ
утѣшены роясденіемъ дочери, которую тоже крестилъ
Басаргинъ. Послѣдній въ 1834 году былъ боленъ вос-
. паленіемъ въ мозгу. Во время его мучительной и опасной
болѣзнп Ивашевъ и его жена безпрестанно навѣщали его.
Камилла готовила ему кушанье у себя на дому. Басаргинъ
съ горячей признательностью говоритъ объ этомъ вре-
мени и упоминаетъ о поиеченіяхъ и предупредительной
заботливости окружавшихъ его, какъ объ условіяхъ, ока-
завшихся благопріятными для его выздоровленія.

— 103 —

Прп такихъ отношеніяхъ понятны желаніе Иваше-
выхъ не разставаться съ своимъ другомъ даже при пред-
стоящеыъ освобожденіи изъ острога и мѣры, принятия
ими для того, чтобы быть назначенными къ поселенію
въ одномъ мѣстѣ съ Басаргинымъ. Василій Петровичъ
выражалъ это желаніе въ письмахъ къ своимъ родите-
лями Петръ Никифоровичъ и его жена выхлопотали
чрезъ графа Бенкендорфа своему сыну позволеніе не
разлучаться съ Басаргпнымъ и по окончаніи срока
заключенія.

Меясду тѣмъ, срокъ каторги, назначенный для осу-
жденныхъ по П разряду, былъ сокращенъ на половину,
по поводу разлпчныхъ прпдворныхъ событій, и въ концѣ

1835 года Ивашеву и Басаргину было объявлено, что
они выпускаются изъ тюрьмы и назначаются на посе-
леніе: Пока продолжалась переписка по этому предмету,
въ виду неимѣнія никакихъ ясныхъ распоряженій изъ
Петербурга, прошло еще полгода, въ теченіе котораго
каторжники II разряда стали пользоваться полною сво-
бодой. Начались посѣщенія товарищей, прощальные обѣды.
Наконецъ, къ іюлю мѣсяцу пришло изъ Петербурга
распредѣленіе мѣстъ, въ который бывшіе каторжники
назначались на поселеніе. Ивашеву, по просьбѣ его
матери, было опредѣлено жить вмѣстѣ съ Басаргинымъ
въ Туринскѣ, городѣ Тобольской губерніи. Бъ іюлѣ

1836 года началось отправленіе поселенцевъ изъ Пе-
тровскаго завода. Сперва уѣхали холостые. Басаргинъ
остался, дожидаясь Ивашевыхъ, которыхъ ему позво-
лили сопутствовать, такъ какъ они отправлялись въ одно
и то же мѣсто. Передъ отъѣздомъ переселенцы не за-
были выразить своей благодарности доброму старику
Лепарскому п со слезами простились съ нимъ.

., Прощальный обѣдъ нашъ былъ у Волконскаго, —
разсказываетъ Басаргинъ. — Тутъ собралась большая
часть товарищей нашихъ. Съ тѣмп же, которые не могли
на немъ присутствовать, мы простились въ казематахъ.

— 104 —

Шумно и грустно провели мы послѣдніе часы. Тостовъ
было много. Наконецъ, мы крѣпко, со слезами, обня-
лись другъ съ другомъ, простились со всѣмп и, раз-
мѣстившись въ экипажи, оставили Петровскій".

Путь въ Туринскъ лежалъ черезъ озеро Байкалъ,
Иркутскъ, Красноярскъ, Томскъ и Тобольскъ. Въ Ир-
кутск и Красноярскѣ путешественники отдыхали по
нѣскольку дней. Изъ Томска, гдѣ Ивашевы были за-
держаны около двухъ недѣль болѣзнью ребенка, Басар-
гинъ поѣхалъ одинъ впередъ.

Наконецъ, къ сентябрю 1836 года друзья снова со-
единились въ Туринскѣ. Сперва они жили тамъ втроемъ,
а потомъ, года черезъ три, туда пріѣхали нѣкоторые
изъ осужденныхъ по I разряду, которымъ тоже былъ
сокращенъ срокъ наказанія, именно Пущпнъ и Аннен-
ковъ съ женою.

Ивашевы скромно и спокойно зажили на поселеніи
и вскорѣ заслужили общую любовь и уваженіе жите-
лей Туринска. Чиновники и начальство вѣжливо обра-
щались съ ними. Семейство Василія Петровича увели-
і чилось въ это время рожденіемъ двухъ дѣтей и состояло
( теперь изъ двухъ дѣвочекъ и одного мальчика. Петръ
к Никифоровичъ, его жена и дочери иродоллсали быть
въ самыхъ родственныхъ отношеніяхъ съ Камиллой, ея
мужемъ и дѣтьми. Письма изъ Россіи поралсали Басар-
гина нѣжною заботливостью, душевною преданностью
и неограниченною любовью.
^ Но Василію Петровичу не долго суждено было на-
слаждаться семейнъшъ счастьемъ. Въ 1839 году умерла
жена его отъ родильной горячки. Ровно черезъ годъ,
день въ день, послѣ смерти Камиллы Петровны апо-
плексически ударъ прекратилъ жизнь ея мужа. Малень-
кія дѣти ихъ остались на попеченіи бабушки Ледантю,
И. И. Пущина, жившаго въ одномъ домѣ съ Ивашевыми,
и Басаргина. Е. П. Языкова, тетка ихъ, узнавъ о смерти
брата, поспѣшила вмѣстѣ съ другими родственниками

— 105 —

выхлопотать разрѣшеніе отъ правительства на право
возвращенія въ Россію дѣтей и М. П. Ледантю, которая
поѣхала въ Сибирь въ 1838 году, подчинившись всѣмъ
условіямъ, которымъ подлежать поселенцы? Разрѣшеніе
это послѣдовало только въ 1841 году, съ условіемъ
поселиться безвыѣздно въ Симбирской губерніи. Сначала
родственники помѣстили дѣтей въ имѣніи покойнаго
ихъ дѣда, Ивашева, Ундорахъ, гдѣ они и прожили два
года до продажи имѣнія въ ихъ пользу. Впослѣдствіи
дѣтямъ Ивашева было предоставлено имя ихъ отца.
Послѣ продажи Ундоръ княгиня Хованская, старшая
сестра В. П. Ивашева, жившая постоянно въ своемъ
имѣніи около Симбирска, взяла дѣтей брата къ себѣ и
воспитала ихъ вмѣстѣ съ своими дѣтьмилЮынъ Василія
Петровича былъ опредѣленъ въ артиллерійское училище,
а дочери вышли замужъ: старшая за Трубникова, быв-
шаго издателя Биржевыхъ Вѣдомостей, а другая — за
Черкесова, бывшаго владѣльца извѣстнаго книжнаго
магазина. Веневитиновъ.

Камилла Петровна Ивашева пріѣхала въ Читу, и
черезъ два дня состоялся, весьма рѣдкій, вѣроятно,
во всемъ мірѣ бракъ. Этотъ необычайный въ бы-
товой жизни поступокъ тронулъ душевныя струны
поэта А. И. Одоевскаго и вызвалъ къ свѣту его сти-
хотвореніе: „ На пріѣздъ въ Сибирь къ жениху", гдѣ онъ
рисуетъ поэтически свѣтлый образъ Камиллы Петровны:

По дорогѣ столбовой

Колокольчикъ заливается,

Что не парень удалой

Мягкимъ снѣгомъ опушается;

Нѣтъ, то ласточка летитъ

По дорогѣ, красна дѣвица.

Мчатс'я кони... отъ копытъ

Вьется легкая метелица.
* *

*

— 106 —

Кроясь въ пухѣ соболей,

Вся душою вдаль уносится,

Изъ задумчивыхъ очей

Капля слезъ за каплей просится...

Грустно ей... Родная мать

Тужить тугою сердечною

Больно душу оторвать

Отъ души разлукой вѣчною!

* *
*

Сердце горю суждено:
Сердце на двое не дѣлится:
Разрывается оно...
Дальній путь предъ нею стелется.
Но зачѣмъ въ степную даль
Свѣтъ — душа стремится взорами?
Ждетъ и тамъ ее печаль
За желѣзными затворами.

* *
*

Съ другомъ любо и въ тюрьмѣ!
Въ думѣ мыслить красна дѣвица:
Свѣтъ онъ мнѣ въ могильной тьмѣ
Встань, неси меня, метелица!
Занеси въ его тюрьму!
Пусть, какъ птичка домовитая,
Прилечу и я къ нему,
Притаюсь людьми забытая.

Щеглятъёвъ.

Наталья Дмигріевна Фонфизина.

Въ личности и судьбѣ Натальи Дмптріевны необхо-
димо остановить вниманіе, прежде всего на всемъ томъ,
что такъ или иначе служить связующішъ звекомъ между
нею и всѣмъ остальнымъ кружкомъ декабрпстовъ,
такъ какъ общая участь, долговременная жизнь вмѣстѣ,
среди одинаковыхъ условій, взаимное уваженіе и пре-
данность, одинаковыя или сходный надежды, огорченія
и утраты, безъ сомнѣнія, не могли не сообщить всѣмъ
имъ извѣстную оригинальную окраску, такъ сказать,
нравственную физіономію. Общею чертою Натальи Дми-
тріевны съ другими декабристами слѣдуетъ считать ея
возвышенное, идеалистическое настроеніе. Съ другой
стороны, подъ вліяніемъ исключительныхъ тяжелыхъ
условій, среди которыхъ печально доживали свой тре-
вожный вѣкъ декабристы, у нѣкоторыхъ изъ нихъ
могли и даже должны были развиваться ненормальный
психическія проявленія, иногда достигавшія поразп-
тельныхъ размѣровъ, какъ у Энтальцева, Н. С. Боб-
рищева-Пушкина и пр., чаще же принимавшія харак-
теръ скрытой, но убійственной, неизлѣчимой .сердечной
язвы.^Такъ въ личности Натальи Дмитріевны, еще съ
дѣтства нервной и экзальтированной, впослѣдствіи не-
льзя отрицать какого-то явно болѣзненнаго психиче-
скаго напряженія, дѣлавшаго ее часто слпшкомъ пуг-
ливой безъ причины, иногда крайне раздражительной
и, наконецъ, вообще, такъ сказать, субъектомъ истери-
ческимъ, вслѣдствіе чего минутныя впечатлѣнія, какъ

— 108 —

мы не разъ увидимъ, часто имѣли надъ нею неотра-
зимую силу. Въ зрѣлые годы Наталья Дмитріевна лю-
била анализировать свои чувства и ощущенія; искать
таинственной мистической связи мелсду разными незна-
чительными случайностями своей жизни; усматривать что-
нибудь знаменательное, какой-то перстъ судьбы въ са-
мыхъ обыденныхъ вещахъ; легко настраивалась въ
мистическомъ духѣ и часто воспринимала внѣшнія впе-
чатлѣнія съ такимъ исключительнымъ напряженіемъ
чувства, что, кажется, нельзя и сомнѣваться въ тяже-
ломъ вліяніи жизненныхъ условій на весь складъ ея
характера, а также и на своеобразное направленіе, ко-
торое подъ ихъ гнетомъ принимали ея врожденный на-
клонности. Нерѣдко въ ея письмахъ чувствуется какая-то
надорванная нота, показывающая, что автору много при-
шлось вынести и пережить на своемънезавпдномъ изгнан-
ническомъ поприщѣ. Припомнимъ, что напр. у Достоев-
скаго, также обреченнаго на подобную участь, въ со-
чиненіяхъ то и дѣло вырывается надырвающій и
щемящій душу вопль, и иритомъ вопль не отъ временнаго
тяжелаго настроенія, а отъ застарѣлой хронической боли
въ сердцѣ. Въ обоихъ указанныхъ отношеніяхъ лич-
ность нашей героини получаетъ несомнѣнный интересъ
въ довольно шпрокомъ смыслѣ; но, сверхъ того, какъ
свидѣтельствуютъ всѣ сохранившаяся о ней воспомина-
нія, она и сама по себѣ была натурой чрезвычайно
даровитой, разносторонней и въ высокой степени ориги-
нальной. При этомъ считаемъ необходимымъ оговориться,
что послѣднее замѣчаніе можетъ показаться съ перваго
взгляда ослабляющимъ наши предыдущія слова; но, по
нашему мнѣнію, индивидуальныя черты, никогда не сли-
ваясь совершенно съ общими, должны гораздо рѣзче
оттѣнять послѣднія въ томъ случаѣ, когда онѣ ярки и
болѣе или менѣе значительны; въ натурахъ менѣе да-
ровитыхъ и менѣе оригинальныхъ п общій элементъ
отразится блѣднѣе и безцвѣтнѣе.

ч

Наталья Дмятріевна Фонвизина.

— 111 —

Указывая всѣ эти соображенія, которыя сами собой
возникатотъ при ближайшемъ изученіи личности На-
тальи Дмитріевны, мы просимъ читателей имѣть ихъ въ
виду вообще при дальнѣйшемъ нашемъ излолсеніи, такъ
какъ отмѣчать ихъ въ отдѣльныхъ случаяхъ и примѣ-
рахъ намъ не придется, — это было бы и безполезно,
и утомительно: что справедливо въ общемъ, то при
примѣненіи въ отдѣльныхъ случаяхъ можетъ имѣть зна-
ченіе личнаго и ни для кого необязательна™ сообра-
женія.

Наталья Дмитріевна Фонвизина, дочь костромского
предводителя Дмитрія Акимовича Апухтина, съ ранняго
дѣтства обнаруживала задатки натуры богато-одаренной,
въ высокой степени предпріимчивой къ красотамъ при-
воды и необыкновенно склонной къ религіозному экстазу.
^Отличаясь выдающейся красотой, она въ то же время
обладала душой сильной, энергической и всего менѣе
способной мириться съ безцѣльной сутолокой обыден-
наго существованія. Съ • ранняго возраста у нея стало
замѣчаться пренебрежительное и вралсдебное отношеніе
къ пустотѣ и лжи свѣтскпхъ условій. Одна изъ ея хо-
рошихъ знакомыхъ и подругъ, М. Д. Францева, такъ
разсказываетъ по слухамъ о ея дѣтствѣ: „Въ костром-
скнхъ лѣсахъ воспитывалась ея поэтическая натура.
Она любила поля, лѣса и вообще привольную жизнь
среди народа и природы, не стѣсненную никакими лжи-
выми личинами свѣтской жизни въ городѣ. Въ пере-
писки Н. Д. Фонвизиной въ самомъ дѣлѣ, даже въ до-
вольно позднемъ возрастѣ, звучатъ иногда ноты искрен-
няго поэтическаго чувства, особенно въ минуты глухого,
тяжкаго отчаянія, когда она ощущала въ душѣ пустоту
и содрогалась, вспомпная былое счастливое время. Такъ
въ одномъ изъ писемъ къ Францевой Наталья Дми-
тріевна въ слѣдующихъ словахъ описываетъ свое вну-
треннее состояніе: „Терзаюсь, страдаю — п только!...
Вѣрно, ты подумаешь: почему бы не молиться, п я

— 112 —

также думаю. Да вѣдь Господь даетъ молитву моляще-
муся. Я какъ будто и молюсь и сердце до краевъ полно,
да что толку? лучше бы ужъ преяшяя пустота, чѣмъ
тѣснота теперешняя... Свѣтъ-то мои цвѣточки прежніе!
Прекрасный творенія Божія! какъ легко было мнѣ лю-
бить ихъ! Какъ дитя неразумное, возилась съ ними!
И горе, и заботы, и душевныя волненія исчезали при
видѣ ихъ и тонули въ ихъ благоуханіи... А теперь,
Боже, Бояіе мой! и цвѣты бы мои всѣ разнесло и 'по-
ломало внутреннимъ ураганомъ, все коверкающимъ, все
исторгающимъ до корней въ моей духовной области".
Такъ, сливая въ одинъ образъ буквальное собственное
и аллегорическое представленіе о цвѣтахъ, измученная
ліенщина вспоминала о золотыхъ грезахъ и чувствахъ
лучшей опоры своей жизни... У своихъ знакомыхъ при
первомъ удобномъ случаѣ Наталья Дмптріевна спѣ-
шила всегда осматривать цвѣтники и оранжереи.
А вотъ что одналсды она говорила своему деверю о
любви ея къ природѣ. „Виды- природы, тишина полей
и лѣсовъ всегда на меня дѣйствуютъ. Особенно люблю
я воду! Не знаю отчего, но когда я виясу рѣки или
озера, мнѣ становится какъ-то тоскливо по небесной
отчизнѣ"... Привольно росла Наталья Дмитріевна въ
домѣ обожавшихъ ее родителей, къ которымъ она на-
всегда сохранила самую горячую, задушевную привя-
занность, усиленную впослѣдствіи тяжкимъ гнетомъ
разлуки. Она была единственной дочерью и пользова-
лась въ семьѣ всѣми правами балованнаго подростка.
Увлеченная примѣромъ набожной матери, она страстно
предалась чтенію книгъ религіознаго содержанія и меч-
тала всецѣло посвятить себя на слуліеніе Богу.

Въ юности съ Натальей Дмитріевной произошло собы-
тіе, оставившее на всю лшзнь неизгладимые слѣды:
пылкое воображеніе мечтательной дѣвушки, разгорячен-
ное бесѣдами со странниками и монахинями, которыхъ
охотно принимала ея наболшая мать, воображеніе, настро-

— из —

енное въ духѣ религіознаго экстаза, въ яркихъ краскахъ
рисовало ей величіе аскетическихъ подвиговъ, и она
рано стала задумываться о монастырѣ. Сила и искрен-
ность ея благочестиваго увлеченія ясно обнаружились
въ томъ вліяніи, какое имѣла въ этомъ случаѣ молодая
дѣвушка на своего духовника, сельскаго священника,
котораго Наталья Дмитріевна склонила къ участію въ
исполненіи ея тайнаго замысла покинуть родительскій
кровъ и навѣки разстаться съ міромъ. $ Съ благосло-
веніемъ отпустилъ ее духовникъ изъ своего дома, остригши
ей предварительно волосы и давъ ей одежду сына своего,
въ которой она должна была явиться въ ближайшій
монастырь. Спѣшимъ перейти къ тѣмъ даннымъ о ея
жизни, которыя мы нашли въ сохранившемся семейномъ
архивѣ Натальи Дмитріевны. Какое впечатлѣніе произ-
вело неожиданное исчезновеніе дѣвушки изъ дому, мы
можемъ отчасти видѣть изъ слѣдующихъ строкъ письма
одной изъ родственницъ ея матери: „не будучи въ
состояніи проникнуть въ тайну, окружающую поведеніе
Наталіи, я теряюсь въ догадкахъ. Безъ сомнѣнія, если
она отдалась сумасбродной мысли похоронить себя въ
монастырѣ, то причиной этому ея черезчуръ пылкое
воображеніе, но не сердце, доброта котораго намъ
извѣстна" . По возвращеніи домой Наталью' Дмитріевну со
всѣхъ сторонъ ожидали выраженія самой горячей род-
ственной преданности, и никому даже въ голову не
приходило осыпать ее упреками или напоминать объ
эксцентрическомъ поступкѣ.

Сохранилось преданіе, что еще прежде разсказаннаго
эпизода молодая Апухтина, { благодаря своей красотѣ
имѣвшая множество поклонниковъ и блестящій успѣхъ
въ ненавидимомъ ею свѣтѣ, была заинтригована стра-
стными увѣреніями въ любви какого-то свѣтскаго льва,
по фамиліи Рунсброка, вскорѣ отказавшагося отъ своего
предложенія, когда онъ узналъ, что, сверхъ ожиданія,
не можетъ разсчитывать на богатое приданое. Это оскор-

В. ПОКРОВСКІЙ. ЖЕНЫ ДККАБРІІСТОІІЪ. 8

— 114 —

блеыіе было тѣмъ чувствительнѣе, что Наталья Дми-
тріевна отказала уже многимъ женихамъ и вообще
сторонилась отъ міра.^Скоро обиженной дѣвушкѣ пред-
ставился счастливый случай дать жестокій урокъ своему
недавнему ухаживателю, когда, встрѣтивпіись съ нимъ въ
обществѣ, уже по выходѣ замужъ за заслуженнаго и
почтенваго генерала, М. А. Фонвизина, она съ презрѣ-
ніемъ отвергла вспыхнувшее въ бывшемъ женихѣ пламя
запоздалой любви. ^Этотъ случай будто бы послужилъ
потомъ Пушкину канвой для сюжета „Евгенія Онѣгина".
Для того, чтобы лучше познакомиться съ личностью
Натальи Дмитріевны во время ея ранней молодости, за
недостаткомъ непосредственно относящихся сюда дан-
ныхъ, остановимся нѣсколько на той средѣ и обста-
новкѣ, при которыхъ протекло ея дѣтство и юность.
Такъ какъ съ тѣхъ поръ промелькнуло почти цѣлое
столѣтіе, и обычаи, нравы и понятія за это время
существенно измѣнились, то и не безынтересно на минуту
перенестись мысленно въ ту отдаленную пору. Въ пере-
писки родствеиниковъ Натальи Дмитріевны ярко рисуются
давно отжившія формы быта и тѣ патріархально-сенти-
метальныя отношенія, отъ которыхъ въ нашъ суровый
вѣкъ вѣетъ какимъ-то наивнымъ сказочнымъ доброду-
шіемъ. Вотъ передъ нами бабушки, тетушки и другіе
сродники молодой дѣвушки, искренно обожающія ее по
чувству родства, неизмѣнно прославляющія старину и
прелшіе чистосердечные нравы и притязательный при-
вычки, съ грѣхомъ пополамъ пишущія по-французски
и совсѣмъ безграмотно на своемъ родномъ языкѣ, сохра-
нившія въ своемъ говорѣ много простонародныхъ словъ
и выраженій, свято преданныя религіознымъ обрядамъ
и обычаямъ дѣдовъ, простодушныя, любящія и вь то
же время глубоко невѣлгественныя старинныя русскія
дворянки. За ними слѣдуютъ представительницы срав-
нительно молодого поколѣнія, сентиментальный, разо-
чарованный, склонныя къ изліяніямъ нѣжныхъ чувствъ,

— 115. —

восхищающіяся прелестью одиночества, но такія же
сердечный и родственный, какъ ихъ матери и бабушки.
Чтобы почувствовать осязательно близость этой нехитрой
и благодушной атмосферы, стоить лишь привести
нѣсколько характерныхъ выдержекъ изъ переписки.
Такъ одной изъ родственницъ Натальи Дмитріевны,
юной Александринѣ Кологривовой, приходилось иногда
по нѣсколько мѣсяцевъ проводить вдали отъ родныхъ,
къ которымъ она была привязана всѣмъ сердцемъ, и
вотъ она пишетъ имъ посланіе за посланіемъ, расточая
цвѣты краснорѣчія для изображенія своей нѣжной
грусти, наполняетъ письма однообразными объясненіями
въ родственной любви и сентиментально подписываетъ
вверху писемъ: „роиг ѵоиз зеиіе" или: „ Богу и вамъ" — въ
горячихъ, страстныхъ тирадахъ изливая свою тоску по
дорогимъ ей людямъ, вдругъ разраясается громовыми
обличеніями противъ бездушнаго свѣта, обманутыхъ
нацеждъ и проч. Вотъ идеалъ ея жизни: „Ще зоШдпІе
а^гёаЫе, тез атіз аиіоііг ае тоі, ГеЧиае, 1а Іесіиге,
Іез Ъеаих агіз — ѵоііа топ рагасііз Іеггезіге! Маіз іі іаиі;
ѵіѵге аапз 1е топае, іі Гані ёЧге сіапз ипе зосіёіё ой ^е
пе зиіз ^атаіз се дие .іе зиіз спег тоі Й '. О натянутой
жизни въ свѣтскомъ обществѣ она довольно .мѣтко выра-
жается: 8е рагег, зе ротропег роиг з'ешшуег — ѵоііа ип
аг§ - еп1Ъіеп етр1оиё!Въ такомъ же духѣ написаны и всѣ
остальныя письма. Вотъ напр. невинные, сентименталь-
ные вопли разочарованія: „Ап, топ ап§е, топ аі§пеап§е!
1е топае пе т'ойге аисип айгаіі: ^е зиіз аезепсіиапіёе!"
или: „ Ье топае пе те рагаіі ци'ип ѵазіе Іііёаіге еі іез
поттез сотесііепз диі сііап^епі аез гоіез, сотте іі Іеиг
ріаіі!" Наконецъ: „О^и'йз ёіаіепі Ъеаих, Іез гёѵез ае топ
іта^іпаііоп! О^иеі топсіе епсігапіё ^'ІіаЬііаіз ! — Ой езі-іі?
топсіе іта§іпаіге? Ой зопі сез Іапіотез ае Геіісііё ? а
Но всего эффектяѣе сентиментальные восторги, пред-
вкушаемые отъ одной мысли, что скоро удастся будто
бы навсегда покинуть се топае іта^іпаіге и навѣки

8*

— 116 —

соединиться въ сладостныхъ объятіяхъ родственной
дружбы. Какъ все это отзывается невозвратнымъ про-
шлымъ, когда высочайшая степень отчаяннаго разоча-
рования выражалась въ непосѣщенін баловъ и театровъ,
какъ это напоминаетъ времена Карамзина и „Бѣдной
Лизы" и какъ страшно далеко отъ нашего вѣка напря-
женной борьбы за существованіе ! Если собрать по-
больше такихъ образчиковъ наивнаго прекраснодугаія
нашихъ предковъ, то, быть можетъ, намъ удалось бы
найти прямую дорогу отъ литературнаго карамзинскаго
сентиментализма къ послѣднимъ остаткамъ невинныхъ
сентиментальныхъ чертъ въ жизни во времена Мани-
ловыхъ. Какъ воспоминаются фразы, сказанныя Манило-
вымъ Павлу Ивановичу Чичикову объ майскомъ днѣ,
объ именинахъ сердца, при чтеніи слѣдующихъ серіозно
и искренно написанныхъ строкъ въ одномъ посланіи
Александрины: „Моп ашіе, оиЫіопз 1е топаѴ еі зез
іііизіопз аапзіез Ъгаз ае ГатШе !" или: „II геѵіепсіга іопс, се
]оиг йе поіге гёипіоп, еі іі п'ез! раз Іоіп! Аіогз, топ
аюіе, аіогз... Л'оиЫіегаі 1е топсіе, Іев ріаізігз, Іез Шизіопз
тепзопдегз еі ^е зегаіз пеигеизе!" Такой же манилов-
щиной въ карамзинскомъ стилѣ вѣетъ и отъ слѣдующихъ
восторженныхъ гимновъ природѣ: „Ніег ]е раззаіз Іоиіе
1а ^игпбе йапз Іез Ъоіз. (^иеі спагте ^ёргоиѵаіз аих
спапіз сіе 1а ріаіпііѵе Рініотёіе!" Это было еще то счаст-
ливое время, когда почти единственнымъ огорченіемъ
считалась разлука съ родными и когда наивность про-
стиралась до того, что изъ одного города въ другой,
какъ интересную новость, сообщали что вотъ-де въ
Орлѣ случилось исторія: тринадцатилѣтняго мальчика
подучили при всѣхъ въ шутку расцѣловать какую-то
солидную особу.

Какъ бы ни возвышалась надъ этимъ родственнымъ.
кругомъ въ отношеніи уровня развитія и понятій На-
талья Дмитріевна, но она не была отъ него такъ уда-
лена, какъ мы, позднѣйшіе потомки, и ей, конечно,

— 117 —

нисколько не казались странными ни тогдашняя сла-
щавая сентиментальность ни окружавшая ее умствен-
ная ограниченность; мало того:$въ ней самой, можно
сказать, совершенно уживались горячія сочувствія идеямъ
передовыхъ умовъ начала нашего вѣка съ традициями
и суевѣріями ея старозавѣтной домашней среды. Она
и^сама на всю жизнь всосала въ себя немалую дозу
суевѣрія, мистицизма, слезливости и многихъ другихъ
качествъ, которыя роднили ее съ этой средой и оста-
лись въ ней характерпымъ отпечаткомъ былого вре-
мени въ значительно позднѣйшіе годы. Впрочемъ, и
Кологривовы въ представителяхъ своихъ младшихъ.по-
колѣній были для своей норы люди образованные и
развитые, любили искусства, чувствовали красоты при-
роды, вращались въ хорошемъ обществѣ и не были
даже лишены нѣкотораго литературнаго развитія. Но
все это принимало формы уже тогда отживавшаго вре-
мени, и вотъ продуктомъ этой-то среды и этой эпохи
и была до извѣстной степени также Наталья Дми-
тріевна, объ одномъ родственникѣ которой одна изъ ея
тетокъ такъ выражалась въ письмѣ: „онъ, благодаря
Бога, живъ, здоровъ и обыгрываетъ пасъ въ бостонъ".
Другая тетка такъ лее лаконически охарактеризовала
обычное времяпрепровожденіе другихъ членовъ семьи:
„молодые наши, двѣ недѣли все танцовали, хоть въ три
пары, да, по крайней мѣрѣ, довольно труда было ихъ
ногамъ, а мы (старики) за работой — вотъ и все наше
занятіе". Если бы мы задали себѣ вопросъ, какую роль
играла въ этой сферѣ Наталья Дмитріевна и какъ смо-
трѣли на нее со стороны, то прямой отвѣтъ на него
найдемъ въ письмѣ къ ея матери отъ Александрины
Кологривовой. Высказывая обычное пожеланіе счастли-
ваго замужества Натальи Дмитріевны, которую по воз-
расту стали уже считать невѣстой, Александрина гово-
рить ея матери: „ОЬ, шоп апгіе! рапіоппег тоі се
сіёзіг — риіззе І'е11е тагіег аѵапі 1а йп йе Гаппёе (1820):

— 118 —

с'ез! ип Де тез ѵоеих Іез ріиз спегз. «Гаітегаіз а 1а
ѵоіг епігёе а Ъоп рогі, аѵапі ди'еПе аіі соппи Іез Йап-
§егз (1е 1а тег ога&еизе. 8і ^еипе! зі іппосепіе! с'ез!
ип ап§'е! 8і ^еіаіз ^атаіз теге, заѵег ѵоиз ой ^ігаіз
ёіеѵег тез Шіеа? — Бапз ипе Іегге, сотте 1а ѵбіге,
аи8зі ізоіёе, аиззі е1оі§пёе сіе Іоиіе соп1а§іоп". Впрочемъ,
эта сочувственная оцѣнка личности Натальи Дмитріевны
не помѣшала той же Александринѣ замѣтить въ ней
единственный, по ея мнѣнію, недостатокъ — наклон-
ность къ романтическому настроенію: „Зе не Іиі Ігонѵе
^и'^т сІеГаиѣ. ЕІІе езі рогіёе а ёіге готапещие" . Можно
поэтому судить, какова же была экзальтація самой На-
тальи Дмитріевны, если ея восторженная, чувствитель-
ная подруга, начитавшаяся сентиментальныхъ француз-
скихъ романовъ, находила ее черезчуръ романической
натурой, съ чрезмѣрно воспламененнымъ воображеніемъ!
Въ то же время и той же родственницѣ характеръ
нашей героини представлялся необыкновенно эксцентри-
ческимъ и въ этомъ смыслѣ внушающимъ опасенія,
вслѣдствіе чего она рѣшилась дать совѣтъ заботливой
матери тайно пересматривать письма, бумаги, альбомы
дочери и удалять отъ нея все, что носило бы слѣды
дурной игры страстей.

Здѣсь мы встрѣчаемъ пробѣлъ въ свѣдѣніяхъ о жизни
Натальи Дмитріевны, лишающій насъ возможности об-
стоятельно разъяснить, какъ именно и насколько быстро,
при врожденной наклонности къ идеаламъ и отвращенію
отъ безсмысленнаго прозябанія, въ восторженной дѣ-
вушкѣ произошелъ поворотъ отъ рѣзко очерченнаго и
замкнутаго круга жизни согласно традиціямъ, среди
атмосферы баловъ, легкомысленныхъ любовныхъ ин-
тригъ и благодушнаго времяпровожденія, къ отреченію
въ принципѣ и на дѣлѣ отъ благъ паразитнаго суще-
ствованія. Неизвѣстно такясе, не былъ ли благородный
огонь идеализма причиной избранія ея въ супруги та-
кимъ человѣкомъ, какъ М. А. Фонвизинъ. Но во вся-

— 119 —

комъ случаѣ, если послѣдній нашелъ въ будущей женѣ
отголосокъ на мучившіе его запросы и требованія отъ
жизни, то лишь въ самомъ общемъ и условномъ смыслѣ.
Есть одно мѣсто въ нерепискѣ, правда, относящееся
къ значительно позднѣйшему времени, но дающее пол-
ное основаніе думать, что Наталья Дмитріевна и въ
ранней молодости отнеслась съ горячимъ сочувствіемъ
не столько къ цѣли и опредѣленнымъ идеямъ общества,
въ которое вступилъ ея мужъ, сколько понимала дѣло
отвлеченнымъ образомъ, поддаваясь безкорыстному по-
бужденію, увлекавшему ея Мишеля на жертву собой
для блага другихъ, Въ сущности душа ея стремилась
къ чему-то необычайному, къ какому-то великодушному
подвигуЛ Натура ея была пламенная, эксцентрическая,
и она чувствовала непобѣдимое влеченіе къ роковымъ
безповоротнымъ рѣшеніямъ въ самомъ исключительномъ
смыслѣ. Какъ только представился первый благопріят-
ный случай къ тому, она съ жаромъ изступленнаго
фанатизма бросилась въ открытую пропасть и, несмотря
на неизбѣжный внутренній разладъ при мысли о близ-
кихъ и дорогихъ людяхъ, въ глубинѣ души благосло-
вила свой трудный жребій. Впослѣдствіи, отказавшись
отчасти отъ горячки увлеченій юности, она сильно
протестовала противъ сохранившейся у нѣкоторыхъ
декабристовъ въ ссылкѣ, какъ она говорила, привычки
давать своимъ сужденіямъ либеральную окраску, кото-
рую она называла тогда „ангеломъ тьмы въ образѣ
свѣтлаго ангела"; она даже торжествовала внутренно,
когда замѣчала въ своемъ Мишелѣ поворотъ отъ либе-
рализма къ міросозерцанію ей болѣе сродному и близ-
кому. Въ своихъ мысляхъ объ этомъ предметѣ она
позже руководилась особенно пророчествомъ ап. Петра
о послѣднихъ временахъ, гдѣ „ясно опредѣленъ этотъ
ужасный духъ времени, времени — продоллгаетъ она —
которое мы, къ несчастью, переживаемъ и котораго
по недоразуміънію чуть было не сдѣлались добычей".

— 120 —

Несомнѣнно, что въ горькую годину изгнанія Наталья
Дмитріевна, уже зрѣлая женщина, благодаря личной
даровитости и болѣе убѣжденному страстному исповѣ-
данію своихъ внутреннихъ движеній и помысловъ, по-
степенно пріобрѣла могущественную власть надъ ста-
рѣвшимъ уже мужемъ; и если возможно допустить въ
самую раннюю пору ихъ сближенія извѣстную долю
вліянія его на будущую подругу жизни, то и тогда это
вліяніе было, вѣроятно, далеко не полное. Однажды,
въ началѣ сороковыхъ годовъ, сообщая матери о про-
исшедшемъ въ ея мужѣ желанномъ для нея душевномъ
переворотѣ, она замѣчаетъ: „на-дняхъ была пріятно
удивлена, услышавъ Мишеля откровенно изъясняющимъ
свои мнѣнія товарищамъ въ искренней бесѣдѣ; въ со-
жалѣніи о прежнемъ заблужденіи онъ такъ выразился:
\если бы Господь допустилъ меня увидѣть дѣтей, я бы
счелъ первымъ долгомъ взять съ нихъ слово никогда
не вступать ни въ какое тайное общество; все это не-
хорошо и противозаконно; такое средство при самой
благой цѣли не годится, будучи основано на лжи, об-
манѣ и укрывательствѣ " . Именно послѣдняго никакъ
, не могла выносить натура Натальи Дмитріевны, кото-
рая всегда рѣшалась на отчаянный рискъ при свѣтѣ
бѣлаго дня и на глазахъ у всѣхъ дорогихъ и нена-
вистныхъ ей людей. Если она ушла тайкомъ отъ ро-
дителей въ монастырь, то, бе^зъ сомнѣнія, только по-
тому, что въ противномъ случаѣ былъ бы не осуще-
ствимъ ея планъ, и если она послѣдовала за мужемъ
въ его предпріятіи, то принимала въ немъ самое го-
рячее участіе сердцемъ, участіе нравственное, $но сама
итти долго тайнымъ путемъ едва ли была въ состояніи.
^Другое дѣла — бросить все « пуститься за мужемъ
въ ссылку, торжественно похоронивъ въ виду всѣхъ
свою молодость и свѣтлыя надежды — такой порывъ
какъ нельзя больше согласовался съ ея страстной на-
турой. Не однажды она вспоминала потомъ, какъ въ мо-

— 121 —

лодыхъ годахъ еще „въ счастливой, повидимому, жизни
душа ея рвалась въ другой, лучшій міръ и у нее тогда
земная жизнь со всѣми ея оболыценіями, столь силь-
ными въ юности, мало представляла ей радостей". —
„Сокровище мое, — говорила она съ явной скорбью
о незабвенныхъ дняхъ юныхъ восторженныхъ поры-
вовъ, — было не здѣсь: я было потеряла его совсѣмъ
изъ виду на время и ничѣмъ не могла замѣстить.
Если бы Господь отнялъ отъ меня свое ощутительное
присутствіе — это можетъ дать мнѣ понятіе объ адскихъ
мукахъ; но міръ уже потерялъ для меня всю цѣну;
покровы обольстительные давно спали съ глазъ моихъ".
Въ одномъ мѣстѣ переписки находимъ любопытное
признаніе Натальи Дмитріевны, что, когда однажды
одна изъ тетокъ подарила ей книгу „Тгёзог сіи СпгеЧіеп",
то ее ошеломило одно мѣсто совершеннымъ совпаде-
ніемъ съ тѣмъ, что бродило у нея на душѣ и настоя-
тельно требовало себѣ простора; въ немъ она нашла
„совершенный отзывъ своему расположение ", послѣ
чего она уже не могла противиться внутреннему го-
лосу, призывавшему ее къ иной, самой отверженной и
великой въ своемъ уничиженіи долѣ, и „жизнь въ мірѣ,
какою всѣ живутъ, этотъ житейскій бытъ, показался
ей смертью".

Побѣгъ въ Бельмажскій монастырь произошелъ въ
половинѣ 1821 г., а въ концѣ его Наташа была уясе
невѣстой.5 Всѣхъ удивила сдѣланная ею партія, такъ
какъ мужемъ ея сталъ двоюродный дядя, человѣкъ почти
сорока лѣтъ. Судьба связала ее съ человѣкомъ въ чи-
нахъ, пользовавшимся болыпимъ вѣсомъ и виднымъ слу-
жебнымъ положеніемъ, но вступившимъ въ тайное обще-
ство и вскорѣ приговореннымъ до окончательнаго рѣ-
шенія дѣла къ заключенію въ Петропавловской крѣпости.
ЪЧерезъ годъ Наталья Дмитріевна была уже матерью и
готовилась ко вторымъ родамъ. Познакомившись изъ
предыдущего очерка съ энергическимъ характеромъ этой

— 122 —

женщины, мы легко поймемъ, что она безъ колебаній
обрекла себя на тяжелую участь изгнанницы. Никакіе
отговоры и убѣжденія родителей не могли на нее по-
дѣйствовать: что однажды было ею рѣшено, того нельзя
было заставить ее перемѣнить. Она словно обрадова-
лась подвигу и страданіямъ. Наступила пора нестерпи-
мыхъ мученій, неизвѣстности, которая злѣе самой злой,
но определенной и выяснившейся доли. Внезапное по-
явленіе въ ихъ помѣстьѣ Крюковѣ деверя Натальи
Дмитріевны, Ивана Александровича, въ сопровожденіи
неизвѣстныхъ лицъ, почти вслѣдъ за роковымъ днемъ
14-го декабря, мигомъ объяснило ей, что участь ея мужа
рѣпіена. Михаилъ Александровичъ былъ тотчасъ же
увезенъ и вслѣдъ за тѣмъ арестованъ, а Наталья Дмит-
ріевна по беременности оставалась дома. Недавно еще
она уѣзжала куда-то изъ Крюкова и получала отъ мужа
обыкновенный спокойныя письма, въ которыхъ онъ,
впрочемъ, убѣждалъ ее скорѣе вернуться, ссылаясь на
нетерпѣніе поскорѣе ее видѣть, — а теперь, послѣ ко-
роткаго свиданія, супругамъ грозила уясе продолжитель-
ная разлука. Съ обѣнхъ сторонъ высказывалось есте-
ственное желаніе поскорѣе увидѣться, заслонившее со-
бою все остальное. „Сегодня минуло пять мѣсяцевъ, —
писалъ однажды женѣ Михаилъ Александровичъ, — какъ
я нахожусь въ крѣпости. Какимъ бы образомъ ни ре-
шилась участь моя, надѣюсь, что мпѣ не откажутъ въ
благодѣяніи еъ тобой увидѣться, тѣмъ болѣе, что я увѣ-
ренъ, что ты употребишь всѣ средства испросить сіе
позволеніе". Эти строки получились уже Натальей Дми-
тріевной не въ деревнѣ, а въ Петербургѣ, куда она
примчалась при первой возмолшости, сгорая отъ нетер-
пѣнія раздѣлить судьбу мужа, а пока чаще съ нимъ
видѣться (вслѣдствіе чего Михаилу Александровичу
нельзя ставить въ упрекъ поощреніе намѣренію жены
принести для него жертву, *тогда какъ, напротивъ, онъ
всячески старался потомъ отклонить ея намѣреніе слѣ-

— 123 —

довать за нимъ въ ссылку). Состояніе духа Натальи
Дмитріевны въ Петербургѣ все время было мрачное и
возбужденное. Она постоянно писала мужу, добилась
свиданія съ нимъ, но, стѣсненная надзоромъ и кратко-
срочностью встрѣчъ, не находила рѣчей и возвращалась
домой измученная и неудовлетворенная, страдая въ то
же время отъ сильнаго желанія поскорѣе вернуться къ
своимъ изъ чужого города, казавшагося ей ненавист-
нымъ при такихъ грустныхъ обстоятельствахъ. Даже
сны, переносившіе ее въ счастливое прошлое или льстив-
шіе несбыточными мечтами объ освобоясденіи мужа,
еще больше усиливали щемящее чувство тоски. Въ это
время единственную отраду она находила въ неречиты-
ваніи „Войнаровскаго", припоминая, какъ мужъ увле-
кался имъ „во время счастливое, не воображая, какое
сходство будетъ его положенія съ этимъ". Она завидо-
вала деверю своему Ивану Александровичу, который
могъ раньше ея уѣхать въ Москву и увидѣть ея сына
и мать. По возвращеніи въ Москву Наталья Дмитріевна
скоро добилась согласія со стороны родныхъ на слѣдо-
ваніе за мужемъ въ Сибирь и, изнывая отъ нетерпѣнія
вновь соединить съ нимъ свою судьбу, то убѣждала
его не отклонять ея поѣздку, то уговаривала не сму-
щаться медленностью ея сборовъ. Какъ бы то ни было,
послѣдніе дни передъ отъѣздомъ не могли не мучить
даже эту рѣшительную женщину: „иногда, — при-
знается она, — „смотря на маменьку и малютокъ на-
шихъ, думаю: скоро иримчится и роковая минута раз-
луки, можетъ быть вѣчной, и, думая это, желала бы
остановить нѣсколько быстрый полетъ его". Въ слѣдую-
щемъ письмѣ она повторяетъ: ^Какъ сладостна для
меня мысль, что я буду вполнѣ раздѣлять участь твою!
Повѣришь ли, что она украшаетъ мое существовапіе!"
Предавшись совершенно мысли о скоромъ отъѣздѣ, На-
талья Дмитріевна сердилась на задеряски и промедленія
и оскорблялась, если замѣчала въ близкихъ эгоистиче-

— 124 —

скія опасенія за себя въ отношеніи смѣлаго заявленія
своихъ чувствъ въ письмахъ къ ея несчастному мужу*).
Такъ съ нѣкоторой иронической досадой, вслѣдъ за не-
многими боязливыми строками приписки къ ея письму
деверя, она берется снова за перо, чтобы прибавить:
„братъ пишетъ мало; боится чего-то". Въ послѣднія ми-
нуты ей съ особенной живостью припомнилась недав-
няя смерть невѣстки (жены Ивана Александровича),
наводившая грустный думы о вѣчной разлукѣ, можетъ
быть, и съ другими близкими сердцу, что впослѣдствіи
и сбылось, и на собственныхъ дѣтей она смотрѣла, по
ея словамъ, какъ на не принадлежащихъ ей уже болѣе.
Въ жестокомъ нравственномъ страданіи она готова была
бы даже вернуть дни заточенія своего мужа въ Петро-
павловской крѣпости, когда еще всѣ родные ея были
близко, и она, при всей горести, имѣла отрадныя ми-
путы. Свинцовая туча надвигалась все ближе, и ужасъ
мрачной неизвѣстности представалъ съ каждымъ часомъ
яснѣе. Страшно было заглядывать впередъ, но тяжелое
нравственное состояніе облегчалось для нея мыслью,
что ,, страждущіе съ терпѣніемъ здѣсь, вознаграядаются
там», гдѣ не будетъ уясе ни разлуки ни страданія".
Особенно же отчаяніе овладѣвало ею при прощальномъ
взглядѣ на родныя мѣста въ деревнѣ и въ Москвѣ.
Опа набросала письмо мужу, начинающееся слѣдующими
словами: „Какъ грустно мнѣ было видѣть всѣ предметы
меня окружающіе, воспоминанія блаженнаго, невозврат-
наго времени истерзали мнѣ душу!... Садикъ очень раз-
росся, и вся деревня какъ-то украсилась; но прекрасный

*) Въ неизвѣстныхъ запискахъ декабриста борона Розена находимъ
слѣдующее любопытное указаніе, дающее нонятіе о тяжеломъ нравствен-
номъ состояніи М. А. Фонвизина во время его заключенія: „Одинъ изъ
арестантовъ, Мих. Ал. Фонвизина, сколько ни старался, но не могъ пе-
ренести затворничества; хотя духомъ онъ бодрствовалъ, но нервы не сно-
сили такого состоянія, и, наконеиъ, приказано было, чтобы не запирали
его дверей ни задвижками, ни замками, а чтобы часовой стоялъ вь его
нумерѣ". (Зап. бар. Розена, стр. 134).

— 125 —

мѣста ііостылы безъ милыхъ сердцу!" Подобно своей
предшественник на поприщѣ самоотреченія ради лю-
бимаго мужа, Натальѣ Борисовнѣ Долгорукой, она го-
товилась „все оставить для одного человѣка". Муже-
ственная рѣшимость взяла верхъ надъ страхомъ буду-
щаго, и хотя у нея вырвался стонъ унынія въ словахъ:
„время золотое протекло для меня безвозвратно" и при-
знаке, что „сердце двоится, душа раздѣляется"; но это
была послѣдняя дань жестокой внутренней боли, за ко-
торой послѣдовало снова страстное возбужденіе, выра-
зившееся, между прочимъ, въ восторженныхъ возгласахъ:
„какъ птица, вырвавшаяся изъ клѣтки, полечу я къ
моему возлюбленному, дѣлить съ нимъ бѣдствія и вся-
кія скорьби и соединиться съ нимъ снова на жизнь и
смерть!" Наконецъ, роковой моментъ насталъ, и жен-
щина, полная жизни и силъ, простилась съ родными
и помчалась навстрѣчу своему темному и безотрадному
будущему. Домъ точно опустѣлъ, и у всѣхъ оставшихся
легъ на душу тяжелый камень. „Въ десятомъ часу ве-
чера, — писалъ въ тотъ же или на другой день брату
Иванъ Александровичъ, — нашелъ я маменьку на ди-
ванѣ въ изнеможеніи; она сама мнѣ сказала: „я очень
спокойна, но чувствую маленькую слабость". Отъ нея
зашелъ къ дѣтямъ, но они уже спали".

Въ половинѣ марта 1828 г. Наталья Дмитріевиа при-
была въ Читу, откуда съ другими ссыльными черезъ
нѣкоторое время была переселена въ Петровскій заводъ.
На пути ее развлекало множество новыхъ впечатлѣній,
но по водвореніи на мѣстѣ она тотчасъ же затосковала
и увидѣла себя совершенно въ чуждой сферѣ. Она тот-
часъ же завязала множество самыхъ дружескихъ отно-
шение „съ особами хорошими, милыми, любезными, го-
раздо лучше себя", какъ она говорила; но онѣ не раз-
деляли ея религіознаго экстаза, и она скоро научилась
скрывать его и даже, насколько была въ силахъ, стала
предаваться развлеченіямъ общественной жизни. „Я ни-

— 126 —

когда не говорила съ дамами высшаго круга о религіи",
пишетъ она въ своей исповѣди. Кромѣ того, въ первое
время по водвореніи въ Сибири Наталья Дмитріевна была
совершенно поглощена льстившей ей надеждой, что не
нынче, такъ завтра послѣдуетъ разрѣшеніе везти дѣтей
вслѣдъ за родителями на мѣсто ссылки. Распространив-
шіеся слухи были, вѣроятно, пороясденіемъ задушевныхъ
яіеланій самихъ декабристовъ — не болѣе; но имъ вѣ-
рили. „Вы пишите, мой другъ", — отвѣчалъ Иванъ Але-
ксандровичу — „что до васъ дошло свѣдѣніе о позво-
леніи везти дѣтей; положительно еще ничего не зпаю, но
вы мояіете быть напередъ увѣрены, что милостью на
сей счегъ не замедлю воспользоваться".

— Надежда эта обманула, и сладкую мечту пришлось
забыть. Мало-по-малу Наталья Дмитріевна освоилась
съ своимъ новымъ пололсеніемъ и сошлась съ новыми
подругами. О жизни Фонвизиныхъ въ Нетровскомъ за-
водѣ и объ ихъ отношеніяхъ къ другимъ ссыльнымъ
можно до нѣкоторой степени составить заключеніе по.
дошедшей до насъ перепискѣ ихъ 1834 — 1835 гг. Вся
эта переписка переполнена выраяіеніями горячей пре-
данности со стороны товарищей по несчастью, при-
нуяіденныхъ еще года на полтора остаться въ Петровскомъ
заводѣ, тогда какъ М. А. Фонвизинъ, принадлежавшій
къ четвертому разряду государственныхъ преступни-
ковъ, раньше многихъ другихъ былъ освоболіденъ отъ
каторжныхъ работъ ипереселенъ съ женой въЕнисейскъ.
Особенно горячее расположеніе питали къ пимъ остав-
шиеся на заводѣ Трубецкіе, Нарышкины. Давыдовы и
безкорыстный медикъ - декабристъ Фердинандъ Богдано-
вичъ Вольфъ. Всѣ они изъявляли скорбь, причиненную
имъ разлукой послѣ многихъ лѣтъ жизни душа въ душу
съ Натальей Дмитріевной и ея муясемъ, всѣ раздѣляли
горе Фонвизиныхъ о ихъ болѣзни, объ умершемъ ре-
бенкѣ и проч. Всѣ они тосковали за себя и другъ за
друга. Нарышкина писала, что единственная ея мечта —

— 127 —

въ будущемъ снова пожить когда - нибудь съ Фонвизи-
ными въ одномъ изъ сибирскихъ городовъ, но и эта
надежда была призрачна при огромной сибирской терри-
торіи. Такою же преданностью дышали письма Трубецкой
и Давыдовой; одна изъ нихъ такъ оправдывала свое
рѣдкое писаніе : „ если бы какая - нибудь счастливая
перемѣна случилась въобстоятельствахънашихъ, какъ бы
мы поспѣшили васъ подробно обо всемъ увѣдомить!
Мы знаемъ, добрые друзья, что истинно порадовали бы
васъ и доставили бы вамъ нѣсколько утѣшительныхъ
минуть, заставивъ забыть на время ваше собственное
горе; но по сію пору мы все въ одномъ положеніи,
или, лучше сказать, день ото дня дѣлается все хуже".
Только семейныя радости не надолго разгоняли эту
безпросвѣтную печаль и, благодаря имъ, „иногда, хотя
и рѣдко, — какъ писала Давыдова, — на короткое
время забываемъ, гдѣ мы теперь". При такихъ уоло-
віяхъ сила взаимной привязанности иѣсколькпхъ се-
мействъ простиралась до того, что Наталья Дмитріевна
Фонвизина съ печалью вспоминала потомъ даже о Пет-
ровской тюрьмѣ, гдѣ оставила столько преданныхъ друзей.
Въ сердцахъ родственниковъ несчастье Натальи
Дмитріевны отозвалось, конечно, не менѣе сильно. Какъ
должны были показаться мелкими и ничтожными лреж-
нія горести и сентиментальные вздохи, когда пришлось
встрѣчать лицомъ къ лицу истинное несчастье! Но
характеръ человѣка устанавливается, преимущественно,
въ юные годы, а потому взросшимъ среди привольной
обстановки тетушкамъ и другимъ сродникамъ Натальи
Дмитріевны нетрудно было сохранить, вообще спасти
среди испытаній свое довольно розовое міросозерцаніе.
Онѣ не столько холоднымъ разсудкомъ взвѣшивали
вѣроятность скораго помилованія дорогихъ узниковъ,
сколько беззавѣтно и свято вѣрили, что все можетъ
скоро перемѣниться. Временами эта увѣренность про-
являлась въ чрезвычайно трогательной формѣ, когда,

. — 128 —

вопреки вопіющей очевидности, какая - нибудь преста-
рѣлая родственница, настроенная торжественными
впечатлѣніями великаго праздника, неожиданно выра-
жала в'ь письмѣ надежду и желаніе, „чтобы милосерд-
ный наінъ монархъ соединилъ насъ со всѣми родными
и на будущій годъ мы праздновали бы день Пасхи въ
кругу всего семейства". Когда въ 1883 г. у Фонви-
зиныхъ родился въ Сибири сынъ Богданъ, вскорѣ умер-
шій, то мать Натальи Дмитріевны, Марья Павловна,
писала ей: „Одно слово царское — и вы съ нами. У
меня теперь родился новый прожектъ на счетъ нашей
Отрады (деревни). Никто, какъ Господь! Никто какъ
царь земной! Кто знаетъ, какія могутъ быть переііѣны
по ихъ милосердно въ вашей участи? Тогда, можетъ
быть, Отрада была бы Богдашина ! У Мити и у Миши
довольно своего"... Старикъ Апухтинъ также Ѵіисалъ
однажды: „Что принадлежитъ до счастья, то, Неодно-
кратно испытанное какъ нами, такъ и самичи вами,
милосердіе государя императора наполняетъ мое сердце
сладостной надеждой, что, судя насъ не по дѣламъ
нашимъ, но по неизреченному милосердію своему, ему
лишь свойственному, утѣшитъ онъ со временемъ соеди-
неніемъ насъ. Сердце Царево въ руцѣ Божіей!" Ста-
руха мать Натальи Дмитріевны слезно умоляла дочь
никогда только не упоминать въ письмахъ ненавистное
слово тюрьма. Можно было, бы, правда, заподозрить и
въ то время извѣстную долю вліянія такъ называемой
перлюстраціи на характеръ переписки, но такое пред-
положеніе намъ кажется невѣроятнымъ по общему
впечатлѣнію отъ нея, начиная отъ временъ, предше-
ствовавшихъ катастрофѣ 14 декабря.

Во всякомъ случаѣ, припоминая, какъ въ тѣ времена
смотрѣли на самую короткую разлуку съ родными,
нельзя не подивиться умѣнію нашихъ предковъ пере-
носить несчастья. Совершенно во вкусѣ добраго ста-
раго времени родственницы Фонвизиной находили полное

— 129 —

успокоеніе въ томъ, что въ счастливые дни родствен-
ныхъ посѣщеній жалѣли и, какъ могли, ласкали двухъ
мальчиковъ Натальи Дмитріевны. Одна изъ Кологри-
вовыхъ даже сокрушалась, что не можетъ часто навѣ-
щать дѣтей, чтобы не подать зльшъ языкамъ повода
къ какимъ-либо сплетнямъ. Теперь все прошлое каза-
лось потеряннымъ раемъ, о которомъ отрадно хоть въ
тѣсномъ кружкѣ вспомнить да поговорить: „О^и'езь йе-
ѵепи 1е Ьоп ѵіеих Іешрз " , писала Александрина Коло-
гривова, — „іГзезІ ёѵапопі, соште іапі ае развёз, дие
Іе пе заів ше геззопѵепіг запз аѵоіг Гате айесіёе йои-
Іоиігеизетепи" *). Старуха Татьяна Кологривова по
сві -му старалась у тѣшать страдальцевъ, говоря: „желаю
вамъ всего добраго, а особливо терпѣнія и покорности
опр'чѣленію Всевышняго, чему примѣромъ намъ слу-
жит нынѣшній торжественный праздникъ (Пасхи):
за і > и за наши грѣхи Христосъ волею шелъ на
крест . , волею претерпѣлъ всѣ мученія, чтобы спасти
родъ человѣческій и своимъ примѣромъ научилъ и насъ
безропотно и съ покорностью повиноваться опредѣленію
Всемогущаго, Который рано или поздно, въ здѣшней
или въ будущей жизни, но не оставитъ, а вознагра-
дить насъ за наіііе смиреніе. Онъ самъ сказалъ: „нре-
тернѣвый до конца, той спасется". Но, впрочемъ,
иногда вырывались и другія рѣчи: „Хоть и твердимъ:
да будетъ воля Его святая, но это очень легко на
языкѣ, а на сердцѣ не то; но лучше не говорить
объ этомъ".

^Въ самомъ дѣлѣ, испытаніе было такъ велико, что
черезъ нѣсколько лѣтъ ссылки у Натальи Дмитріевны
появились какіе-то нервные припадки, въ родѣ сильнѣй-
шихъ порывовъ непобѣдимаго страха.

*) Впрочемъ, Александрина, когда попривыкла къ этому удару, стала
снова впадать въ привычный тонъ, увѣряя свою кузину, что можно быть
не мѳнѣе несчастной и одинокой въ сердцѣ Россіи, какъ и въ пустын-
ной Сибири.

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАЫ'ИСТОВЪ. 9

— 130 —

Но заглянемъ въ жизнь той части семьи Натальи
Дмитріевны, которая была оставлена ею на родинѣ.
Еще передъ отъѣздомъ въ Сибирь ей пришлось поза-
ботиться объ участи дѣтей, которыхъ она сильно лю-
била и въ которыхъ ея материнское сердце съ каждымъ
днемъ открывало все новыя достоинства. Дѣти были
поручены сначала бабушкѣ, М. П. Апухтиной; но это
распоряженіе скоро оказалось неудачнымъ. До Натальи
Дмитріевны все чаще стали доноситься слухи о чрез-
мѣрномъ ихъ баловствѣ, объ укорененіи въ сиротахъ
дикости, непослушанія и упрямства. Легко представить,
какое щекотливое и мучительное положеніе создавалось
благодаря этимъ извѣстіямъ; тревожиться за дѣтей на
разстояніи многихъ тысячъ верстъ безъ малѣйшей воз-
можности лично провѣрить и обсудить дѣло, воображать
себѣ зло въ преувеличенныхъ размѣрахъ, въ какихъ
оно являлось болѣзненно-настроенной фантазіи, и изъ
деликатности не рѣшаться безъ вѣскихъ основаній вы-
сказать свои опасенія и безъ того убитой горемъ матери —
вотъ какая горькая чаша присоединялась къ прочимъ
страданіямъ еще молодой и нетерпѣливой женщины.
Четыре года оставались дѣти подъ надзоромъ бабушки ;
наконецъ, Наталья Дмитріевна рѣшилась заявить откро-
венно, что ее треЕожитъ будущность дѣтей и что ради
ихъ блага она рѣшается поручить ихъ воспитаніе де-
верю Ивану Александровичу. Нечего пояснять, что
такое письмо крайне огорчило добрѣйшую Марью Пав-
ловну: она, которая только -что съ спокойной душой
сообщала въ письмахъ утѣшительныя извѣстія объ
успѣхахъ мальчиковъ въ ученіи и о томъ, что они
здоровы и веселы и очень ее любятъ, — вдругъ должна
была безпрекословно передать самыя дорогія свои за-
боты другому, хорошо сознавая притомъ, что новый
руководитель въ самомъ дѣлѣ сумѣетъ гораздо лучше
ея заняться воспитаніемъ своенравныхъ малютокъ. Но
больше всего ее поразило неожиданное недовѣріе: когда

- 131 -

Наталья Дмитріевна освѣдомлялась у нея, какую пере-
мѣну она замѣчаетъ въ характерѣ дѣтей, то бѣдная
старушка, ничего не подозрѣвая, отвѣтила: „Я тебѣ
писала о Мишѣ, что онъ теперь уже не такъ кротокъ
нравомъ, какъ прежде", но она въ этомъ находила и
успокоительную сторону, такъ какъ внукъ ея въ то же
время сильно развернулся и сдѣлался гораздо живѣе и
развязНѣе. Между тѣмъ много было и другихъ печалей
у добрѣйшей Марьи Павловны: старческіе недуги давно
одолѣвали ее и ея мужа, съ которымъ ей приходилось
нѣсколько лѣтъ жить врозь ради воспитанія чужихъ
дѣтей, — не говоря уже о страшномъ несчастіи дочери;
теперь предстояло разстаться съ послѣдней отрадой въ
жизни. Но вотъ какое она находила себѣ утѣшеніе въ
горѣ: „Безумно было бы итти противъ велѣній Божіихъ!
Если бы вы (супруги Фонвизины) не были тамъ, гдѣ
теперь, то счастье насъ всѣхъ было бы такъ полно, что
страшно было бы: мы всѣ въ упоеніи забыли бы, мо-
жетъ быть, и объ имени Божіемъ. Но Ему угодно было
опредѣлить иначе къ общему благу: вамъ дать спасеніе
души за ваши страданія, а меня, самонадѣянную, усми-
рить и дать мнѣ почувствовать,, что я никогда не должна
на землѣ наслаждаться никакимъ благомъ, но ожидать
его въ лучшемъ мірѣ, и я ожидаю его съ нетерпѣніемъ".
Но все-таки старушку мучила мысль, что никогда-то,
можетъ быть, не увидитъ она больше любимую дочь,
что не угодила ей заботами о дѣтяхъ, что всѣ жертвы
были напрасны, и надежды рушились. Съ прискорбіемъ
пришлось ей отказаться вначалѣ даже отъ частыхъ
посѣщеній дома Ивана Александровича, чтобы внуки
легче могли привыкнуть къ чузкой семьѣ. Скоро, ко-
нечно, это затрудненіе исчезло, но тогда, наблюдая
внуковъ со стороны, Марья Павловна постепенно стала
замѣчать въ нихъ ускользавшіе отъ нея прежде недо-
статки. Но ей все хотѣлось бы смягчить грустныя впе-
чатлѣнія свои въ письмахъ къ дочери, да и собственное

9*

— 132 —

пристрастіе побуждало рисовать положеніе дѣла въ
свѣтлыхъ краскахъ, и, выставляя хорошія стороны дѣ-
тей, она настойчиво утверждала, что худыя стороны съ
каждымъ днемъ исправляются подъ заботливымъ руко-
водствомъ Ивана Александровича.

Изъ мальчиковъ старшій, Митя, обнаруживалъ бле-
стящія способности: онъ былъ находчивъ, сообразите-
ленъ, обладалъ выдающейся любознательностью, хоро-
шей памятью и живымъ воображеніемъ. Все это заста-
вляло питать относительно его богатыя надежды, и къ
тому же у него было доброе сердце. Но съ другой
стороны, въ немъ рано обнаружилось необыкновенное
упорство и болѣзненное самолюбіе. Надо было обла-
дать немалымъ искусствомъ, чтобы расположить его къ
себѣ, безъ чего нечего было и думать о вліяніи на
мальчика. Младшій мальчикъ, Миша, не былъ такъ
самолюбивъ, но много уступалъ брату въ дарованіяхъ
и приводилъ въ отчаяніе непреодолимой лѣнью. Послѣд-
ствія показали, что и въ домѣ дяди, при неусыпныхъ
его попеченіяхъ и сравнительно болѣе твердомъ ха-
рактерѣ,$дѣти выросли легкомысленными фатами и пу-
стыми эгоистами. Какъ ни заботился дядя о пріисканіи
имъ хорошихъ руководителей, въ родѣ гувернера Метраля,
заслужившаго общее уваженіе и привязанность; какъ
ни относился къ нимъ разумно и ласково, ни въ чемъ
не отличая отъ собственнаго единственнаго сына Саши
и стараясь обставить ихъ воспитаніе наилучшимъ обра-
зомъ во всѣхъ отношеніяхъ, но ни добрый примѣръ
дяди, ни благопріятныя воспитательный условія не при-
несли ожидаемыхъ плодовъ. Много было причинъ этого:
важнѣе всего было то, что дѣти были лишены соб-
ственной семьи; они росли въ чужомъ домѣ, должны были
переходить отъ одного вліянія къ другому, что не могло
обходиться безъ нравственной ломки; ихъ принуждали
насильно вести переписку съ неизвѣстными родителями,
которымъ приказывалось показывать притворную любовь.

— 133 —

Кромѣ того, мягкосердечный и добродушный дядя былъ
слишкомъ отдаляемъ отъ нихъ вѣчными дѣлами и за-
ботами, и всѣ ихъ дѣтскія впечатлѣнія и чувства оста-
вались нераздѣленными и неизвѣстными старшимъ. У
нихъ мало было привязанности къ окружающимъ взрос-
лымъ, и отсюда развилась въ нихъ въ необыкновенной
степени скрытность и, съ другой стороны, сильная взаим-
ная привязанность. Всѣ три мальчика очень любили
другъ друга и рѣдко ссорились, но зато ко всѣмъ
остальнымъ были глубоко равнодушны. Нравственное
вліяніе дяди (и отца) было потомъ очень незначительно...
Съ самаго поступленія племянниковъ въ домъ къ нему,
Иванъ Александровичъ не переставалъ доставлять имъ
возможный удовольствія, отчасти жалѣя ихъ и стараясь
чѣмъ нибудь скрасить ихъ сиротскую долю, отчасти по
природной добротѣ характера. Насколько позволяло
время, онъ неусыпно слѣдилъ за всѣмъ, что касалось
ихъ ученія и здоровья, но всѣ эти заботы носили у
него какой-то служебный, дѣловой характеръ, и даже
сообщенія о племянникахъ ихъ родителямъ выходили
у него похожими на какой-то докладъ или отчетъ, хотя
совершенно съ такой же дѣловой заботливостью Иванъ
Александровичъ относился всегда и къ своему един-
ственному сыну. Въ письмѣ говорится, напр., о пере-
сылкѣ денегъ, о продажѣ хлѣба, и т. п., а далѣе; „мы
всѣ здѣсь, слава Богу, здоровы; Митя и Миша теперь
катаются на саняхъ, а Саша на горѣ также катается",
и потомъ снова: „порученіе ваше исполнилъ". Оче-
видно, Иванъ Александровичъ былъ настолько поглощенъ
всякими хозяйственными и должностными дѣлами (нѣ-
которое время онъ былъ, между прочимъ, членомъ мо-
сковскаго попечительнаго о тюрьмахъ комитета), хло-
потами по присутственнымъ мѣстамъ, разъѣздами по
разбросаннымъ въ разныхъ губерніяхъ своимъ и брат-
нинымъ имѣніямъ, дѣлами въ опекун скомъ совѣтѣ и
многими другими, что вниманіе его было постоянно

— 134 —

чѣмъ-нибудь развлечено, и семьи вокругъ дѣтей не было.
Такимъ образомъ, они перешли изъ одной неблагопріят-
ной обстановки въ другую, и ни любовь ни добросо-
вѣстность близкихъ людей не послужили имъ на пользу.
Смутно чувствовалось это но разнымъ зловѣщимъ приз-
накамъ чуткому сердцу Натальи Дмитріевны, но ника-
кихъ мѣръ къ исправленію дѣла принять было невоз-
можно. Иногда Наталья Дмитріевна даже напрасно и
невпопадъ безпокоилась о дѣтяхъ, и ея мнительность
рисовала ей ужасы тамъ, гдѣ ихъ вовсе не было, осо-
бенно когда нервный страхъ заставлялъ ее читать въ
письмахъ между строкъ. Однажды бабушка мимоходомъ
замѣтила что-то о задумчивости своего любимца Миши,
и Ыатальѣ Дмитріевнѣ показалось, что онъ постоянно
грустить и тоскуетъ, и что это сокрушитъ его здоровье...
Несчастливы были дѣти и въ своихъ наставникахъ.
Не знаемъ, насколько былъ полезенъ имъ гувернеръ
т-г Метраль, но судя по похваламъ, расточаемымъ ему
въ письмахъ, и по той горячей привязанности, кото-
рую онъ, единственный изъ взрослыхъ, умѣлъ внушить
имъ, онъ былъ изъ числа ихъ лучшихъ руководителей.
Но вскорѣ у него произошла недолговременная и ничѣмъ
не кончившаяся любовная исторія, которая отвлекла
его отъ педагогическихъ заботъ: онъ предложилъ руку
и сердце свояченицѣ Ивана Александровича, Екатеринѣ
Ѳедоровнѣ Пущиной, но, получивъ отъ нея согласіе,
не могъ добиться какого-то офиціальнаго разрѣшенія
свыше и узке не захотѣлъ остаться въ домѣ. Пока дѣло
тянулось и была еще надежда на благополучный ис-
ходъ, Иванъ Александровичу зкелая удерзкать при дѣтяхъ
хорошаго гувернера, въ его отсутствіе, насколько ему
позволяло время и подготовка, старался замѣиять его
самъ; но уже систематическаго надзора не было, дѣтп
часто предоставлялись себѣ, отпускались въ деревню и
проч., и все это дѣлалось по необходимости, потому
что „учителей рекомендуютъ много, но все не Метраль".

— 135 —

Наконецъ, найденъ былъ новый гувернеръ, „знавшій
по-нѣмецки, по-французски, по-латыни, по-гречески, по-
еврейски и математику, и наружности порядочной, но
все не Метраль". Но и онъ недолго остался: къ вели-
кому огорченію Ивана Александровича, онъ вдругъ
заявилъ, что рѣшилъ ѣхать на родину, а на свое мѣсто
рекомендовалъ пріятеля, котораго нѣсколько мѣсяцевъ
ждали со дня надень,какъ вдругъ былъ полученъ отвѣтъ,
что онъ ѣхать не можетъ. И всѣ эти неурядицы про-
исходили какъ разъ тогда, когда надо было бороться
съ ясно обозначавшимися нежелательными наклонно-
стями дѣтей, такъ что Иванъ Александровичъ съ от-
чаяніемъ признавался ихъ родителямъ, что, „можетъ
быть, придетъ время, которое раскроетъ въ Митѣ глу-
боко зарытыя чувства привязанности къ ближнимъ и
самоотверженія;%о теперь — не хочу обманывать васъ —
состояніе его меня сокрушаетъ".

$ Самое щекотливое затрудненіе представляла для дѣтей,
между прочимъ, необходимость вести переписку съ ро-
дителями; легко понять, что добровольныхъ побужденій
къ ней у нихъ и быть не могло, а приневоливаніе
поселяло только отвращеніе. Прежде они интересова-
лись отсутствующими родителями, много о нихъ раз-
спрашивали и задумывались, какъ могутъ только заду-
мываться дѣти, просили спять имъ портреты со стѣпы
и цѣловали ихъ; но холодъ жизни рано пахнулъ на
сиротъ, и скоро отъ этихъ естественныхъ проявленій
дѣтской нѣжности не осталось и слѣда. О томъ, какъ
поступать въ щекотливомъ дѣлѣ корреспонденціи, мнѣ-
нія родныхъ раздѣлились; Иванъ Александровичъ горе-
валъ и откровенно жаловался родителямъ: „не думаю,
чтобы Митенька сталъ писать безъ напоминанія; по
крайней мѣрѣ до сихъ поръ ни слова не говорилъ объ
этомъ, а письмо ваше у него полол;ено въ ящичкѣ".
Марья Павловна горячо доказывала, что слѣдуетъ про-
сто принуждать.

— 136 —

Ко всѣмъ этимъ непріятностямъ для Фонвизиныхъ
присоединялось новое несчастіе: родившійся въ Сибири
сынъ йхъ Ваня умеръ, и они снова остались предо-
ставлены своему безвыходному горю и сиротству. Не-
мудрено, что при такомъ скопленіи горя они быстро
старѣлись физически и изнемогали душевно. Когда
однажды Натальѣ Дмитріевнѣ вздумалось обмѣняться
портретами съ дорогими родственниками, то нельзя
было скрыть удручающаго впечатлѣнія, хотя и отъ ожи-
даемой, но слишкомъ разительной перемѣны. Получивъ
ея портретъ, Марья Павловна писала ей: „или ты очень
перемѣнилась и блѣдна стала, или портретъ не совсѣмъ
сходенъ: одни глаза твои похожи. Работа славная!...
Впрочемъ, иногда и этотъ портретъ, если вглядываться,
кажется сходенъ, но тутъ ужъ больше работаетъ вооб-
раженіе. Что же касается до комнаты въ твоемъ домѣ,
то до того хорошо сдѣлано, что если долго глядѣть на
нее, то кажется, что сидишь въ ней". Въ свою очередь
и Наталья Дмитріевна не узнала на портретѣ своей
матери, но когда она взглянула на изображеніе какихъ
то незнакомыхъ мальчиковъ, которыхъ называли ея
дѣтьми, она едва могла устоять на мѣстѣ, и сердце ея
облилось кровыо:*ни одной сходной черты!... Это были
какія-то чужія дѣти, самые обыкновенные ребята, а не
тѣ единственно любимые и дорогіе во всемъ свѣтѣ!...

Особенно поразительны изрѣдка встрѣчающіяся эффект-
ныя ракеты въ письмахъ, наполненныхъ самымъ обы-
деннымъ содержаніемъ и совершенно непритязательнымъ
въ отношеніи стиля и цвѣтовъ краснорѣчія. Стоны и
вопли отчаянія, внезапно вырывающіеся изъ устъ кого-
либо изъ корреспондентовъ, несомнѣнно, были горькимъ
плодомъ выстраданнаго несчастія. Такъ среди безцвѣт-
ныхъ дѣловыхъ писемъ Ивана Александровича однажды
встрѣчаемъ такую фразу, въ которой выразилась радость
полученія перваго собственноручнаго письма отъ брата
изъ ссылки. „Признаюсь, что, читая письмо твое, я

— 137 —

отдохнулъ душой, какъ нѣкогда историкъ Тацитъ по
минованіи бѣдствій и настушгеніи красныхъ дней Рима".
Понятна, съ другой стороны, и печальная нота, кото-
рая слышится въ жалобѣ Ивана Александровича, что
на разстояніи нѣсколькихъ тысячъ верстъ всѣ объяс-
ненія никуда не годятся, вслѣдствіе чего онъ и ста-
рался быть всегда краткимъ въ письмахъ.

Среди тоскливаго прозябанія въ Сибири яркій про-
свѣтъ для декабристовъ заключался въ ихъ напряжен-
ныхъ надеждахъ на облегченіе участи. Родственники
нѣкоторыхъ изъ нихъ нерѣдко предпринимали, а еще
чаще собирались предпринимать ходатайства за дорогихъ
узниковъ передъ императорской властью, и всякая по-
ѣздка въ Петербургъ Ивана Александровича или кого-
нибудь изъ родныхъ Нарышкиныхъ или Трубецкихъ
оживляла всѣхъ ихъ надеждой. Нерѣдко поэтому можно
встрѣтить въ перепискѣ такого рода вопросы, какъ въ
одномъ письмѣ Е. П. Нарышкиной къ Натальѣ Дмитріевнѣ.
„Іе 8иІ8 іогі іпіёгеззёе а заѵоіг ^ие1 а ётё 1е гёзиііаі
аи ѵоуа§е йе РёіегзЪоиг§, о^е шопзіеиг ѵоіге Ъеаи-Ггёге
а ейесідіё 1е ргіпіетрз?" Но надежды не сбывались. Въ
другой разъ та же Е. П. Нарышкина писала: „Коиз
сіізіопз аѵес МісЪеІ, ди'П рагаіі дие 1а Ргоѵійепсе аіз-
розе ае поиз ае шапіёге а поиз гарреіег 'запз сеззе дие
поіге раігіе пе аоіі раз ёіге ае се шопсіе, ди'Н пе поиз
Гаиі і,епіг а гіеп ісі Ъаз, еі ^ие поиз йеѵіопз, поиз-
аиігез ріиз, ^ие регзоппе, ѵіѵге сотше аез ѵоуа^еигз зиг
сеііе іегге".

Наталья Дмитріевна не была настолько сдержанна.
Однажды, когда дѣло о нереводѣ затянулось и никакихъ
извѣстій долго не было, ея пылкая натура не выдер-
жала: она отдалась бурному порыву и написала какое-то
вызывающее письмо,? въ которомъ отчаянно затрогивала
мѣстное начальство. Когда извѣстіе объ ея выходкѣ
пришло въ Москву, то всѣ родные были поражены,
а мать приходила въ отчаяніе не только за ея судьбу,

— 138 —

но и потому, что увидѣла опрокинутыми свои заботы
воспитать въ дочери хорошую вѣрноподданную и исти-
нную христіанку. Къ счастію для Натальи Дмитріевны,
ея вспышка сошла благополучно.

Марья Павловна была внѣ себя отъ огорченія кото-
рое такъ изливала въ одномъ изъ писемъ: „Что дѣлать!
Иванъ Александровичъ что-то до сихъ поръ не имѣетъ
никакого утѣшительнаго отвѣта на будущее успокоеніе
нашихъ друзей. А болѣе всего мнѣ прискорбно* 1 что
Наташа своими неумѣренными и безразсудными письмами
много вредить себѣ, муясу и всѣмъ намъ, и, вѣрно,
причиною, что не принимаютъ въ уваженіе и мою
просьбу и все, что писала о нихъ... Я, право, не знаю,
откуда взялась у нея такая дерзость: кажется, мы во-
спитывали ее въ скромности, приличной всякой женщинѣ.
Откуда почерпнула она такою вредную самонадѣянность,
что пишетъ такъ непріятно о начальствѣ!... Кто знаетъ,
не читаетъ ли ея письма самъ государь, такъ какъ они
идутъ въ его канцелярію! Что подумаетъ онъ о томъ,
что она пишетъ"...

Обо всемъ ходѣ дѣла мы можемъ извлечь нѣкоторыя
данныя изъ переписки. Хлопоты о смягченіи кары
велись, преимущественно, черезъ Ив. Ал. Фонвизина.
Когда по окончаніи срока каторжныхъ работъ ожида-
лось назначеніе на поселеніе въ какомъ-нибудь городѣ
въ Сибири, то Наталья Дмитровна страшно заволно-
валась: ей хотѣлось быть ближе къ роднымъ и къ тѣмъ
изъ ссыльныхъ, съ которыми она особенно сдружилась,
но больше къ Трубецкимъ. Кромѣ того, ея слабое здо-
ровье требовало благопріятныхъ климатическихъ условій.
Между тѣмъ назначеніе зависѣло отъ иркутскаго началь-
ства, которое, сортируя бывшихъ каторжниковъ по
своему усмотрѣнію, не могло знать объ ихъ желаніяхъ
и руководилось собственными соображеніями. Иркутское
начальство назначило Фонвизинымъ Нерчинскъ, что шло
совершенно въ разрѣзъ со всѣми желаніями и надеж-

— 139 —

дами Натальи Дмитріевны. Какъ всегда бываетъ въ
подобныхъ случаяхъ, при крайней степени досады растре-
воженное воображеніе услужливо начинало рисовать
на этомъ безотрадномъ фонѣ самые мрачные узоры;
начались совѣщанія и толки, которые окончательно
отправляли спокойствіе. „ 2 5-го декабря, — писала На-
талья Дмитріевна — узнали мы о перемѣнѣ нашего
положенія: мы будемъ поселены въ Забайкальскомъ
краю и если, какъ говорятъ, въ Нерчинскѣ, то это
еще 1200 верстъ далѣе Петровскаго и надо будетъ
проѣзжать черезъ Читу. Вы видите, маменька, что мы
не только не выиграли ничего, но еще нѣкоторымъ^
образомъ хуже стало, чѣмъ здѣсь было. Вы, можетъ-
быть, не повѣрите, что мы должны быть поселены въ
этомъ краю, но насъ велѣно доставить удинскому на-
чальству, какъ то всегда дѣлаютъ съ назначеннымъ на
поселеніе за Байкалъ, а прочихъ доставляютъ въ
Иркутскъ. Да и письма наши были задеряіаны (думаю
для того, чтобы удинское начальство обращалось съ
нами построже)". Изъ слѣдующихъ строкъ письма
Наталіи Дмитріевны видно, что ее смущало даже вы-
читанное въ извѣстномъ въ свое время романѣ Калаш-
никова „Дочь купца Жолобова" замѣчаніе, что даже
сибиряковъ лишь за наказание посылаютъ въ Нерчинскъ.
Ко всѣмъ этимъ непріятностямъ присоединились слухи,
будто въ Забайкальскомъ краѣ живутъ одни варнаки
и разбойники и что медицинской помощи тамъ уясе
вовсе нѣтъ. Иркутскій губернаторъ Цейдлеръ, узнавъ
объ этихъ лгалобахъ, счелъ своимъ долгомъ успокоить
Марью Павловну любезнымъ письмомъ, доказывая, что
въ Гіерчинскѣ есть врачи и что тамъ все можно достать,
а относительно разбойниковъ онъ прибавлялъ: „ужасы,
описываемые въ письмѣ къ вамъ, доказываютъ только
болѣзненное состояніе Наталіи Дмитріевны: край За-
байкальскій спокойный и злодѣйствъ, описываемыхъ ею,
никогда не бываетъ". Но родители Натальи Дмитріевны

— 140 —

разсуждали объ этомъ иначе: „кто велитъ какому бы то
ни было начальству сознаться, что въ ихъ губерніи
разбои или прочія безчинства, а Цейдлеръ ужасно за-
щищаете Нерчинскъ, его жителей и окрестности; ему
хорошо въ Иркутскѣ и спокойно, а каково тѣмъ, ко-
торые должны жить безъ отрады, безъ помощи, на краю
міра!... Въ Кострому ожидаютъ государя: можетъ быть,
въ добрую минуту и можно будетъ сдѣлать намъ еще
какой-нибудь шагъ за нашихъ бѣдныхъ друзей. Дмитрій
Акимовичъ, если будетъ царь въ Костромѣ, поѣдетъ
туда непремѣнно". Рѣшено было написать просьбы го-
сударю и шефу жандармовъ Бенкендорфу за подписью:
„несчастные отецъ и мать". Но въ этихъ письмахъ,
разумѣется, нельзя было выразить желаніе въ болѣе
положительной формѣ и указать хотя приблизительно
желаемое мѣсто поселенія. За отправкой писемъ послѣ-
довало, конечно, новое томительное ожиданіе. Неловко
было, между прочимъ, и то, что приходилось просить
и Цейдлера оставить дочь и зятя на время въ Петров-
скомъ заводѣ подъ предлогомъ мнимой, а, можетъ быть,
и дѣйствительной болѣзни Натальи Дмитріевны. Марья
Павловна успокаивала дочь, убѣждая, что „смиреніемъ
и кротостью вездѣ все можно пріобрѣсти скорѣе, чѣмъ
нетерпѣніемъ", и утѣшала ее, что она просила въ
письмѣ государя о помѣщеніи ихъ въ болѣе умѣренномъ
климатѣ.

Наконецъ, пришло назначеніе о переводѣ Фонвизи-
ныхъ въ Енисейскъ.

Отношенія между декабристами были самыми искрен-
ними и безкорыстными, какія только можно себѣ пред-
ставить. Замѣчательно, что не только сами они отно-
сились братски одинъ къ другому на разстояніи всего
обширнаго протяженія Сибири, но и всѣ ихъ родные
въ Россіи всегда съ самымъ горячимъ участіемъ готовы
^ыли оказать всевозможную поддеряску и привѣтъ каж-
дому изъ нихъ, Когда кто нибудь изъ нихъ несъ тяже-

— 141 —

лую утрату, то случалось, что это отзывалось сердеч-
ной болью въ дупіѣ даже никогда не видавшихъ не-
счастныхъ родственниковъ другихъ декабристовъ. Такъ,
мать Натальи Дмитріевны, Марья Павловна, горячо
принимая къ сердцу всѣ огорченія дочери, искренно
оплакивала смерть Александры Григорьевны Муравьевой,
умершей въ 1833 г. въ Петровскомъ заводѣ, когда еще
чета Фонвизиныхъ не выѣзжала оттуда. „Читая письмо
твое, — писала она въ отвѣтъ на это грустное из-
вѣстіе, — я горько плакала, сколько собственно о ней,
столько же и о тебѣ, что ты лишилась той, которая
тебя такъ любила и готова была все для тебя дѣлать;
а я согласна, что такихъ людей, какова была покой-
ница, мало на свѣтѣ. Она страдала, и тамъ ей будетъ
хорошо, потому что тамъ ея отчизна, а любящимъ
отчизну когда же бываетъ худо? Бѣдная, милая Мура-
вьева — мнѣ до смерти ее жаль : не зная ея, я много ее
любила за тебя". Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ она снова
возвращается къ этому воспоминание : „милая, милая
Мурашенька! покоится въ чужой землѣ!" Тѣмъ болѣе
горячимъ участіемъ и глубокой заочной любовью поль-
зовались люди, имѣвшіе случай оказать въ горькомъ
изгнаніи существенную услугу кому нибудь изъ близ-
кихъ. Къ числу такихъ заочно оболгаемыхъ людей при-
надлелсалъ особенно безмездный врачъ, Фердинандъ
Богдановичъ Вольфъ, спасшій многихъ изъ товарищей
отъ преждевременной смерти, а такъ какъ благородный
Вольфъ отклонялъ отъ себя всякую благодарность и
лѣчилъ замѣчательно искусно и счастливо, то и не
знали обыкновенно, какъ ему лучше выразить призна-
тельность. Марья Павловна величала Вольфа „другомъ
человѣчества, сострадательнымъ и безкорыстнымъ", шила
ему сюрпризы, пересылала дорогіе подарки. „Скажи,
ради Бога, нашу сердечную благодарность твоему и
нашему общему благодѣтелю " — писала Натальѣ Дмит-
ріевнѣ ея мать, — „Фердинанду Богдановичу. Да награ-

— 142 —

дитъ его Господь всѣми своими дарами и благами, а
болѣе всего добрымъ здоровьемъ и соединеніемъ съ лю-
бящими". Но послѣднія слова тотчасъ лее напомнили
пишущей о недавней смерти въ Тулѣ матери этого
самаго Вольфа, и она умоляетъ дочь: „умолчи о семъ;
я слышала, что онъ очень привязапъ былъ къ своей
родительницѣ " .

Но не только другіе декабристы, но и самая Сибирь
казалась родиною любящему сердцу Марьи Павловны;
она всячески старалась представить себѣ домъ и комнату
дорогой Наташи, а берега Енисея воображала похожими
на берега родной и любимой всѣмъ семействомъ Унжи
и часто уносилась воображеніемъ въ далекій, а недавно
еще столь безусновно чуждый край.

Такимъ образомъ шквалъ, поразившій виновниковъ
14-го декабря, разразился также надъ головами мно-
гихъ другихъ людей, жизненные интересы которыхъ
такъ или иначе были опрокинуты и разрушены бурей,
и шквалъ этотъ своими волнами захватывалъ все новыя
и новыя жертвы.

Итакъ Фонвизины были водворены въ Енисейскѣ;
но самый полный успѣхъ усерднаго ходатайства, конечно,
могъ лишь въ очень незначительной степени ублаго-
творить страдальческую семью, которая не могла не
найти несравненно болѣе широкихъ надеждъ и желаній.
Само собою разумѣется, что, хлопоча о переводѣ въ
Енисейскъ, Фонвизины бились пока только изъ-за того,
чтобы выбрать изъ двухъ или нѣсколькихъ золъ не-
возможности, меньшее, но самъ Енисейскъ былъ ни
мало не привлекателенъ, и неустранимое зло не могло
служить замѣной недостающаго положптельнаго блага.
Поэтому, тотчасъ же послѣ того, какъ прежнія без-
покойства были устранены, ихъ мѣсто заступило не-
терпѣливое желаніе улучшить судьбу болѣе существен-
нымъ образомъ. Въ отдаленномъ будущемъ стала улге
мелькать соблазнительная перспектива соединенія всѣхъ

— 143 —

близкихъ на родинѣ, и самая радость удачи отъ осуще-
ствленія цѣли предыдущаго ходатайства неизбѣжно
сливалась съ болью въ сердцѣ при одномъ воспомина-
ніи объ общей завѣтной мечтѣ, къ которой сводились
главные интересы существования всѣхъ тѣхъ людей, о
коихъ здѣсь идетъ рѣчь. Какъ все дороги ведутъ въ
Римъ, такъ и всѣ помыслы ихъ, на что бы ни были
обращены, въ концѣ концовъ, непремѣнно сосредоточи-
вались на этомъ главномъ фокусѣ. Такимъ образомъ
только что было получено извѣщеніе о переводѣ Фон-
визиныхъ въ Енисейскъ, какъ мы уже читаемъ въ
пнсьмѣ Марьи Павловны: „Я надѣюсь на милосердіе
Божіе и на благодѣяніе добраго нашего государя, ко-
торый, конечно, не оставитъ безъ вниманія послѣднее
посланное прошеніе двухъ престарѣлыхъ родителей и
исполнитъ наше желаніе видѣть васъ или на родинѣ,
или же, если сіе невозможно покажется, то перемѣ-
щенныхъ въ другомъ мѣстѣ". Главная надежда возла-
галась на заслуги Дмитрія Акимовича, какъ бывшаго
предводителя дворянства и человѣка лично извѣстнаго
государю, а затѣмъ и на умѣренный характеръ самыхъ
просьбъ. Пока Фонвизины оставались въ Енисейскѣ,
старики волновались за нихъ, соображая, что „всякій
другой городъ ближе къ Россіи и лучше, чѣмъ пустой,
холодный и мрачный Енисейскъ", и они испрашивали
разрѣшенія о переводѣ въ Красноярскъ, чтобы Наталья
Дмитріевна могла пользоваться въ губернскомъ городѣ
врачебной помощью, особенно во время родовъ. Хода-
тайство увѣнчалось новымъ успѣхомъ, но сперва въ
присланной бумагѣ не было ничего упомянуто о пере-
водѣ Михаила Александровича и выходило, что раз-
рѣшенъ былъ не переводъ, а только поѣздка одной
Натальи Дмитріевны для опредѣленной цѣли, хотя при
этомъ упускалось изъ виду весьма существенное об-
стоятельство, — что въ чужемъ городѣ и въ критиче-
ское время ей безусловно невозможно было обойтись безъ

— 144 —

присутствія и попеченій единственна™ близкаго ей въ
цѣломъ краю человѣка. Когда недоразумѣніе было разъ-
яснено и Михаилъ Александровичъ получилъ переводъ
въ Красноярскъ, то и это было незначительнымъ
улучшеніемъ дѣла, и не только Наталья Дмитріевна,
но и мать ея были готовы завидовать Нарышкиной,
поселившейся въ Курганѣ и въ короткое время попра-
вившей тамъ здоровье. Марья Павловна, вслѣдствіе
внезапно начавшейся болѣзни глазъ, сильно боялась
потерять зрѣніе и никогда не увидѣть больше дочери,
что впослѣдствіи и оправдалось.
* Съ другой стороны, Наталья Дмитріевна доходила до
крайней степени отчаянія и окончательно теряла твер-
дость духа. Несчастія, угнетавшія ее со всѣхъ сторонъ,
страшно отразились на ней. Когда однажды заболѣлъ
ея мужъ, ей вдругъ представилось, что все погибло на-
вѣки, и? ею снова овладѣла мысль о монастырѣ, и она
хотѣла постричься именно въ Сибири. Вѣроятно, ей
было бы тяжело оставить на чужбинѣ прахъ мужа, по-
добно тому, какъ въ другое время она убивалась, что
малютка ея схороненъ вдали отъ родныхъ могилъ. Само
собой разумѣется, что это отчаянное состояніе ея души
нашло себѣ отзывъ въ сердцѣ родителей, которые, обод-
ряя ее, старались дѣйствовать на религіозное чувство,
упрекая ее въ малодушіи, въ недостаткѣ истинной вѣры
и вмѣстѣ съ тѣмъ съ еще болыпимъ нетерпѣніемъ ожи-
дали вѣстей изъ Петербурга, но на новое ходатайство
опять долго не получался отвѣтъ. „Да подастъ вамъ Го-
сподь свою помощь и покровъ — писала дочери въ утѣ-
шеніе Марья Павловна: — ты пишешь, что нѣтъ от-
вѣта ни на мое ни на твое письмо къ Бенкендорфу,
но я полагаю, что онъ самъ въ отсутствіи. Письма, ка-
жется, не менѣе того дошли по назначенію, ибо вамъ
назначено было поселеніе за Байкаломъ, а нынѣ по сю
сторону Байкала, и я думаю, что теперь не должно еще
писать въ Петербургъ, ибо это выйдетъ лишь одна до-

— 145 —

кучливость. Климатъ, гдѣ вы будете жить, гораздо умѣ-
реннѣе забайкальскаго. Черезъ нѣсколько времени мы
хотимъ просить государя о позволеніи съѣздить къ вамъ,
и буде ему угодно будетъ сіе позволить, то съ великого
радостью полечу къ вамъ". Относительно содержанія
просьбы Марья Павловна разсуждала такъ: „Никто какъ
государь: ему все возможно. Что же ты говоришь еще, что
мы просили государя о несбыточномъ, т.- е. возвращеніи
васъ на родину, то я не вижу, чтобы это была вещь
невозможная: одно слово царское — и вы здѣсь! О, что бы
это было за блаженство!" Но, несмотря на все это,
Марья Павловна иногда не въ силахъ была сдерживать
печаль, и тогда у нея вырывались такія жалобы на
судьбу: „будущность наша такъ туманна, что не видно
и признаковъ зари покоя счастья " , и тогда уже Натальѣ
Дмитріевнѣ приходилось мѣняться съ нею ролью и повто-
рять ей тѣ же слова утѣшенія, которыя она сама столько
разъ отъ нея слыхала.

Итакъ, все существованіе обоихъ, да и безчисленнаго
множества другихъ людей, находившихся въ томъ же
положеніи, носило на себѣ однѣ и тѣ же черты: неопре-
деленная длительность, безпрерывное томленіе, устре-
мленіе всѣхъ мыслей къ одной желанной мечтѣ, съ весьма
слабой надеждой на ея осуществленіе,' но при всемъ
томъ съ надеждой, упорной, постоянно борющейся съ
сомнѣніемъ и тоской — вотъ тотъ адъ, среди котораго
отъ людей ускользала настоящая жизнь, уступая мѣсто
напряженному ожиданію перемѣнъ или тяжелымъ воспо-
минаніямъ о прошломъ. Такъ, при видѣ изображенія
Петровскаго острога, Марья Павловна, несмотря на силь-
нѣйніее отвращеніе къ одному его названію, находила
особое мучительное наслажденіе смотрѣть на него, не
отрывая глазъ. Натальѣ Дмитріевнѣ она писала такъ:
„видь Петровскаго для тебя живая книга и пріятныхъ
горестныхъ воспоминаній, да и вся-то наша жизнь въ
нихъ проходитъ и исчезаете".

В. ПОКРОВСКІИ. ЖЕНЫ ДЕКАВРИСТОВЪ. 10

— 146 —

Возвращаясь къ юному поколѣнію Фонвизиныхъ, со-
общимъ нѣкоторыя подробности о дальнѣйшемъ разви-
тіи обоихъ мальчиковъ. Послѣ продолжительной неуря-
дицы, происшедшей отъ безпрерывной смѣны учителей,
Ивану Александровичу удалось снова поставить дѣло
правильно. Но между нимъ и обиженной бабушкой, всегда,
впрочемъ, относившейся къ Ивану Александровичу съ
родственнымъ расположеніемъ, стали возникать несогла-
сія изъ-за дѣтей: баловницѣ Марьѣ Павловнѣ, которая
щедро расточала внукамъ гостинцы и нѣжныя имена,
называя одного изъ нихъ соловьемъ за неумолкаемое
дѣтское щебетанье, а другого за сдержанность и молча-
ливость — философомт., не очень нравились строгость и
осмотрительность въ отзывахъ Ивана Александровича.
Случалось, что она выступала въ письмахъ ярой заступ-
ницей за дѣтей, называя ихъ ангелами и возлагая на-
дежды на естественное исправленіе ихъ недостатковъ,
которое, какъ она думала, само собой должно было притти
съ болѣе зрѣлымъ возрастомъ. Не соглашалась она также
и съ правиломъ Ивана Александровича никуда не от-
пускать безъ себя дѣтей. Противъ этого правила, считая
его за крайность, она горячо протестовала: „Конечно,
тебѣ мудрено бы было, Наташа, давать совѣты Ивану
Александровичу насчетъ дѣтскаго воспитанія, что совсѣмъ
даже и не нужно: онъ ихъ воспитываетъ какъ нельзя
лучше, какъ въ нравственному такъ и въ учебномъ
отіюшеніи, — и знаю, что точно имѣетъ о дѣтяхъ самъ
нѣжное отцовское попеченіе и не различаетъ Сашеньку
отъ Мити и Миши, Но привести къ тетенкѣ или къ дя-
денькѣ въ праздничные дни нимадо не развлечетъ ихъ".
Однажды нѣжную бабушку постигло разочароващіе и съ
другой стороны, когда Михаилу Александрович^р-было
послано Митино сочиненіе, какъ образецъ, свидѣтель-
ствугощій объ его выдающихся дарованіяхъ, но было
возвращено съ короткимъ отзывомъ, что сочиненіс это
„высокопарная галиматья". „Я этого не нахожу — от-

— 147 —

вѣчала любящая бабушка, — а впжу только одно живое
воображеиіе, какъ вы сами говорите, и способность не
маленькую писать и пріятно выражаться. Первая картина
(описаніе вечера) превосходна, потбмъ чувство путе-
шественника при видѣ развалинъ, а въ заклгоченіи мысль
философическая — и все это очень хорошій разсказъ".
О пересылкѣ ей этого сочипенія, такъ какъ оно при-
было въ апрѣлѣ — Марья Павловна отозвалась, что „это
самое богатое и золотое яйцо въ день праздника", про-
сила переписать ей и другія сочипенія, если будутъ, и
рѣшительио заявила, что „для десяти его лѣтъ онъ много
успѣлъ въ наукахъ". Она даже, съ легкимъ оттѣнкомъ
досады, называла себя „Простаковой, но безъ ослѣпле-
нія", потому что видитъ „вещи въ ихъ настоящемъ
пріятномъ видѣ" и радуется „до безконечности". До
крайности пристрастная къ внукамъ, горячая почитатель-
ница Марлинскаго, любившая трескучіе реторическіе
эффекты, найдя что-то подобное въ упражненіи своего
любимца, крайне преувеличила достоинства этого дѣт-
скаго опыта (вотъ его первый строки: „Солнце уже за-
катилось; багровая черта еще показывала слѣдъ его,
воздухъ былъ чистъ и прозраченъ" и пр.). Зато со-
вершенно нерѣшительны были отзывы о- дѣтяхъ своя-
ченицы Ивана Александровича, успокоивавшей родите-
лей совершенно оригинальнымъ способомъ: „вы, мой
другъ, не огорчайтесь дѣтской холодностью; съ лѣтами
можетъ пройти эта холодность. Но Боже сохрани, ежели
у нихъ останется холодность эта и у большихъ! Но что
въ такомъ случаѣ дѣлать родителямъ? Молиться и про-
сить мидосерднаго Господа о перемѣнѣ сердца и ихъ
это ох$аг. надежда".

Жалобы на дѣтскую холодность, непослушапіе и явный
эгоизмъ стали раздаваться все громче и настойчивѣе.
Мало-по-малу они сами перестали скрывать ее и позво-
ляли себѣ иногда показывать открытое неудовольствіе
по поводу обязательнаго веденія дневника или „журнала"

10*

— 148 —

для родителей, который составлялся ими небрежно и о'
которомъ они говорили, что онъ ихъ „связалъ". Одназкды
полученное отъ бабушки самое дружеское и сердечное
письмо огорчило всѣхъ троихъ мальчиковъ, и одинъ
изъ нихъ безъ церемоніи воскликнулъ; „вотъ бѣда, отвѣ-
чать придется!" А въ письмахъ матери они признавали
самымъ пріятнымъ ея снисходительное разрѣшеніе пи-
сать не болѣе 5 — 6 строчекъ. Часто при отправленіи
корреспонденции оказывалось, что какой-нибудь изъ „лѣ-
нивцевъ" не ириготовилъ письма и приходилось про-
сить за него извиненія. „Эта холодность — жаловался
Иванъ Александровичъ, — распространяется на все имъ
близкое: Марья Павловна и Александра Павловна, у ко-
торыхъ они довольно долго жили, при всемъ стараніи
привязать ихъ къ себѣ, не могли снискать любви
ихъ; няни, къ которымъ дѣти особенно привязываются,
столько же въ этомъ счастливы; наконецъ, болѣе пяти
лѣтъ, какъ я безотлучно съ ними, сплю въ одной ком-
натѣ, стараюсь доставить имъ всякаго рода приличныя
ихъ возрасту забавы и утѣшенія, но не могу по-
хвастаться большей ихъ любовью ко мнѣ к . А эти слова
были сказаны въ то самое время, когда Марья Павловна
утверждала, что „Иванъ Александровичъ обходился съ
дѣтьми, какъ нѣжнѣйшій отецъ". При такпхъ условіяхъ
надо было все болѣе усиливать заботливость объ ихъ
воспитаніи, тѣмъ болѣе, что наступила пора и для серіоз-
наго ученія, и вотъ, слѣдуя установившемуся среди обез-
печенныхъ помѣщиковъ обычаю, а, можетъ быть, и во
избѣжаніе дурного вліянія товарищества, Иванъ Але-
ксандровичъ рѣшилъ дать имъ хорошее домашнее обра-
зованіе, которое должно было слулшть вмѣстѣ съ тѣмъ
приготовительною ступенью къ университету. Для этой
цѣли онъ снова переѣхалъ изъ деревни въ Москву, гдѣ
купилъ домъ и пригласилъ избраниыхъ, съ хорошей
рекомендаций, учителей на зимнее время, а на лѣто —
для повтореній съ дѣтьми сталъ брать съ собой въ де-

— 149 —

ревню студентовъ, продолжая горевать и заботиться объ
укоренившихся недостаткахъ дѣтскихъ характеровъ.

Переѣздъ Ивана Александровича съ дѣтьми въ Мо-
скву состоялся въ 1837 г.. а въ слѣдуютцемъ году
Михаилъ Александровичъ былъ переселенъ въ Тобольскъ.
Произошло это такимъ образомъ: когда наслѣдникъ объ-
ѣзжалъ Россію въ сопровожденіи Жуковскаго, никогда
не угасавшія надежды декабристовъ на смягченіе кары
оживились съ особенной силой. Заботливый Иванъ Але-
ксандровичъ немедленно обратился съ просьбами къ воен-
ному министру Чернышеву, къ графу Бенкендорфу
и непосредственно къ самому наслѣднику. Съ такой же
просьбой отнеслись къ наслѣднику и родители Натальи
Дмитріевны. Кромѣ другихъ соображеній надежду сильно
возбуждали милости другимъ ссыльнымъ; такъ Е. П. На-
рышкина, по словамъ Ивана Александровича, „оставя
мужа въ Казани, отправилась въ Петербургскую
губернію и въ Москву не заѣзжала; видѣлась съ ма-
тушкой своей въ Нарвѣ или по близости. Въ Санктъ-
Петербургѣ также не была; оттуда должна была отпра-
виться къ мужу, но только не черезъ Москву". Просьбы
фонвизиныхъ также имѣли успѣхъ, и Иванъ Александ-
ровичъ въ концѣ года былъ извѣщенъ о благопріят-
номъ отвѣтѣ. Но мы уже знаемъ, что переѣзды изъ
города въ городъ въ той же Сибири мало удовлетво-
ряли .Фонвизиныхъ; мы ясно видимъ это еще разъ изъ
утѣшеній Маріи Павловны: „Насчетъ перемѣщенія въ
Тобольскъ я согласна,, что лучше бы точно братъ сдѣ-
лалъ, если бы списался съ вами и не трогались бы вы
изъ Красноярска, но Иванъ Александровичъ принялъ
это предложеніе безъ вашего вѣдома, имѣя въ виду,
что вы будете ближе къ Россіи, и возможность пріѣхать
къ вамъ съ дѣтьми повидаться въ Тобольскъ съ позво-
ленія государя". Впрочемъ' и переводъ на Кавказъ,
разрѣшенный многимъ декабристамъ для облегченія ихъ
участи, также казался не особенно заманчивымъ На-

— 150 —

тальѣ Дмитріевнѣ. Въ Тобольскѣ лге ее пугалъ особенно
климатъ, такъ что и радость прпближенія къ родинѣ
на цѣлыя двѣ тысячи верстъ сильно омрачалась этимъ
новымъ неудобствомъ. При всякомъ новомъ иеремѣщеніи
вопросъ о климатѣ являлся однимъ изъ самыхъ живо-
тренещущихъ, вслѣдствіе чего объ этомъ заранѣе ста-
рательно собирались данныя. Услышавъ непріятныя
вѣсти о Тобольскѣ, Фонвизины узке и не торопились
нереѣхать туда, жалѣя оставляемых!, въ Красноярскѣ
друзей и даже любимые предметы, иапр., цвѣтникъ при
домѣ. Относительно друзей Марія Павловна справедливо
успокоивала ихъ, что, гдѣ бы они не жили, у нихъ
всегда были и будутъ хорошіе друзья, такъ что и въ
иовомъ городѣ въ нихъ недостатка ожидать нельзя.
Понятно однако, что для людей, горячо привязываю-
щихся и, въ свою очередь, способныхъ внушать къ себѣ
привязанность, дружескія связи имѣютъ глубокое зна-
ченіе, такъ что, покидая каждый городъ, Фонвизины
не могли не испытывать тяжелыхъ нравственныхъ мукъ.
Естественно также, что далее нвѣтникъ для страстныхъ
любителей и притомъ людей, лишенныхъ въ ясизни вся-
кой иной отрады, могъ быть дорогъ и возбулдать въ
въ нихъ искреннія солсалѣнія. Его они сравнивали съ
оставлениымъ „безъ призору" милымъ ребенкомъ. Горе
это, какъ бы оно ни показалось ничтолшымъ и смѣш-
нымъ счастливцамъ міра, нашло сочувственный отголо-
сокъ и въ любящемъ сердцѣ матерп, въ которой оно
пробудило невеселыя мысли, напомнивъ ей слова зау-
нывной народной пѣсни:

Останется зеленый садъ безъ меня,
Завянуть всѣ цвѣточки въ саду.

Да, мой другъ, — соглашалась Марія Павловна —
точно грустно отставать и не по охотѣ отъ привыч-
иыхъ свопхъ занятій! Но такова лшзнь человѣческая:

— 151 —

на всякомъ шагу лишенія, да и томительная неизвѣст-
ность: удостоимся ли тамъ чего-нибудь еще"? Бѣдная
старушка, говоря это, и не предчувствовала еще, что
вскорѣ у нея отнимутся и послѣднія радости жизни,
вмѣсто которыхъ останутся однѣ несбыточныя надежды.
Болѣзни ея усиливались съ каждымъ годомъ; зрѣніе
слабѣло; ноги отказывались служить. Но самымъ тяже-
лымъ ударомъ была смерть мужа. Мы не можемъ су-
дить, насколько въ ея сожалѣніи о немъ были справед-
ливы увѣренія, что онъ былъ всѣми любимъ и ува-
жаемъ въ уѣздѣ, что, по окончаніи его предводительства
къ нему иногда наивно обращались недовольные его
преемникомъ и добивавшіеся видѣть „стараго предводи-
теля", что онъ былъ душой общества и сосѣдей дво-
рянъ. Но если въ этихъ похвалахъ покойному и была,
быть можетъ, доля прпстрастнаго преувеличенія, то во
всякомъ случаѣ нельзя сомнѣваться въ силѣ и глубинѣ
личной привязанности къ нему вдовы, которая лишив-
шись его, вмѣстѣ съ тѣмъ теряла навсегда надежду на
исполненіе своей лучшей мечты — соединенія подъ од-
ной кровлей всей семьи и наступленія послѣ многихъ
лѣтъ горькой разлуки — того радостнаго дня, который
былъ бы вознагражденіемъ за десятки лѣтъ страданій.
Приходилось разстаться съ дорогой мечтой, но невольно
та же дума постоянно напоминала о новомъ непопра-
вимомъ горѣ, и тяжкая скорбь овладѣвала несчастной
при воспоминаніи о томъ, какое великое удовольствіе
испытывала она съ нимъ, съ этимъ покойнымъ мужемъ,
когда они вмѣстѣ съ замирающимъ отъ волненія серд-
цемъ читали нисьма изъ Сибири, изъ этой страны,
неожиданно ставшей для ннхъ родной и возбуждавшей
одновременно любовь и отвращеніе. „Ты пишешь —
читаемъ въ одномъ письмѣ Марьи Павловны къ дочери —
что ходила гулять и видѣла монумента, который строится
Ермаку Тимоѳеевичу. Но кто могъ знать, что это
мѣсто будетъ мѣстомъ горести безотрадной; открывая

— 152 —

его, онъ того, и не воображалъ". Убитой горемъ жен-
щинѣ отчасти стало измѣнять былое благодушіе, и она
стала все чаще поговаривать уже не о соединеніи съ
своими „дорогими друзьями", а о вѣчномъ соединеніи съ
умершимъ мужемъ, хотя, конечно, сила многолѣтней
завѣтной мечты сохраняла надъ ней свою власть, такъ
что однажды она сильно взволновалась даже отъ лож-
наго извѣстія, отъ блеснувшей на мигъ надежды. „На-
денька Минина — сообщала она — пишетъ мнѣ, что
у нихъ прошелъ слухъ, будто ты ѣдешь на родину. Я,
не сообразя совсѣмъ этой несбыточности внезапно такъ
обрадовалась нелѣпому извѣстію, что у меня духъ за-
хватило отъ радости, и я долго не могла отдохнуть. Вотъ,
мой другъ, даже и мнимая радость непривычна моему
сердцу, и если бъ случилось нечаянное для меня бла-
женство возвращенія вашего на родину, то и тогда съ
нѣкоторою предосторожностью надобно мнѣ объ этомъ
сказать, а не то не ручаюсь, чтобы могла вынести это
счастье". Напротивъ, если это возвращеніе почему-ни-
будь не состоялось бы, то снова пугала грознымъ при-
зракомъ безотрадная перспектива: „Кто знаетъ, если васъ
здѣсь не будетъ — можетъ быть, послѣ насъ Отрада про-
дастся, и кто жъ насъ тогда помянетъ и чья слеза ка-
нетъ на наши одинокія могилы"...

Оставляя Красноярскъ, Фонвизины жалѣли особенно
о разлукѣ со священникомъ о. Петромъ Солоцкимъ и
еще болѣе о своемъ другѣ — П. С. Бобрищевѣ-Пуш-
кинѣ. Послѣдній, при болыпомъ умѣ и серіозномъ обра-
зованы, имѣлъ неоцѣнимыя достоинства, какъ собесѣд-
никъ и другъ. Съ Фонвизиными онъ въ высшей сте-
пени сходился въ наклонности къ тихимъ наслажде-
ніямъ тѣснаго интимнаго кружка, посѣщалъ ихъ очень
часто и вмѣстѣ съ общимъ добрымъ знакомымъ о. Пет-
ромъ былъ у нихъ на правахъ самаго близкаго чело-
вѣка. Павелъ Сергѣевичъ, какъ и Наталья Дмитріевна,
не выносилъ поверхностныхъ свѣтскихъ знакомствъ и

— 153 —

обременительныхъ визитовъ. Церемонные визиты онъ
бралъ обыкновенно мѣрой сравненія для всего отталки-
вающаго, выражаясь, нанримѣръ, что „переписка, гдѣ
чередуются письмами, по моему похояса на визитныя
посѣщенія, которыхъ врядъ ли что есть скучнѣе въ
мірѣ". Неудивительно, что вскорѣ ему представился
случай отъ души сочувствовать отвращенію, которое
возбул;дали въ Натальѣ Дмитріевнѣ иеизбѣяшые визиты
въ еще чуягдомъ ей Тобольскѣ. „Я очень понимаю" —
писалъ онъ, — какъ для васъ отяготительны желанія
вашихъ тобольскихъ дамъ мучить васъ церемонными
знакомствами. Но что же дѣлать? Это какое-то общее
ярмо, которое несутъ почти всѣ люди, живущіе въ
мірѣ и отъ котораго трудно освободиться. Всѣ на это
лсалуются, а, въ свою очередь, въ отношеніи другихъ
дѣлаютъ то же, а для иныхъ это кажется такой казен-
ной надобностью, что они и вообразить себѣ не могутъ,
какъ можно обойтись безъ визитныхъ знакомствъ, и
не понимаютъ, что человѣкъ иногда бы дорого далъ
за возможность посидѣть съ самимъ собой". Тѣмъ болѣе
досадны казались проводы и постороннія посѣщенія въ
послѣдніе дни пребыванія съ Фонвизиными, и Павелъ
Сергѣевичъ былъ чрезвычайно радъ, что даже семей-
ство декабриста Анненкова, проѣзжая черезъ Красно-
ярску опоздало на свиданіе съ Фонвизиными. Внрочемъ,
его язвительныя шутки вообще не щадили и собра-
тьевъ по несчастью. Такъ онъ былъ не прочь посмѣяться
не только надъ Анненковымъ, котораго называлъ „сон-
ливой флегмой" и о которомъ говорилъ, будто онъ
два часа собирается пересѣсть со стула на стулъ, по
и надъ Фердинандомъ Богдановичемъ Вольфомъ, выра-
лсаясь о послѣднемъ, что онъ „воображаетъ себѣ, будто
живетъ въ большомъ свѣтѣ, а этотъ большой свѣтъ
тотъ самый, какой видалъ нѣкогда съ козелъ Адамъ
Адамовичъ Вральманъ"...

Несмотря на тяжелыя условія жизни, на незамѣ-

— 154 —

нимыя утраты*), въ числѣ которыхъ самой ужасной
была потеря заживо ёдинственнаго брата Бобрищева-
Пушкина, впавшаго въ горделивое умопомѣшательство,
о чемъ Павелъ Сергѣевичъ не рѣшался извѣщать своего
стараго отца, и несмотря на всѣ эти ужасы и невзгоды,
онъ никодга не поддавался отчаянію и въ самыя горь-
кія минуты умѣлъ своимъ оригинальнымъ юморомъ раз-
сѣять мрачное настроеніе окружающихъ. Прощаніе съ
такимъ другомъ было особенно тяжело, и въ послѣдніе
дни пріятели старались не пропускать ни одной минуты,
чтобы иапослѣдокъ отвести душу въ бесѣдѣ посреди
хлопотливыхъ приготовленій къ отъѣзду. ІІо выѣздѣ
же Фонвизиныхъ, Павелъ Сергѣевичъ, по его словамъ,
мысленно сопутствовалъ имъ всю дорогу и часто на-
ведывался къ о. Петру, чтобы поговорить и погоревать'
объ отъѣхавшихъ. Въ первыхъ письмахъ настроеніе
его было отчасти сумрачное. „Можете себѣ предста-
вить, — говорилъ- онъ, — какъ непредвидѣніе конца
нашему бѣдствію для меня грустно, при увѣренностп,
что около насъ нѣтъ ни одной души, которая бы при-
няла въ насъ искреннее участіе. Отъ батюшки я давно
не имѣю писемъ и боюсь, что извѣстіе о братѣ его
совсѣмъ убьетъ. Сестра и безъ того писала, что они
оттого намъ рѣдко пишутъ, что боятся объ этомъ на-
поминать папенькѣ, ибо всякій разъ, когда онъ къ намъ
шэтнетъ, нѣсколько дней послѣ того бываетъ раз-
строенъ. Извините меня, милая Наталья Дмитріевна, что
письмо мое такъ грустно: охотно хотѣлъ бы съ вами
иосмѣяться, но что-то не смѣется". Вскорѣ послѣ отъ-
ѣзда Фонвизиныхъ, Павлу Оергѣевичу случилось быть

*) Къ числу этихъ утратъ слѣдуетъ отнести и кончину въ 1837 г.
любимаго и увалсаемаго всѣми декабристами коменданта Станислава Ро-
мановича Лепарскаго, непріязненныи отзывъ о которомъ встрѣчаотся
исключительно въ воспоминаніяхъ декабриста Д. II. Завалишина. Марія
Павловна писала о немъ дочери: „не знавъ его, мы, но всѣмъ слухамъ
о его добродѣтели, сердечно его жалѣемъ. Правда твоя, что этотъ до-
стойный человѣкъ былъ выбраиъ самимъ Господомъ для вашего блага
и утѣшенія".

— 155 —

на ихъ прежней квартирѣ; это посѣщеніе пробудило
въ немъ живѣйшее чувство грусти, и онъ такъ описы-
валъ свое нравственное состояніе при взглядѣ на опу-
стѣвпіее жилье: „Какъ ни грустно было мнѣ съ вами
проститься, но еще тоскливѣе было войти въ вашъ
опустѣлый домъ, въ которомъ я почти безвыходно про-
водилъ съ вами послѣднее время. Теперь я совершенно
осиротѣлъ и не могу найти для себя мѣста".

Такую же скорбь оставилъ отъѣздъ Фонвизиныхъ и
во многихъ другихъ знакомыхъ. Монахиня краснояр-
ская Агнія, отправлявшаяся за сборами для- монастыря
въ странствованіе по разнымъ мѣстностямъ Сибири и
особенно въ Томскъ, чтобы по' прошенію игуменьи вы-
просить у преосвященнаго книгу на сборъ въ Россіи,
взялась за это трудное порученіе, несмотря на старость
и слабое зцоровье, чтобы повидаться еще разъ въ То-
больск съ Натальей Дмитріевной, а если удастся по-
бывать въ Европейской Россіи, то даже просить за нее
у наслѣдника. Эта наивная преданность сильно тронула
Бобрищева-Пушкина, который горячо доказывалъ по
этому поводу, что „видѣть подлѣ себя душу простую,
въ которой нѣтъ лукавства, и съ перваго раза отрадно;
быть увѣреннымъ въ искренней привязанности такого
человѣка — не послѣднее утѣшеніе въ этомъ холодномъ
мірѣ, гдѣ все мишура и слова безъ жизни. Я воображаю
себѣ, какъ ее будутъ таскать изъ дома въ домъ въ М^
сквѣ, если вы адресуете ее къ Надеясдѣ Николаевнѣ.
Знаете ли, что она тоже и не безъ мечтаній: она ду-і
маетъ добраться и до наслѣдника, уже разъ его и во снѣ
видала, какъ она будетъ съ нимъ разговаривать. И пред-
ставьте себѣ, что, не видавъ прежде его портрета,
видѣла его совершенно похожимъ на его портретѣ,
который ей потомъ показали".

Старые друзья по Петровскому заводу, Трубецкая и
Давыдова, также продоллали относиться къ Натальѣ
Дмитріевнѣ съ самымъ горячимъ участіемъ. Хотя онѣ

— 156 —

ожидали уже скораго окончанія срока каторжной работы
своихъ мужей въ Петровскомъ заводѣ (вмѣстѣ съ Е. П. Обо-
ленскимъ), но огорчились обѣ, узнавъ, что Фонвизины
уѣзжаютъ отъ нихъ еще дальше, чѣмъ были прежде.
„Я радуюсь, по крайней мѣрѣ, что Михаилъ Александ-
ровичъ не ѣдетъ на Кавказъ, — писала Давыдова, —
врядъ ли бы онъ и вы перенесли эту перемѣну въ
общей судьбѣ вашей. И наше дѣло приближается къ раз-
вязкѣ. Что съ нами будетъ, Богъ знаетъ".

Переѣздъ въ Тобольскъ, какъ и слѣдовало ожидать,
опять нисколько не удовлетворилъ никого изъ родныхъ
Фонвизиныхъ, которые смотрѣли на этотъ городъ только
какъ на промежуточную станцію на пути въ Россію.
Само собой разумѣется, что они не пропускали случая
пользоваться малѣйшимъ поводомъ для того, чтобы воз-
буждать новыя ходатайства, и случай не замедлилъ пред-
ставиться въ 1839 г., когда было назначено бракосо-
четаніе великой княжны Маріи Николаевны съ герцо-
гомъ Лейхтенбергскимъ. „Надежды мои со времени
путешествія наслѣдника — писалъ Иванъ Александро-
вичъ брату, — доходили до степени увѣренности, но
послѣ безпорядковъ, возникшихъ въ Польшѣ въ про-
шедшемъ году, эта увѣренность стала слабѣть, такъ что
теперь, право, не знаю, чего и надѣяться, несмотря на
то, что многіе ожидаютъ по случаю бракосочетанія ве-
ликой княлшы Маріи Николаевны, какъ важнаго для
императорскаго дома событія, новыхъ милостей. Я не
могу придумать, какого бы рода облегченіе могло послѣ-
довать кромѣ двухъ: 1) возвращеніе на родину и 2) раз-
рѣшеніе вступить въ гралгданскую службу на мѣстѣ
твоего пребыванія. Не знаю, въ какой степени это
послѣднее молсетъ приблизить возвращеніе на родину.
іНѣкоторые полагаютъ Кавказъ единственной дорогой,
которою молшо возвратиться домой. (АлексѣйПетровичъ*)

$*) Брмоловъ, хорошій пнакоиыи и ііріятсль Фонвизиныхъ, извѣстнын
генералъ.

— 157 —

этого мнѣнія и, кажется, ежели бы отъ него зависѣло,
онъ сію минуту перевелъ бы тебя на Кавказъ.) Нарыш-
кины еще тамъ и въ письмахъ давали сюда знать, какъ
они жалѣютъ, что вы за ними не послѣдовали". Моментъ
казался Ивану Александровичу особенно благонріятнымъ
вслѣдствіе того* что командовалъ войсками расположенный
къ декабристамъ П. X. Граббе. Вскорѣ, подъ вліяніемъ
Ивана Александровича, и Марья Павловна написала
отъ себя прошеніе къ великой княгинѣ Марьѣ Нико-
лаевнѣ, въ которомъ ссылалась особенно на постоянно
ухудшавшееся состояніе здоровья и потерю зрѣнія, какъ
на вѣскія причины, заставлявшія ее умолять о возвра-
щеніи ея дочери на родину до наступленія слѣпоты.
Въ концѣ лѣта 1839 г. было получено и обѣщаніе при-
нять просьбу къ исполнение ? Когда государь и вся
царская фамилія были въ Москвѣ, въ сентябрѣ 1839 г.,
на закладкѣ храма Спасителя, то Марья Павловна не
могла по болѣзни возобновить просьбу, но Иванъ Але-
ксандровичъ съ своей стороны дѣлалъ все, что было
въ его силахъ для облегченія участи брата. Вскорѣ
Марья Павловна была обрадована утѣшительнымъ отвѣ-
томъ отъ Бенкендорфа.

Такимъ образомъ на приближавшійсн 1840 годъ воз-
лагались обширныя надежды. Между тѣмъ Фонвизины
стали понемногу привыкать къ Тобольску, и Наталья
Дмитріевна, по ея собственнымъ словамъ, примирилась
съ нимъ и съ Ермакомъ Тимоѳеевичемъ. Но въ концѣ
1839 г. надъ головами нашихъ изгнанниковъ снова
разразился цѣлый рядъ семейныхъ невзгодъ, изъ кото-
рыхъ болѣе серіозными были усилепіе явныхъ слѣдовъ
распущенности и испорченности въ характерахъ дѣтей
и смерть единственнаго сына Ивана Александровича —
Саши.

Вмѣстѣ съ этими огорченіями наступившій годъ
не принесъ никакихъ успокоительныхъ вѣстей объ ожи-
даемой перемѣнѣ положенія, и все въ совокупности

— 158 —

сильно подѣйствовало на Наталью Дмитріевну, породивъ
въ ней какое-то повое, отчаянное и вмѣстѣ съ тѣмъ
аскетически-восторженное настроеніе. Уставши надѣяться
и вѣчно испытывать одни разочарованія, она стала еще
сильнѣе искать отъ горя отрады въ молитвѣ; среди лож-
ныхъ надеждъ и тяжелыхъ пспытаній у нея мало-по-
малу вырабатывалась суровая закаленность въ несча-
стіяхъ и религіозное чувство доходило до экстаза. Она
вся погрузилась въ молитву, интимный бесѣды и пере-
писку и въ любимыя занятія въ оранжереѣ. „Какъ
пьяницы въ винѣ — говорила она, — такъ и я въ цвѣ-
тахъ топлю мое горе; но, какъ видно, сердце беретъ
свое, и это средство не всегда помогаетъ... Что дѣлать!
Слава Богу о всемъ. Я и за цвѣтоводство свое благо-
дарила и благодарю Бога, потому что охота къ цвѣтамъ
такъ сильно возгорѣлась во мнѣ, что, можетъ быть, она
дана мнѣ, какъ предохранительное средство отъ мизан-
тропіи". Углубленію во внутренній міръ особенно спо-
собствовали постояниыя разочарованія въ надеждахъ и
отсутствіе внѣшнихъ побузкденій, которыя бы устремляли
мысль на окруяшощуго действительность. Наталья Дми-
тріевна для дѣтей ничего не могла сдѣлать и только
убивалась о нихъ, говоря: „совсѣмъ они меня сокру-
шили!" но зато она старалась вліять на мужа въ смыслѣ
обращенія на путь религіи. Она принялась за это дѣло
съ большой энергіей и черезъ нѣкоторое время замѣ-
тила въ немъ желательную ей перемѣну, хотя все еще
ее мучили слѣды вліянія на него нѣмецкихъ философ-
скихъ и богословскихъ книгъ; она находила что онъ
„сбивается на протестантизмъ. "

О своей собственной духовной зкизни Наталья Дми-
тріевна любила бесѣдовать въ письмахъ съ матерью и
Надеждой Николаевной Шереметевой. Безнадежность,
охватывавшая ее со всѣхъ сторонъ, внушала ей чув-
ство смиренія и желанія покорно нести свой крестъ.
Ей начали сниться странные сны: то ее салшотъ въ

— 159 —

тюрьму или на съѣзжую; то ей кажется, что ее обви-
нили въ ереси и уже ее осудплъ Синодъ, что она отлучена
отъ церкви, хотя въ душѣ чувствуетъ готовность отдать
жизнь за православную вѣру; то ее унижаютъ и кле-
вещутъ на нее, — и все это въ сновидѣніяхъ вызывало
въ пей живѣйшую радость. Во всѣхъ письмахъ она
повторяетъ о готовности нести иго Христово и отстра-
няетъ отъ себя всякое выраженіе одобренія и сочув-
ствія ея . душевному расположепію. Она объясняетъ на-
ступившій въ ней внутренній переворотъ волею Господа
на ея примѣрѣ показать свою милость достойнѣйшимъ
и побудить ихъ, подобно ей, предаться всецѣло Про-
видѣнію. Подъ вліяніемъ такого настроенія Наталья
Дмитріевна громитъ самолюбіе, „этого звѣря, жпвущаго
въ тростникахъ", и даетъ совѣты молиться откровенной
молитвой, т.- е. повѣряя Богу все, что ни есть на душѣ,
даже самыя незначительныя и неважныя желанія для
того, чтобы достигнуть совершенной искренности въ
сношеніяхъ съ Богомъ. Религіозный экстазъ доходилъ
у нея до желапія „лучше погибнуть по волѣ Бога,
нежели спастись безъ Его воли, если бы это было воз-
можно". Такимъ образомъ, нервное возбужденіе доходило
до крайней степени.

Другіе декабристы, кромѣ щемящей хронической боли,
переносили повыя, преимущественно, семейныя несча-
стія: Басаргинъ схоронилъ своихъ друзей Ивашевыхъ,
Трубецкіе потеряли одного за друтимъ нѣсколькихъ
дѣтей. Бобрищевъ-Пушкинъ мучился сострадапіемъ къ
горю друзей и страданіями собственна™ помѣшаннаго
брата. Ему хотѣлось бы, по крайней мѣрѣ, облегчить
свою участь переводомъ въ Тобольскъ, гдѣ онъ мечталъ
снова пожить съ Фонвизиными, хотя чувство дружбы
въ то же время побуждало его желать ихъ возвращения
на родину. „Конечно, такія минуты счастья стоятъ до-
рогой цѣны — говорилъ онъ, — но я желалъ бы
искренно, чтобы онѣ достались вамъ даромъ, а для себя

— 160 —

желалъ бы только на этотъ разъ еще застать васъ. въ
Тобольскѣ и проститься съ вами, можетъ-быть, послѣд-
нимъ прощаніемъ"...

Ко времени пребыванія въ Тобольскѣ относится сбли-
женіе Натальи Дмитріевны съ священникомъ о. Стефа-
номъ Знаменскимъ, какъ кажется, не столько имѣвшимъ
на нее вліяніе, сколько, наоборотъ, подчинявшимся
вліянію своей духовной дочери. Бесѣды религіознаго
характера и переписка съ духовными лицами, какъ мы
уже говорили, составляли насущную потребность На-
тальи Дмитріевны съ самаго ранняго возраста. Еще
задолго до замужества Наталья Дмитріевна излила однажды
передъ своимъ законоучителемъ (Вознесенскимъ) все,
что у нея было на душѣ, и своимъ восторженнымъ
письмомъ возбудила въ немъ гордость ученицей и вос-
хищеніе сдѣланными ею успѣхами въ благочестіи, такъ
что онъ прямо говор илъ ей: я мысли ваши и душевное
расположеніе суть плоды Духа Святаго". Когда же тя-
нулось слѣдствіе надъ декабристами и въ ожиданіи при-
говора они были заключены въ крѣпость, то для ду-
ховнаго ихъ назиданія -почти ежедневно къ каждому
изъ нихъ приходилъ священникъ Петръ Мысловскій,
имя котораго такъ часто встрѣчается въ воспоминаніяхъ
декабристовъ. Наталья Дмитріевна, вѣрная своему рели-
гіозному настроенію, по отъѣздѣ изъ Россіи, не замед-
лила обратиться къ этому священнику письменно и
такимъ образомъ завязала съ нимъ переписку. По вос-
поминаніямъ г-жи Францевой и другихъ лицъ, всту-
павшихъ съ нею въ болѣе близкія отношенія, Наталья
Дмитріевна обладала солидными богословскими позна-
ніями и начитанностью, которою нерѣдко затмевала
ученость видныхъ представителей духовенства. Петра
Мысловскаго она ставила иногда въ непривычное по-
ложеніе: закаленный въ офиціальномъ исполненіи обя-
занностей и наставлявшій ввѣренныхъ его заботамъ
заключенныхъ исключительно путемъ изустнаго поуче-

— 161 —

нія, онъ не часто имѣлъ случай вести духовную бесѣду
на бумагѣ, въ чемъ и сознавался: „взявшись за перо,
признаюсь, задумался и не зн'алъ, съ чего начать письмо:
такъ одурѣешь, долго не писавши; много зависитъ при-
вычка къ чему-нибудь или, наоборотъ, отвычка". Письма
священника Мысловскаго были наполнены общими мѣ-
стами и разсужденіями, такъ что они лишь отчасти могли
способствовать успокоенію Натальи Дмитріевны, но
своимъ общимъ тономъ и характеромъ они свидѣтель-
ствуютъ о слишкомъ недостаточной степени знакомства,
чтобы эта перемѣна могла сдѣлаться прочною, несмотря
на то, что о. Мысловскій, можетъ быть, непритворно
■увѣрялъ Наталью Дмитріевну въ своемъ распололсеніи
къ ней, и что даже изъ самыхъ писемъ видно, что
Наталья Дмитріевна успѣла было сблизиться въ Петер-
бург не только съ нимъ, но и съ его семействомъ.
Пётербургскія отношенія были слишкомъ мимолетны,
и если Наталья Дмитріевна успѣла тогда поселить къ
еебѣ искреннее расположеніе въ Мысловскомъ, про-
являющееся въ томъ, что серіозный, поучительный тонъ
проповѣдника нерѣдко смѣняется въ письмахъ тономъ
фамильярной дружеской бесѣды, то эти отпошенія все-
таки не были ни глубокими ни продолжительными, и
самая переписка скоро прекратилась. Мысловскій ука-
зывалъ Натальѣ Дмитріевнѣ нѣкоторые ея недостатки
и тотъ способъ, которымъ она могла бы не только исправить
йхъ, но и принести пользу ближнимъ: „знаете ли вы, что
вы, йхъ жены (декабри етовъ), можете сдѣлать ихъ если не
счастливыми, то, конечно, покойными; можете ввергнуть
и въ вящшую бездну гибели. Притомъ не скрою отъ васъ,
что и родные ваши крайне сокрушаются насчетъ вашей
пылкости' и, буде позволите сказать, опрометчивости 4 .
Таковы были въ концѣ двадцатыхъ годовъ отношенія
ісъ Натальѣ Дмйтріевнѣ священника Мысловскаго. Къ
сороковымъ го дамъ Наталья Дмитріевна уже не 1 какъ
робкая ученица; ' но' 'какъ авторитетное лицо, ведётъ

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕПЫ ДЕКАБРИСТОВЪ . . 11

— 102 —

бесѣду съ своими духовниками и другими близкими
священниками, не только поучаясь отъ нихъ, но поучая
и сама и во всякомъ случаѣ возбуждая въ нихъ боль-
шой интересъ своими богословскими мнѣніями. Въ это
время духовникъ не рѣдко становился ея другомъ и
повѣреннымъ ея завѣтныхъ думъ и же.таній, а потомъ
незамѣтно начипалъ и самъ искать въ ея религіозномъ
настроеніи опоры въ трудномъ жизненномъ пути и до
того сближался съ нею, что, иаконецъ, привыкалъ по-
вѣрять ей собственный колебанія и тайны и, въ свою
очередь, охотно принималъ отъ нея обличенія и упреки.
Такимъ образомъ между ними' установилась своеобраз-
ная нравственная связь. Такъ Наталья Дмитріевна,
всегда готовая выслушать всякое замѣчаніе о. Стефана
Знаменскаго, съ своей стороны по праву дружбы тре-
бовала отъ него полнѣйшаго воздержапія отъ установ-
яенпыхъ рутиной способовъ упрочивать свое матеріальное
положеніе, въ родѣ посѣщенія нужныхъ людей, нринятія
всякихъ подарковъ и прииошеиій, настаивала на безу-
словно умѣренномъ и воздержномъ образѣ жизни, за-

\ ставляла его учиться французскому языку, рекомендо-
вала для чтенія на французскомъ языкѣ кпиги рели-

I гіозпаго содержанія, какъ-то : сочиненія М те Сиіоп,
Франсуа де-Саля и проч., и даже отучала отъ не нра-
вившихся ей мелкихъ привычекъ, напр., нюхація табаку
и проч. („Табакерка", отвѣчалъ о. Стефанъ, „какъ пред-
метъ баловства и слабости, лежитъ пока спокойно;
влеченіе рождается по временамъ и по милости Божіей
проходить"). О. Знаменскій, въ свою очередь, совѣто-
вался съ своей духовной дочерью и о средствахъ про-
тивъ соблазновъ и искушеній и о томъ, какъ преодо-
лѣть „треклятое" я, повѣрялъ ей свои сомнѣнія и проч.
Нѣкоторыя письма о. Стефана начинаются словами:
„радуюсь за обличеніе и впередъ прошу тебя слѣдить
мои мысли и слова". Иногда упреки Натальи Дмитріевны
больно задѣвали его за живое, но вскорѣ чувство до-

— 163 —

«ады уступало мѣсто благодарности; иногда же онъ и
самъ обличалъ себя, занося въ записную книжку укоры
своей совѣсти, напр.: „куда какъ ты суевѣренъ! сно-
видѣнія твои смущаютъ тебя; брось отъ себя, не вѣрь,
это дѣйствіе врага. Сколь ты слабъ: среди слулсенія
предаешься поотороннимъ мыслямъ". Изъ этихъ само-
облнченій о. Стефана, какъ примѣръ вліянія на него
со стороны Натальи Дмитріевны, укажемъ слѣдующее.
Однажды онъ просилъ Бога: „Твори, мой Господи, со
мною, что Тебѣ угодно; поступай со мною не такъ,
какъ бы мнѣ хотѣлось, не смотри на меня, Господи,
не исполняй моихъ просьбъ, затвори отъ меня утробу
милосердія" и проч. О внутреннемъ взаимномъ вліяніи
о. Стефана и Натальи Дмитріевны мы можемъ заклю-
чить изъ слѣдующихъ словъ его: „вотъ прошелъ уже
годъ, какъ сдѣлался переворотъ въ жизни моей. Сколько
въ теченіе этого времени моихъ отступленій, сколько
моихъ невѣрностей противъ Господа моего! сколько и
твоихъ страданій, среди которыхъ и горькое и сладкое
приходило мнѣ отъ тебя, и все это принималъ я иногда
съ досадой, иногда со скорбію, ребячествомъ и мало-
душіемъ". Любопытна также во многихъ отношеніяхъ
исповѣдь въ соблазнѣ, причиняемомъ о. Стефану раз-
наго рода приношеніями, при чемъ онъ боролся съ собой,
стараясь отклонять дары, и чаще всего успѣвалъ въ
этомъ, по иногда почему-нибудь не въ силахъ былъ
устоять и тогда приносилъ покаяніе въ письмахъ къ
Натальѣ Дмитріевнѣ. Однажды онъ жаловался на себя:
„сколько я дѣлалъ и дѣлаю своеволія, упрямства, не-
покорности противъ заповѣдей Господнихъ, и Онъ все
терпитъ, прощаетъ, а ты не хочешь простить!" Такимъ
образомъ Наталья Дмитріевна карала своего корреспон-
дента за педостатокъ душевной твердости въ борьбѣ
со зломъ. Въ письмахъ встрѣчаются призпанія о. Сте-
фана въ томъ, что онъ не сдерживалъ негодованія въ
случаѣ непристойнаго поведенія толпы въ церкви во

— 164 —

врэмя лвадебъ и другихъ .торжественныхъ обрядовъ^
к^гда/ народъ стекается, въ храмъ, ..обыкновенно какъ
на: -любопытное зрѣлище, а иногда у него недоставало
мужества, :;.съ.: надлежащей энергіей преслѣдовать непра-
видьныя дѣянія своихъ подчиненныхъ; наконецъ. слу-
чалось; ему: каяться и въ холодности къ своему дому и
олову Божінк Когда • Наталья Дмитріевна: пересылала.
ему книги' священнагО:, нисанія съ собственными замѣт-
ками итолкованіями, онъ прочитывалъ ихъ съ живымъ
.интересомъ, ;но і иногда не соглашался и возражалъ;
напр.; „касательно тлѣнія ; и смерти духовной я отчасти-
согласенъ; но. -во многомъ совсѣмъ другихъ мыслей;.
Можетъ быть '.-., это оттого, что не понимаю васъ, а бо-
л&е, — что, еще. живя въ мірѣ, мірская мудрствую и.
не. понимаю вполнф, я же суть Духа Божія". Не разъ
вдавили .его,,,въ затрудненія и просьбы Натальи Дми'-
тріевны .подать ей пастырское наставленіе: „ пишешь,,
чтобы я ,п0нялъ твое состояніе, которое и въ аду не
•лучше будетъ. Понять тебя могу ли, и не могу ли- —
Нв:, аваю. Предаюсь Господу, и все, что написалъ теперь,,
совефмъ ,не думалъ, п хорошо ли или худо написалось,
, возьми, прочитай; пишу не сочиненіе, не. проповѣдц.
а г сказалось .только то; что пришло на мысль". Иногда,
о/щцъ . Стефанъ завидовалъ нравственному состоянію*
своей корреспондентки: „Похвалы .— тебѣ пощечины.
Д. чего же еще надобно? Желалъ бы яг себѣ этого отъ
.всего і сердца; подѣлись со мной, такими чувствами ", •■ а
^•'себѣ съ сокрушеніемъ прибавлялъ: „Окаянное я во
мнѣ, живо; оно . услаждается ■ еще похвалою, хотя самая.
■ подвала сначала заставляетъ ікраснѣть, потомъ приво-
дить 'Въ 'сокрушеніе и въ сознаніе своего недостоинства
передъ Господомъ даже до,слезъ а . ; : ■■ ..-.•■ '.-.>

\, Дальнейшему улроченію тѣсной дружбы мелсду На-
тальей , Дмитріевной' и о. Стефаномгъ способствовали,,
главнымъ образом.ъ, два обстоятельства. Находясь среди
.осцльиыхъ, декабри стовъ и завязавъ съ ними сердечвыя

— 16-5 —

-отпошенія, о. Стефанъ, какъ и многія .другія ли&Щ'по*
•степенно перешелъ отъ сближенія съ ■ нѣкоторыми <иэъ
нпхъ къ дружбѣ со всѣмъ кружкомъ. Всѣ ялуторовсиіе
■ссыльные скоро сдѣлались его добрыми пріятелямй'
при чемъ, какъ гіоказываетъ примѣръ И. Д. Якушквна,
•человѣка далеко не релпгіознаго, связь между ними
опиралась на нейтральныхъ мірскихъ интересахъ. "От*?
рицательно относившійся къ духовенству И. И. Пущияъ
'Въ видѣ похвалы называлъ о. Стефана „уродомъ^въ
■семьѣ". Съ другой стороны, о. Стефану удалось устроить
въ Тобольскую семинарію своего сына Николая, кото-
.раго онъ помѣстилъ у Фонвизиныхъ, давно желавшихъ
по смерти малолѣтняго сына Ивана принять на свое
попеченіе какого-нибудь чужого мальчика. И въ самомъ
дѣлѣ, въ теченіе многихъ лѣтъ они относились къ 'Ни-
колаю Знаменскому какъ къ родному сыну. Иногда
•случалось имъ совѣтоваться о мальчикѣ съ отцомъ и
даже жаловаться на его упрямство, своеволіе и проч.,
-но всегда они получали одинъ отвѣтъ,-— ■ что мальчикъ
имъ ввѣренъ и находится въ ихъ безусловномъ расио-
ряженіи, что всѣ употребляемыя ими мѣры для его ис-
лравленія будутъ приняты съ благодарностью. При
«оспитаніи Николая, Наталья Дмитріевна имѣла случай
нримѣнять надѣлѣ выработанныя ею убѣжденіяи взгляды
•на жизнь, на нравственность, на способы угодить Богу.
Въ этомъ отношеніи ея заботы о ближнемъ простира-
лись далеко. Не сходясь съ мужемъ во взглядахъ, она
■изъ своего жизненнаго опыта . и чтенія вынесла отвра-
щеніе къ: „нечистой герменевтпкѣ" и „сухой богосло-
•віи", а старалась давать своему воспитаннику, да и
вообще распространять между тобольской молодежью
жниги, „не сочиненный разумомъ, но написанныя ду-
тсомъ", и просила ей такія сочиненія выписывать 1 и
пересылать изъ Москвы*). Протдвъ несочу вственнаго

•*); Она. высоко ставила извѣстнос сочиненіо Ѳомы Кемігейскаго я О до-
дражаніи Христу", но не могла выносить раціоналистическихъ толко-

— 166 —

ей направленія умовъ Наталья Дмитріевпа старалась
дѣйствовать словомъ и распространеніемъ казавшихся
ей полезными книгъ, говоря: „въ Россіи много духов-
ныхъ книгъ, но, можетъ быть, менѣе читают?., а здѣсь
алчба и жажда духовная, да пищи мало". Хлопотала
она также о какихъ - то неизвѣстпыхъ лицахъ, •чтобы
спасти ихъ изъ бездны паденія и удержать отъ взяточ-
ничества, отказываясь отъ собственныхъ тратъ и ис-
прашивая въ пользу кліентовъ денегъ у Ивана Але-
ксандровича.

Въ то же время, за триста сорокъ верстъ отъ То-
больска, въ уѣздномъ городкѣ Ялуторовскѣ, кипѣла
дѣятельная работа на пользу просвѣщенія края: свои
силы къ этому дѣлу прилагала колонія декабристовъ,.
группировавшаяся около И. Д. Якушкина и М. И. Му-
равьева-Апостола, сотрудниками которыхъ явились
И. И. Пущинъ, Е. П. Оболенскій, П. Н. Свистуновъ, два
брата Кюхельбекеры и мпогіе другіе. Отецъ Стефанъ,
подружившись съ Натальей Дмитріевной и П. С. Бобри-
щевымъ-ІІушкинымъ, легко привязался и къ тѣмъ то-
варищамъ ихъ, которыхъ засталъ въ Ялуторовскѣ по-
переѣздѣ туда изъ Тобольска, и скоро сдѣлался въ ихъ
кругу необходимымъ человѣкомъ. Всѣ они постоянно
видѣлись, и у нихъ явились общіе интересы, особенно
когда, по мысли И. Д. Якушкина, кружокъ декабристовъ
совмѣстно съ о. Стефаномъ сталъ трудиться надъ доро-
гимъ для него учебнымъ дѣломъ. О. Стефанъ давно уже-
былъ законоучителемъ въ уѣздномъ училищѣ и постоянно
заботился объ усовершенствованіи себя не только какъ
человѣка, но и въ частности какъ воспитателя юно-

ваній Павскаго и особенно негодовала на его объясненіе словъ пророка
Даніила о „мерзости запустѣнія" въ тоыъ смыслѣ, что „мерзость за-
пустѣнія" была при Антіохѣ Еаифанѣ, и что никакого иного толкова-
ния эти слова иМѣть не могутъ, что они, следовательно, не должны,
быть относимы къ будущему. О Павскомъ она передавала анекдотъ,
будто, называя себя неологомъ, онъ прибавлялъ: „кто не олухъ, тотъ
неодогъ".

— 167 —

шёства. И. Д. Якушкипъ также до страсти любилъ
обучать дѣтей, съ удовольствіемъ приготовлялъ для нпхъ
глобусы (однажды нѣсколько такихъ глобусовъ онъ пе-
реслалъ и дѣтямъ Натальи Дмитріевны въ Москву),
для облегченія преподавания заботился о составленіи
таблицъ по разнымъ предметамъ, о пріобрѣтеніи для
учащихся всѣхъ необходимыхъ пособій. Отсутствіе ка-
кой-либо иной цѣли въ жизни и невозможность ничѣмъ
больше заняться еще болѣе влекли его на эту дорогу
и, несмотря на различіе во взглядахъ на религіозные
вопросы съ о. Стефаномъ, который отзывался о немъ
и о нѣкоторыхъ другихъ декабристахъ, что въ отно-
піеніи религіп они представляютъ своимъ разномысліемъ
настоящій духовный Вавилонъ, онъ сдѣлался саМымъ
преданнымъ и ревностнымъ сотрудникомъ Ивана Дми-
тріевича; тѣмъ болѣе, что поставленная имъ задача —
доставить даровое обученіе дѣтямъ женскаго пола цер-
ковнослужителей (а если позволять средства, то и обо-
ихъ половъ) была ему чрезвычайно симпатична. Кромѣ
того, оставаясь непоколебимымъ въ вѣрѣ, о. Стефанъ
съ любопытствомъ прислушивался къ толкамъ декабри-
стовъ, „находя въ нихъ много правильнаго; обдумавши же
хорошенько и подведя къ основной истинѣ, ясно ви-
дѣлъ очаровательную оборотливость ума, которая легко
можетъ свести съ ума". Какъ бы то ни было, ,въ кругу
декабристовъ были такія въ высокой степени привле-
кательный личности, что о. Стефанъ быстро сроднился
съ ними душой, и они видѣли и цѣнили въ немъ, въ
свою очередь, человѣка убѣжденнаго и готоваго ото-
зваться сердцемъ на всякое хорошее побужденіе, чѣмъ,
конечно, и дорожили. Такъ религіозный мистикъ и по-
литическіе вольнодумцы сошлись на почвѣ безкорыст-
наго служенія ближнему и подали другъ другу руку на
доброе дѣло воспитанія ялуторовскихъ бѣдныхъ дѣвицъ
духовнаго званія. Связывала ихъ и сердечная отзыв-
чивость о. Стефана на горе и страданія, а судьба не

— 168 —

щадила въ этомъ отношеніи декабристовъ; не говоря
уже о живщемъ теперь въ Тобольскѣ Бобрищевѣ-Пуш-,
кинѣ, для котораго болѣзнь брата была еще болѣе тя-,
желымъ крестомъ, нелсели самая ссылка, — несчастія
не миновали почти ни одного изъ нихъ. Сравнительно
легкое изъ нихъ выпало на долю Ивана Ивановича
Пущина, вѣчно мучившагося отъ больной ноги; затѣмъ по-
мѣшанный Энтальцевъ лежалъ безъ двилсенія; Е. П. Обо-
ленскій задумалъ въ Ялуторовскѣ жениться, но, не-
осторожно оступившись, упалъ съ площадки лѣстяицы
и сильно ушибся, послѣ чего свадьбу пришлось отло-,
жить, а вскорѣ послѣ нея заболѣла его молодая жена.
Но всѣхъ тяжелѣе было горе Якушкина, потерявшаго
оставленную на родинѣ жену. „Просто сказать — со-
крушался о. Стефанъ: — въ ихъ кругу нѣтъ ничего
утѣшительнаго " .

При такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ еще болѣе
изумительной и почтенной кажется энергія, съ какою
декабристы взялись за основаніе училища, гдѣ нѣкото-
рые изъ нихъ потомъ преподавали, разумѣется, даромъ,
а такъ какъ цѣль ихъ заключалась въ томъ, чтобы
освятить свое пребываніе въ Сибири какимъ-нибудь
благороднымъ дѣломъ. Работа закипѣла: начались хло-
поты о помѣщеніи школы, о составленіи программъ,
хронологическихъ таблицъ, о приготовленіи глобусовъ,
возникала мысль и о рукодѣліи, при чемъ всегда ини-
ціаторомъ являлся все тотъ же энергичный И. Д. Якуш-
кинъ, а о. Стефанъ старался содѣйствовать, чѣмъ могъ,
и принималъ во всемъ горячее нравственное участіе:
„помогъ бы Богъ только начать — говорилъ онъ, —
а тутъ пойдутъ планы". Рѣшено было преподавать
чтеніе гражданской и церковной печати, ариѳметику,
грамматику, священную исторію, катихизисъ, географію,
русскую исторію, французскій языкъ и рисованіе; сверхъ
того, предполагалось выписывать дѣтскій журналъ и проч.
Дѣло не обошлось безъ доносовъ и предварительных?,'

- № -

-справокъ, но такъ какъ ничего предо рудите,льнаго не
было,, то и неяріятный эпизодъ , кончился благополучно.
Наталья Дмитріевна, конечнр, могла только, сочувство-
вать, издали благимъ предпріятіямъ, понрежнему про-
должая обмѣниваться мыслями съ о. Стефаномъ, до тогр
привязавшимся къ ней, что, какъ онъ говорилъ, „хоть
пищи,. хоть не пиши, ; но имена слились уже какъ-ітр:
Наталья, Михаилъ, Павелъ и Стефанъ; при совершеніи
великой жертвы частицы возлежать при агнцѣ и до-
гружаются въ волю Его. Вѣрую и тебѣ говорю: вѣруй!"
Онъ старался ободрять и поддерживать своего друга
въ минуты колебанія въ вѣрѣ: „Ты не находишь силъ
удержаться отъ грѣховъ, ты вовсе разслабла въ этомъ
случаѣ, а я не имѣю силъ тѣлесныхъ. И что жеизъ
того: ужели отчаиваться? Я говорю: „Ты моя крѣпость,
Господи, я сила", и ты говори то же"*).

Такимъ образомъ Наталья Дмитріевна все глубже по-
грулсалась въ кругъ религіозныхъ интересовъ и пред-
ставленій, что обнаружилось съ особенной силой по
поводу новаго неуспѣшнаго ходатайства о возвращении
на родину. Наученная опытомъ многихъ лѣтъ, Наталья
Дмитріевна стала покорпѣе относиться къ своему жре-
бію. Теперь, узяавъ объ угрожавшей матери оконча-
тельной прт.ерѣ зрѣнія, она рискнула еще разъ обра-
титься съ просьбой, но уже не на высочайшее имя, а
только на имя графа Бенкендорфа, и ходатайствовала
не о возвращеніи на родину, но лишь о самомъ не-
продолжительномъ свиданіи съ матерью, и даже не въ
Москвѣ, а въ какомъ нибудь близкомъ мѣстечкѣ, при-
чемъ сама предлагала обязательство, что не будетъ не-
законнымъ образомъ искать запрещеннаго свиданія съ
дѣтьми. Въ томъ же ., умѣренномъ духѣ просила она дѣй-

•*) О: Стефана и Наталью Дмитріевну смущали иногда мірскія рѣчи
и тодки; напр., Вильгельмъ Кар ювичъ Кюхельбекеръ не признавалъ
возможными согласить свободу съ умерщвленіемъ плоти; о. Стефанъ
по этому ■ поводу писалъ Натальѣ Дмитріевнѣ: „какъ способная гово-
рить, ты ртвѣт.иіпь, какъ должно".

— 170 —

ствовать и мать свою, чтобы не раздражить правитель-
ство излишними притязаніями; но когда она получила
безусловно отрицательный отвѣтъ подъ тѣмъ предлогомъ,
что Бенкендорфъ далее не осмѣливался доложить государю
о ея просьбѣ, то она приняла этотъ отказъ съ нескры-
ваемымъ восторгомъ, какъ случай покорить свою волю
и предаться совершенно Богу. Ей жаль было только
одного — огорчить мать, которая притомъ ея неожидан-
ную и необъяснимую радость могла принять за охла-
жденіе къ себѣ; тѣмъ не менѣе радость эту она не
скрывала и открыто заявила, что „мѣсто, пространство
и время теперь мало имѣютъ для нея значенія" и что
она „какъ будто гдѣ-то внѣ этого порядка вещей, и
такъ всегда: днемъ и ночью безъ неремѣны".

По поводу рокового отказа она писала матери: „одно
только свиданіе съ вами, родная моя, и съ дѣтьми, и
съ другими существами мнѣ близкими я и могу на-
звать земной радостью; но желать этой радости не въ
силахъ — не хочу васъ обманывать: не могу теперь
яселать этого, видя, что это покуда неугодно Богу, а
воля Его надо мною, хотя бы она терзала меня скорбью,
хотя бы опа убивала меня по немощи моей страданіемъ,
воля это мое сокровище, драгонѣнное перло, за кото-
рое я все готова отдать". Въ другой разъ она воскли-
цала въ экстазѣ: „разлюбивши себя совсѣмъ, или лучше
сказать, покинувши себя въ рукахъ Божіихъ, что можно
еще желать и чего бояться?" Наконецъ, Наталья Дми-
тріевна въ своемъ мистическомъ увлеченіи, особенно
подъ вліяніемъ такихъ книгъ какъ Біе Зепегіп ѵоп
Ргелѵозі", дошла до такого тумана, что стала усматри-
вать „ясновидѣніе" въ томъ, что когда-то, за десять
лѣтъ раньше, сама будто бы съ точностью предсказала
время своего будущаго духовнаго возрожденія и смерть
какого-то товарища; и все это, „будучи въ ужасномъ
состояніи, изъ котораго ни надѣяться ни предвидѣть
исхода не могла, кромѣ естественной смерти". Она

— 171 —

прониклась такой увѣренностью въ значепіе своихъ.
грезъ, что заинтересовала ими Ивана Александровича,
самымъ серіознымь образомъ спрашивавшаго, отъ кого
она получила даръ ясновидѣнія, на что послѣдовалъ
отвѣтъ въ видѣ цѣлой туманной мистической диссертаціп.
А между тѣмъ. умирающая мать Натальи Диитріевны,
окончательно терявшая зрѣніе, искала послѣдней отрады
въ счастливомъ, какъ ей казалось, нравственномъ пе-
рерожденіи дочери и жалѣла, что не можетъ передъ
кончиной побесѣдовать съ ней о религіи и поучиться у
нея хрпстіанскому терпѣнію. „Очень понимаю сладость,
чувствъ твоихъ касательно христіанскаго расположе-
нія души твоей, а прежде мое сердце очень по тебѣ,
милый другъ Наташа, скорбѣло, зато не могу тебѣ из-
яснить, какъ пріятно видѣть твою преданность къ Гос-
поду". Это утѣшеніе было однимъ изъ послѣднихъ въ.
угасающей жизни слѣпой женщины. Вскорѣ опа слегла
окончательно въ постель, послѣ чего прожила не болѣе
четырехъ мѣсяцевъ. Университетскіе годы старшаго
сына и безконечныя приготовленія къ юнкерскому экза-
мену младшаго были рядомъ новыхъ тяжелыхъ испытаній
для осиротѣвшихъ Фонвизииыхъ. Еще въ одномъ изъ
послѣднихъ писемъ Марья Павловна, какъ могла, стара-
лась приготовить родителей къ тому сюрпризу, ко-
торый подари лъ имъ лѣнивый и пустой Мишель:
она ссылалась на живость его характера, мѣшавшую
ему заниматься науками, на страсть съ дѣтства къ сол-
датамъ и военнымъ упражненіямъ, паконецъ, на его
нризваніе итти по дорогѣ отца. Только что была сде-
лана первая вынужденная уступка небрежности и лѣни-
сыновей, какъ за нею послѣдовали другія. Легкомыс-
ленный Мишель неудачно держа лъ пріемный экзаменъ.
въ университетѣ, потомъ поступилъ въ школу гвардей-
скихъ подпрапорщиковъ, сталъ брать дорогіе уроки у
учителей кадетскихъ корпусовъ, но не переставалъ без-
заботно убивать время. Старшій братъ, Дмитрій, ела-

— 172! —

вившійся среди : родныхъ и;знакомыхъ блестящими ото*
со.бностяии , и , необычайной любознательностью, вдругъ ^
по ,;, сдачи . вступительнаго . унпверситетскаго экзамена:,'
оказался. ВО; всѣхъ отношеніяхъ ниже возлагаемыхъгна
него ожиданій. Письма этого студента изумительны без-*
грамотностью и совершенно 1 дѣтскпмъ нетвердыми ио'т
черкомъ;, не говоря уже, -.о ихъ стилѣи содержат».'
Ивану Александровичу выпалъ на долю, тяжелый крестъ
безпрестанныхъ грустныхъ . увѣдомленій объ испорчен-
ности и, пустотѣ своихъ питомцевъ-племянниковъ. іТот-
чась послѣ усиленныхъ; хлопоіъ по нсполненію духовт
наго; завѣщанія Марьи Павловны и по разстроепнымъ
дѣламъі ея, имѣній, он* долженъ былъ .возвратиться къ
обыяньімъ заботамъ о , молодыхъ людяхъ. Во-первых?*,
младшій изъ его питомцевъ безъ всякаго повода позво.-г
лилъ.себѣ неумѣстное вмѣщательство, въ письме къ ро-
дителямъ въ дѣла, касавшіяся наслѣдства, чѣмъ навлекъ
на себя общее недовольство; вскорѣ затѣмъ его брать
заявила і о своей Неспособности къ, изученію греческаго
языка, вслѣдствіе, чего попросилъ разрѣшенія, перейти
■ізъ словеснаго факультета на юридическій. Желая объ:
яснить причину этихъ ; учебныхъ неудачъ : племянника,
Иванъ Александровичъ долженъ былъ сообщить неутѣт
шительныя свѣдѣнія' о томъ, что онъ часто ссорился
съ нимъ изъ-за ,постоянныхъ .отлучекъ изъ дому и не*
дкелательныхъ знакомствъ среди товарищей, съ которыми
юноша подъ предлогомъ научныхъ занятій посвщалъ
рестораны и кондитерскія. Къ- совѣтамъ дяди онъ сталъ
•относиться,: какъ къ' старой докучной .сказкѣ, и только
и мечталъ,: чтобы освободиться: отъ этого „педантскаго"
наблюденія. Меікду тѣмъ, проф. ІПевыревъ, личнр знавшій
Ивана.. Александровича, предупреждала его, что молодой
Фонвизинъ явно пренебрегаетъ занятіями и по слабости
характера легко можетъ подпасть дурному вліянію. Въ
самое [Горячее время приготовлеиій къ экзаменамъ, дядя
увѣщевалъ Дмитрія , не; терять времени и вознаградить

— 178 —

•шробѣяьг. хотя бы только для исполненія • ѳфиціальгіыхъ.
требованій> но ничто -не дѣйствовало^ и еетёствѳняьтмъ
результатомъ такой безпечности яви'лся планъ< перейти-
въі дипломатическое отдѣленіе С.-Петербургскаго' уни-
верситета. Гі Авось мнѣ удастся здт>сь< счастливо .кончить
курсъ— писалъДмитрійФюнвизинъужеизъПетербурга;:-^
^адостарагось здѣсь лучше заниматься,' чѣмъ въМосквѣ и,
притомъ факультетъ, который я избираю, кажется, самый,
легкій " . Иванъ Александровичъ і утѣшался ' .тѣмъ,' і что -
Митѣ необходимо было „освѣжиться отъ <чада,' кото-
рымъ онъ окруженъ былъ . въ Москвѣ; и дать ему 'оду-
міаться". „Къ несчастью, сѣмена, -самонадеянности; и-
высокаго о себѣ мнѣнія давно въ немъпосѣяны^-^при-
бавлялъ съ і горечью Иванъ Александровичъ. Ему "пред-
стояла теперь новая задача — обставить племянниковъ .
надежными учебно-воспитательными уел овіями' въ ІІе-
тербургѣ; къ младшему онъ пригласилъ рѳкомендован-
наго ему офицера, потомъ поручилъ его ротному коман-
диру батальона, въ который онъ поступйлъ по выдер-
жаніи юнкерскаго экзамена, старшій же былъ помѣщенъ
у. лектора французскаго языка т-г Аллье. Отъ Аллье
д. -отъ учителя Мишеля посыпались въ каяедомъ письмѣ
лсалобы на лѣнь и распущенность юношей. Черезъ нѣ-
которое время было испрошено старшимъ изъ і нихъ
позволеніе переѣхать отъ Аллье ■ на . отдѣльную квар-
тиру,: послѣ чего денегъ стало выходить чрезвычайно
много, а въ универсптетѣ молодой Фонвизинъ предшь
челъ сдѣлаться вольнымъ слушателемъ, а затѣмъ и вовсе
«ставилъ его. Дальше пошло еще хуже: пріѣхавъі на
Рождество въ одно изъ подмосковныхъ имѣній, Дмитрій
Михайловичъ вступился въ дѣла по управленію имѣніемъ,
иодпалъ подъ вліяніе недобросовѣстныхѣ людей и, по-
словямъ Ивана Александровича, „оставилъ въ вотчинахъ
совершенное безначаліе. и, наконецъ, грозно потребо-
ваЛъ отчета отъ. дяди-опекуна. Но. всего отвратительнѣе
было то,:что Митенька Фонвизинъ потребовалъ какого-то-

— 174 —

выдѣленія своей части имѣнія и уплаты песущество-
вавшаго долга со стороны родителей. Но въ сущности,
впрочемъ, онъ далеко не былъ такъ испорченъ, какъ
могло бы показаться, и по удаленіи вредно вліявніаго
товарища написалъ Ивану Александровичу сердечное
письмо, въ которомъ увѣрялъ, что слова его невѣрно
поняты, что онъ былъ далекъ отъ намѣренія обидѣть
его, такъ что дядя заклгочилъ, зная его безхарактер-
ность, что „это письмо имъсамимъ сочинено, апрежиія —
кѣмъ-нпбудь другимъ".

Возвратимся къ Натальѣ Дмитріевиѣ. Постоянное
чтеніе книгъ въ родѣ „ІІревортской Ясновидящей" совер-
шенно измѣнило ея понятія и взгляды на жизнь. Если
прежде она тяготилась ссылкой, то теперь продолжая
жаловаться, на „страну изгнанія", она стала подразу-
мевать иодъ нею не Сибирь, но земную жизнь вообще.
Ее увлекаетъ теорія о магнетической силѣ, которая
многое дѣлаетъ открытымъ и доступнымъ для обладаю -
щнхъ ею избрапииковъ; ей хотелось бы только окон-
чательно увѣрнться, что сила эта дѣйствуетъ благодат-
нымъ образомъ и что она небеснаго происхожденія, ее
мучитъ сомнѣніе, что, быть можетъ, она находится подъ
тайной властью сатаны. Съ точки зрѣнія своей фан-
тастической теоріи она старалась разгадать и сущность
свонхъ отношеиій къ о. Стефану Знаменскому, о кото-
ромъ опа говорила, что „Господу угодно было сначала
дѣѵ*ствовать на меня черезъ него, что мнѣ и прежде
въ магнитномъ состояніи было обЬщано; хотя лица того
и не означено, но я давно предчувствовала, что будетъ
чоловѣкъ, который отворитъ для меня заключенныя
двери, или, правильнѣе, который будеть служить къ
тому орудіемъ." Это откровеніе свыше оиаещевъ Красно-
ярске передавала мужу и П. С. Бобрищеву-Пуншшу,
но тогда чувствовала какое-то непобедимое равноду-
шие даже къ спасенію души, а затемъ она прозрвла,
такъ что хотя она „убегала всякаго, который казался

— 175 —

снособнымъ исполнить обѣтованіе, также убѣгала и Сте-
фана, но Господь исполнилъ свое"; „послѣ того — про-
должаете она — угодно Ему было и на Стефана дѣй-
ствовать черезъ меня грѣшную". Возрожденіе это со-
вершилось въ Тобольскѣ, откуда, какъ мы знаемъ, о. Сте-
фанъ вскорѣ былъ переведенъ въ Ялуторовскъ и куда
почти вслѣдъ переѣхалъ затѣмъ П. С. Бобрищевъ-Нуш-
кинъ. Тамъ Наталья Дмитріевна вращалась почти исклю-
чительно въ замкнутомъ обществѣ мужа, воспитанника
и любимца Николая Зпаменскаго, Е. О. Неаряхиной,
семействъ Жилиныхъ и Францевыхъ. Съ болыпинствомъ
же другихъ знакомыхъ, даже изъ декабристовъ, она
поддерживала только внѣшнія отношенія, какъ, напр.,
■съ Семеновымъ, Барятинскимъ, Анненковымъ, Свпсту-
новымъ, и нѣкоторое время не исключала изъ этого
числа даже своего будущаго второго мужа, Ивана Ива-
новича Пущина. Всѣхъ этихъ знакомыхъ она называла
„людьми міра", противополагая имъ особенно П. С. Боб-
рищева-Пушкпна, „котораго прямая и безкорыстная
душа носитъ печать Христову".

Нерѣдко опа рвалась отвести душу къ о. Стефану въ
Ялуторовскъ и, наконецъ, не вытернѣла и неожиданно
явилась къ нему на нѣсколько дней еще-въ 1842 году.
Переговоры и предположенія о поѣздкѣ тянулись долго,
но она все-таки была неожиданностью, вслѣдствіе того,
что состоялась именно тогда, когда уже самая мысль
была совершенно оставлена и случай къ осуществленію
ея представился экспромптомъ.

Письменный бесѣды съ о. Стефаномъ, усердно про-
должаясь, касались преимущественно одного захваты-
вавшаго обоихъ корресиондентовъ вопроса о томъ,
какъ побѣдить самолюбіе и привязанность къ міру.
Въ этомъ пупктѣ они совершенно сходились и отно-
сительно его ноперемѣнно поучали другъ друга. Наталья
Дмитріевна стала однажды извиняться за длинноту
писемъ. „ Что тебѣ до этого за дѣло — возражалъ

— 176 —

о/віёфанѣ-^— ^знай' пиши. Ты все еще себя видишь',
всё 1 ещё' хочешь и* ищешь себя; да развѣ ты 'хочешь
быть чѣмъ-нибудь? Если ты предалась въ : воли Божію,
такъ 1 чего ещё' нужно 1 — г- пусть Онъ и Дѣйствуетъ^
какъ дѣйствуетъ, до этого нѣтъ дѣла". Въ томъ : 'Же-
гійсьмѣ ' онъ благословлялъ свою духовную дочь' на
поѣздку къ нему- въ Ялуторовскъ и выражалъ надежду,
что, благодаря ей, она й ; укрѣпится въ тѣлесныхъ ' си-
лахъ, который такъ нужны для крестовъ внутрённихъ",.
а послѣдйимъ, какъ г 'онъ предполагаетъ, „нѣтъ счета
й не' будётъ". Узнавъ о прёдположеніи' Натальи Дмйт^-
ріевны посѣтить Ялуторовскъ, -Матвѣй Ивайовичъ- Му-
равьевъ-Апостолъ'и Иванъ Дмитріевичъ Якушкинъ быЛй
чрезвычайно рады и съ нетерпѣніёмъ ждали осуществле-
нія ; этого проекта. Но предположение разстроилбсь, и:
всѣ уже уснѣли съ этимъ примириться, ' какъ вдругъ
весь кружокъ ялуторовскихъ друзей Натальи Дмитріеёны
облетѣла вѣств, что она уже въ городѣ. Такой стран-
ный оборотъ дѣла ' объяснился очень просто : начавѣ.
хлопотать о поѣздкѣ въ Ялуторовскъ, Наталья' Дмйт-
ріевна обратилась къ губернаторшѣ, которая' дала слово
передать ея желаніе мужу, но безъ малѣйшей тѣни
увѣренія въ томъ, что успѣхъ возможёнъ; между тѣмъ-
время шло, и вдругъ губернаторъ при свиданіи съ-
Михаиломъ Александр овичемъ самъ предложилъ ему
отпустить жену въ Ялуторовскъ; обѣщая далее Дать-
собЪтвеннаго ' казака въ проволсатые. Такимъ образомъ 1 ,.
она была отпущена офиціально для говѣнія въ селб-
Абалакъ за 25' верстъ отъ Тобольска, въ действитель-
ности же въ Ялуторовскъ. ■' ■

Мы остановились- на этой поѣздкѣ потому, что' ' она
характеризуете отчасти душевное состояние нашей 'ге-
роини, которая иногда страстно искала отрады въ
религіозныхъ бесѣдахъ, желая учиться умирать и 'го ! -
воря о себѣ: „ну, какая я участница въ ліизни мор-
ской!" Она жалѣла о томъ, что „люди въ слѣпотѣ-

— 177 —

радуются своеволію" и прибавляла: „мнѣ жаль всѣхъ
людей. О, какъ бы я желала, чтобы всѣ спаслись" и
рядомъ съ этимъ превозносила статьи извѣстпаго Бу-
рачка, издателя „Маяка" 1 ). Вотъ образчикъ ея соб-
ственныхъ тогдашнихъ размышленій : „Апостолъ про
міръ языческій сказалъ: „весь міръ лежитъ во злѣ".
Что бы сказалъ онъ теперь про міръ христіанскій?
Не иовторилъ ли бы того же улсаснаго слова? И по-
длинно, гдѣ праведники, спасающіе міръ? Вѣрую, что
они находятся и теперь въ мірѣ, и ыіръ безъ нихъ
не стоялъ бы, а если и стоить, то ради ихъ, какъ по
писанію извѣстно. И теперь въ ыірѣ, въ наше время,
можно сказать, что праведники едва спасаются, ибо и
всѣ пути преграждены имъ. Попробуй хотя одинъ та-
кой удалиться въ пустыню по древнему обычаю отцовъ,
и полиція какъ разъ отыщетъ и засадитъ такого, какъ
человѣка подозрительнаго, міръ христіанскій назоветъ
фанатикомъ, міръ образованный, такъ называемый про-
свѣщенный, сочтетъ за сумасшедшаго. А мелсду тѣмъ
прежнимъ пустынножителямъ молятся и просятъ засту-
пленія ихъ!"

Такія рѣчи магически действовали на о. Стефана.
Наталья Дмитріевна сама такъ описывала впечатлѣніе
отъ своихъ словъ на преданнаго ей старика: „калсдое
слово мое несознательно для меня самой поражало
Стефана, какъ громомъ, и производило то или другое
дѣйствіе. Напр., одинъ разъ пришелъ онъ къ намъ
въ ужасной тревогѣ, но я, подумавши, пожелала ему
мира — и миръ мгновенно водворился въ душѣ его ;
въ другой разъ онъ оспаривалъ то, что я чувствовала,

*) Но здравый смыслъ Натальи Дмитріевны не допуекалъ ее согла-
шаться съ Бурачкомъ въ томъ, что онъ „бранптъ иностранную фило-
софію, гладить по головкѣ невѣжество духовное, которое затвердило
только, что надо быть православно-народнымъ, толкуетъ о какомъ-то
русскомъ Богѣ и больше ничего знать не хочетъ. Будь православный,
ходи въ церковь разъ въ году, молись по-русски н брани все иностран-
ное — то и спасешься, и всѣ.грѣхи будутъ прощены",

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВЪ. 12

— 178 —

и я сказала ему: „я бы желала, чтобы вы испытали,
что я чувствую" — и въ то же мгновеніе онъ переме-
нился въ лицѣ, такъ что Михаилъ Александровичъ
замѣтилъ" и проч.

Благодаря этой силѣ горячаго чувства и непреклон-
наго убѣждепія, по склонности къ мистическпмъ толко-
ваніямъ, нѣкоторые готовы были въ самомъ дѣлѣ счи-
тать Наталью Дмитріевну ясновидящей, не только такіе
люди, какъ П. Н. Шереметева, но даже пзвѣстный алтай-
скій миссіонеръ архимандритъ Макарій, находившійся
съ нею въ переппскѣ. Какъ натура въ высокой сте-
пени эксцентрическая и горячая, Наталья Дмитріевиа
не могла удовлетвориться холодпымъ соблюденіемъ обря-
довъ и успокоиться на обычномъ елсегодиомъ иокаяніи
передъ причастіемъ; она мучилась бездной противорѣ-
чій между духомъ хрпстіаискаго ученія и практикой
жизнп, которая, уступая свое мѣсто формѣ и догмату,
сущность религіи оттѣсияетъ на дальній плапъ. Совре-
менный міръ христіанскій казался ей злѣйшимъ вра-
гомъ Хрпстовымъ. Она хотѣла бы чаще припадать къ
чашѣ св. причастія, полагая слишкомъ недостаточнымъ
„одннъ только день въ году употребить на принятіе
небесной пищи, чтобы запастись ею на несколько мѣ-
сяцевъ грѣховной и смрадной жизни, и утолять душев-
ную жажду только мутной водой мірскихъ колодцевъ".
Но она боится ввести въ грѣхъ другихъ и прослыть
ханжой, и не ради людского мнѣиія, сравпиваемаго съ
облакомъ, гопнмымъ вѣтромъ, но „чтобы не соблазнять
малое стадо Христово".

Мысль, постоянно устремленная на одппъ и тотъ же
кругъ религіозныхъ вопросовъ, при крайнемъ преобла-
даиіи дѣятельности воображеиія надъ апалпзомъ раз-
судка, незамѣтио переносила Наталью Дмитріевну въ
міръ загробиаго существования и рисовала ей отчая нныя
картины. Причта о богатомъ и Лазарѣ возжигала въ
ея душѣ ненависть ко всему «емному и глубочайшее

— 179 —

презрѣніе къ счастью, а правосудіе Божіе возставало
передъ нею кровавымъ призракомъ, леденящпмъ душу.
Рядомъ со словами Іоаниа Богослова: „Богъ есть лю-
бовь", ей вспоминались слова другого апостола: „Богъ
нашъ есть огнь поядаяй, и страшно впасть въ руки
Бога живого", и жаръ пламеннаго энтузіазма мгновенно
смѣнялся парокспзмомъ неопреодолимаго ужаса, отъ
котораго она искала убѣжища только въ мысли о пре-
данности Богу до беззавѣтной готовности по Его слову
<5ъ радостью броситься на вѣчныя адскія муки. Ее
ужасала мысль, что если аиостолъ сказалъ о мірѣ язы-
ческомъ, что онъ во злѣ лежптъ, то что асе должепъ
былъ бы онъ сказать о мірѣ христіаискомъ: прежде
была надежда на обиовленіе и улучшепіе міра въ
хрпстіапствѣ, а теперь всюду впднмъ только улучшенія
вещественныя, которыя апостолы пазывэли земной
мудростью и мудростью вѣка; но гдѣ же на землѣ,
въ ыірѣ преобразован номъ, христіанскомъ, слѣды муд-
рости Божіей? „Апостолы и святые Божіи, — говорила
«на, — не запинаясь ин за что, называли все своимъ
именемъ и не говорили, что горькое сладко, а сладкое
горько, потому что не слишкомъ думали, говоря по
правдѣ Болсіей, о послѣдствіяхъ для сампхъ себя, а
нынѣ прикрываютъ всякую истину. Долго я не пони-
мала, для чего бы это такъ: наконецъ, догадалась, что
всѣ стоять за свою кожу, ибо въ душѣ властенъ одинъ
Господь, и ее ппчто, кромѣ грѣха произвольная, по-
губить не можстъ".

Принявшись со всѣмъ увлоченіемъ своей страстной
природы за внутреннее преобразование мужа,^Наталья
Дмитріевна скоро воспламенила его силой горячаго
убі.жденія. Бъ этомъ обраіценіи его она впрочемъ,
имѣла хорошаго союзника въ лицѣ Ивана Александро-
вича, которому и сообщала о наблюдаем ыхъ перемѣ-
нахъ: „Пользуюсь случаемъ, чтобы побесѣдовать съ
вами о самомъ интересномъ для васъ — о братѣ вашемъ.

12*

180 —

Я уже писала вамъ, что онъ изменился къ лучшему т
но это измѣненіе, по замѣчанію моему, все больше и
больше возрастаетъ. Благодареніе Господу !.;. Его чистая
душа, какъ добрая земля, приняла сѣмена жизни и
при благотворныхъ обстоятельствахъ блюдетъ и хранитъ
это сокровище и развертываетъ въ себѣ, незамѣтно
для самого себя, и даетъ самыя благія надежды на,
будущее. Вѣра его приняла уже видъ твердой и не
стыдящейся вѣры. Въ церкви онъ молится усердно;
забывая людей и ихъ мнѣнія, припадаетъ ко Господу,
иногда молится и на колѣняхъ, если ему вздумается,
и это уже вовсе не лпцемѣріе, потому что многихъ
изъ его товарищей съ устарѣлыми понятіями и ново-
модными сужденіями, да и прочимъ здѣшыимъ міро-
любцамъ, такое явное изъявленіе молитвы казалось
страннымъ". Наконецъ, Михаилъ Александровичъ сталъ
все чаще „заглядывать по ту сторону гроба" и все
менѣе смущался сужденіями людей во всемъ, кромѣ
вопросовъ религіи, имъ уважаемыхъ. Въ этомъ отно-
шеніи Наталья Дмитріевна могла праздновать полное
торяіество. Зато ея тревожная мысль, переходя отъ
одного близкаго существа къ другому, страшилась за
загробную участь умершаго отца, и тогда ею овладѣ-
вало сожалѣніе, что она не можетъ, подобно Спасителю,
искупить блаженство дорогого человѣка цѣной собствен-
ной крови.

Въ то же время Наталья Дмитріевна вышивала ризы
для священнослужителей, дѣлала очерки образовъ и
привлекала къ сотрудничеству въ этомъ дѣлѣ нѣкото-
рыхъ близкихъ людей, какъ, напр., П. С. Бобрищева-
Пушкина, славившагося въ кружкѣ декабристовъ умѣ-
ніемъ рисовать.

Въ началѣ пятидесятыхъ годовъ на семью фонви-
зиныхъ снова обрушились нѣсколько тяягелыхъ уда-
ровъ. На этотъ разъ причиной горя были бодѣзни и
смерть близкихъ родственниковъ

— 181 —

Несчастія начались явнымъ разстройствомъ здоровья
обоихъ молодыхъ людей, печально заканчивавшихъ
преждеврѳмеинымъ истощеніемъ свою непродолжитель-
ную Жизненную карьеру. Не кончивъ курса ученія,
надѣлавъ на своемъ короткомъ вѣку множество оши-
бокъ, они передъ концомъ показали трогательную
взаимную привязанность и подъ вліяніемъ страданій
я горя совсѣмъ перемѣнились къ роднымъ.

$Оба брата провели послѣдніе мѣсяцы на югѣ — въ
Пятигорскѣ, Николаевѣ, Ялтѣ, Одессѣ — и, какъ могли,
облегчали другъ другу страданія. Теперь они научились
цѣнить людей и ихъ услуги, такъ что въ ихъ письмахъ
за послѣднее время уліе совсѣмъ не замѣчается преж-
нихъ слѣдовъ молодой опрометчивости и запальчивости,
неосновательныхъ притязаній; напротивъ, они считали
себя глубоко обязанными доктору Лятушевичу и се-
мейству квартирныхъ хозяевъ Поливановыхъ, всей ду-
шой привязавшихся къ больному жильцу (Дмитрію
Михайловичу), за что Наталья Дмитріевна заочно го-
рячо полюбила и благословляла это семейство, не зная,
какъ лучше выразить ему свою глубокую признатель-
ность. Несмотря на то, что исчезала послѣдняя надежда
Натальи Дмитріевны на свиданіе съ дѣтьми, съ особен-
ной силой, неудержимо вспыхнуло уже съ обѣихъ сто-
роиъ страстное желаніе осуществленія завѣтной мечты
и совершенно заглушало доводы холоднаго разсудка.
Какое безконечпое горе, сколько порывовъ родительской
н сыновней любви похоронено въ семейной перепискѣ!

«Молодые люди имѣли въ сущности добрую душу, и
все наносное дурное уступило теперь мѣсто болѣе
благороднымъ порывамъ. Какъ мечтали они уже почти
на смертномъ одрѣ о выздоровленіи, о свиданіи съ ма-
терью, съ какимъ увлеченіемъ составляли планы сча-
стливой жизни вмѣстѣ, гдѣ нибудь вдали отъ житейской
сутолоки и соблазновъ, въ укромномъ уголкѣ Крыма!
Но вступить на новый путь имъ уліе не было суждено...

— 182 —

Кто бы могъ читать безъ состраданія, напр., такія
строки Натальи Дмитріевиы: „Какъ бы я поглядѣла на
васъ, мои милые! Когда встрѣчаю молодыхъ людей ва-
шихъ лѣтъ, сердце мое всегда болѣзненно сжимается.
Я и смотрю на_нихъ и слушаю ихъ съ мыслью о васъ.
О, Боже мой! Неужели никогда не суждено мнѣ по-
знакомиться съ дѣтьми моими? Неужели я всегда оста-
нусь для васъ идеей, а вы для меня пезнакомцами?..-
Престранное положеніе! По крайней мѣрѣ утѣшаюсь
мыслью, что если бы вы познакомились съ нами, то,,
вѣроятпо, и полюбили бы болѣе". Часто тоскующее
сердце матери представляло себѣ состояніе здоровья
дѣтей въ самомъ отчаянномъ видѣ, безъ сравненія хуже,
чѣмъ оно было въ данную минуту въ дѣйствптельности,
а иногда, получая грустныя извѣстія отъ одного взъ
сыновей, она воображала, что другого давно уже нѣтъ.
на свѣтѣ, и тогда вся жизнь снова рисовалась ей въ
черныхъ краскахъ. Въ болѣе спокойныя минуты Наталья
Дмитріевна уносилась мечтой въ тѣ счастливый мѣстно-
сти Кавказа и Крыма, гдѣ жили ея незнакомыя, но
неизмѣнно дорогія дѣти, съ любовью пересматривала
крымскіе виды и переживала мучительные восторги
воспоминанія обо всемъ, что ей было дорого, что было
для нея выше самаго блага жизни. Ботъ какъ она го-
воритъ объ этомъ сама: „Такой нравственной пытки
рѣдко случается испытывать. Не будь я прикована не-
волей къ этому несносному Тобольску, будь я въ дру-
гихъ обстоятельствахъ, ничто бы не могло удерзкать
меня здѣсь въ неизвѣстности о васъ. Если бы я даже
не имѣла на что ѣхать въ дорогу, я бы пѣшкомъ ушла:
вѣдь ходятъ же на богомолье! И больная поплелась бы...
Но неволя хуже и болѣзни и безденелсья — и вотъ я
мучилась, мучилась несказанно и тѣмъ болѣе, что брала
на себя скрывать мое мученье отъ папеньки, потому
что не затѣмъ за нимъ слѣдовала, чтобы тревожить его
разными, быть можетъ, несбыточными предположеніями

— 183 —

несчастій и отравлять жизнь и безъ того горькую".
Иногда мечты брали верхъ надъ этимъ созпапіемъ горь-
каго безсилія передъ обстоятельствами и разыгрывались
до того, что вдругъ все казалось доступнымъ и возмож-
нымъ: „Какъ мнѣ пріятно было узнать, что вамъ хочется
перетащить и меня въ Ялту. Почему же и не попро-
бовать похлопотать объ этомъ? Очень можетъ быть, что
и удастся ! "

Надо замѣтить, что Наталья Дмитріевна не разъ поз-
воляла себѣ отчаянный рпскъ, безъ разрѣшенія уѣзлсая
въ Ялуторовскъ и въ другія мѣста, и то, о чемъ прежде
страшилась и подумать въ виду угрожающаго за свое-
воліе тяжкаго наказанія, со временемъ, становясь все
смѣлѣе и рѣшительнѣе, стала повторять безъ особыхъ
колебаніп несчетное число разъ, чѣмъ далее хвалилась,
говоря: „я это не въ первый разъ такъ путешествую" !*)
Ей уже начинало представляться, что люди вообще
часто преувеличиваютъ свои страхи отъ яіалкой тру-
сости, не смѣя ни на что отважиться, — и припимая
безумный рискъ боевой натуры за своего рода жпзнеп-
ную мудрость, при всей невѣроятности такого убѣжде-
нія у человѣка, казалось бы, совсѣмъ прпдавленнаго
судьбой, она исповѣдывала полнѣйшую.увѣренпость, что
стоитъ только чего-нибудь силыіо захотѣть и настой-

*) Однажды по поводу этпхъ самовольных!» отлучекъ въ Ялуторовскъ
Наталья Дмитріевна навлекла па себя непрілтносіи со стороны князя
Горчакова, которому она писала по этому поводу: ,4о Гаізаі тез ^із^иев
еі регііз еі ргёіе сотте Іопіоигз ассертег {оиісз Іез соп8е^иепсе сіе тез
асііопз сг тез оріпіопзІіЬгетепіепопсёез". Когда начинались разспросы и
были потребованы справки, Наталья Дм"тріевна, ни мало но смущаясь,
увѣренно п съ болышімъ дипломатическимъ искусствомъ ссылаясь на
всѣ выгодный для нея обстоятельства и сообрилсенія, на свои прежнія
поѣздки; требовала, чтобы ей были предъявлены именно тѣ распоря-
женія правительства, которыл относятся къ рассматриваемому случаю,
и вообще вела такую искусную дипломатическую воину, что Горчаковъ
былъ выяужоенъ уступить. Однажды оказалось, что кн. Горчаковъ,
недовольный но разнымъ личнымъ причиніімъ Натальей Дмптріевной и
ея мужемъ, хотѣлъ сдѣлать не совсѣмъ законное затрудпеніс; эта по-
пытка сію же минуту встрѣтила со стороны Натальи Дмитріевны горя-
чій- и энергическій отпоръ, коичпвшійся въ ея пользу.

— 184 —

чиво добиваться, и непремѣнно получишь желаемое,
при чемъ, впрочемъ, необходимо также „умѣть ждать безъ
охлажденія въ своихъ намѣреніяхъ". Поэтому-то ей
казалось возможнымъ, что дѣти ея добьются разрѣшенія
ѣхать къ ней на свиданье въ Сибирь, но и тутъ ше-
велилось новое опасеніе: „если бы вамъ и удалось по-
лучить высочайшее разрѣшеніе пріѣхать сюда" пи-
сала она одному изъ сыновей: „то опасно, чтобы здѣшній
убійственный климатъ опять не разстроилъ вашего здо-
ровья. Правда, папенька переносить его какъ-нибудь,
но зато я здѣсь совсѣмъ погибаю, а ты, какъ я вижу,
моего сложенія и такъ же золотушенъ, какъ я. Зимы
здѣсь жестокія, о какихъ въ Россіи и понятія не имѣютъ"
и проч. Это соображеніе получало особенную силу въ
виду того, что сыновья ея успѣли уясе за время болѣзни
привыкнуть къ благословенному южному климату. И
снова муки мысли о нескончаемой разлукѣ и о смерти
на чужбинѣ: „мысль, что меня похоронятъ здѣсь за
валомъ, приводить мепя въ какое-то непонятное для
меня самой отчаяніе. Эта мысль составляетъ для меня
такое ужасное нравственное мученіе. которое мнѣ даясе
и описать трудно. Когда мнѣ очень тяжело и грустно,
я позволяю себѣ маленькое развлеченіе помечтать объ
Ялтѣ. Глялсу на маленькіе домики въ горахъ, и мнѣ
представляется, что одинъ изъ нихъ принадлежишь мнѣ.
Въ воображеніи моемъ создается премиленькій садикъ,
съ видомъ на море; все благоухаетъ и цвѣтетъ вокругъ
меня, хотя уліе глубокая по времени осень. Мысленно
брожу по дорожкамъ; оглядываюсь иазадъ и въ раство-
ренную дверь вижу папеньку, играющаго къ какимъ-
нибудь добрымъ сосѣдомъ въ шахматы. Неподалеку отъ
нихъ Миша со стаканомъ чаю, съ сигаркой или труб-
кой и съ книгой, которую лѣниво перелистываетъ, а
съ боковой дорожки выходишь ко мнѣ ты, и вотъ мы
садимся и толкуемъ, толкуемъ до безконечности; издали
доносятся до насъ смѣшанные звуки города, шумъ

— 185 —

листьевъ, плескъ волнъ... И чего, чего не перегово-
рили мы; перебрали безъ связи и грустные и смѣшные
эпизоды жизни нашей, а вотъ и Миша присоединяется
къ намъ... И я такъ забываюсь, что начинаю удив-
ляться, что мечты мои, наконецъ, сбылись... Но вотъ
какой-то странный стукъ и вой и свистъ знакомый —
что-то безотрадное врывается въ сладкую, привлека-
тельную мою мечту; поднимаю голову: вокругъ пусто
и темно, заунывный сибирскій вѣтеръ разбушевался,
хлопаетъ ставнями; жалобно воетъ въ трубѣ, свиститъ
на сосѣднемъ съ моимъ кабинетомъ чердакѣ, и скри-
питъ и ворчитъ, словно какой-то бранчивый говоръ,
съ злобной насмѣшкой повторяетъ: не бывать тому
никогда! никогда! никогда!... А небо мрачно и покрыто
тучами, только съ одной стороны прочистилось, и от-
туда грустно смотритъ молодая луна, и именно съ юго-
запада, куда было воображеніе умчало сердце! Такъ или
почти такъ всегда кончаются мои завѣтныя мечтанія и
начнетъ щемить грудь; такъ бы и выплакалась, да пла-
кать не могу. Несмотря на горькія и тяжелыя пробуж-
денія отъ грезъ, я, какъ любители опіума, при всякомъ
удобномъ случаѣ пускаюсь на конькѣ моемъ въ мѣста
завѣтныя, но всего чаще брожу около прекрасной уеди-
ненной церкви. И какъ отрадно мнѣ кал;ется улечься
гдѣ-нибудь около... Не смѣйся, Митя мой сердечный,
надъ моей глупостью; я увѣрена, что и ты и братъ
твой гораздо меня во многомъ благоразумнѣе; но вспомни,
что жизнь на волѣ и что жизнь въ тюрьмѣ и въ из-
гнаніи совершенно двѣ вещи разныя. Все на свѣтѣ
имѣетъ свои выгоды и невыгоды: одна изъ выгодъ не-
воли, — что она сохраняетъ молодость сердца и тогда,
когда въ другомъ положеніи давно бы ей должно ис-
чезнуть". Изъ этихъ поэтическихъ строкъ можно отчасти
понять чувства несчастной матери, которая только въ
мечтахъ могла видѣть себя съ дѣтьми и которая съ та-
кимъ глубокимъ сочувствіемъ отзывалась на радости

— 186 —

другихъ матерей въ случаѣ ихъ свиданій съ дѣтьми
послѣ ыноголѣтней разлуки. Вотъ какъ она описывала
такія впечатлѣнія: „Она (дочь) не знаетъ, какъ нѣжнѣе
приласкать ихъ (родителей), и они на нее не нагля-
дятся. Это одно изъ невѣроятно пріятныхъ событій
нашей изгнаннической жизни, нѣчто необыкновенное
въ родѣ Одиссеи, и стоптъ того, чтобы какой-нибудь Го-
меръ воспѣлъ его". Въ другомъ письмѣ Наталья Дмит-
ріевпа разсказываетъ о свиданіи Аннепковыхъ съ за-
мужней дочерью и съ ея дѣтьмп. Когда пріѣзжіе оты-
скивали ночью родігахъ, то мать выбѣжала на шумъ,
еще не ожидая ихъ; навстрѣчу ей вошла въ домъ
молодая особа и остановилась, недоумѣвая, назвать ли
матерью вскрикнувшую при встрѣчѣ съ ней даму. Та-
кая радость, по словамъ Натальи Дмитріевиы, въ Си-
бири настоящая диковинка; по не всегда она проходила
благополучно: такъ и старпкъ Аниенковъ не выдержалъ
неожиданна™ прилива счастья, занемогъ и па другой же-
день затосковалъ о предстоявшей разлукѣ. О себѣ На-
талья Дмитріевна говоритъ не разъ, что она уже не-
можетъ вѣрить никакой радости и что все ей кажется,
будто всѣ противъ нея въ заговорѣ и стараются отъ
лея скрыть какую-то убійственную тайну; кто бы ни
прпшелъ, она боится, что гость можетъ оказаться вѣст-
никомъ новаго несчастья, и она отыскиваетъ въ его
словахъ какой-то тайный смыслъ. „Слезы душатъ меня,
и сердце бьется, какъ голубь" говоритъ она по этому
поводу, а въ другомъ мѣстѣ замѣчаетъ: „радость хоть
изрѣдка и мелькнетъ намъ, но какъ-то съ нами не-
уживается; зато горе пріютилось къ намъ издавна и
сроднилось съ памп, такъ что мы его уже и не чуж-
даемся " .

Такое сердечное изліяніе чувствъ вызывало теперь
со стороны дѣтей живое участіе: несчастные лучше
понпмаютъ другъ друга. Вся зкизпь была отравлена, —
что же оставалось отраднаго, кромѣ горячаго, задушев-

— 187 —

наго сочувствія? Такъ же была откровенна Паталья
Дыитріевна и съ своимъ воспиташшкомъ Нпколаеыъ
Зиаменскнмъ: „Много воды утекло, мой мплый маль-
чпкъ" — писала она ему одпаяіды: — „съ тѣхъ поръ
въ душѣ моей все перековеркано. Разлвтіе воды всегда
оставляетъ слѣды; лодочку мою сорвало и унесло въ
яштейское море; качало вѣтромъ и вертѣло бурей, а
теперь она опять выплыла и бьетъ ее немилосердно
волнами; но что нужды? Страха пѣтъ, въ волиахъ жп-
тенскпхъ и узнавай людей".

Несмотря на всѣ заботы о лѣчепіи, здоровье окон-
чательно измѣнило обоимъ сыиовьямъ Натальи Дмн-
тріевны, и они одипъ за другпмъ сошли въ могилу:
сперва Дмитрій, а за иимъ и Михаилъ. Еще одной
радостью стало меньше въ ліизпи, снова рухнули самыя
завѣтпыя мечты Натальи Дмитріевны. До какой степени
она мучилась за дѣтей во время ихъ болѣзни, видно
изъ отчаянныхъ воплей тоскп въ ея ппсьмахъ къ Ивану
Александровичу: „Я ни минуты не имѣю покоя отъ
разпыхъ предположеиій. Не моясетъ быть, другъ мой
сердечный братецъ, чтобы п вы иногда не размышляли
о загадочпомъ поведеніи дѣтей, чтобы и вы не дѣлали
какихъ-нибудь предположеиій. Сообщите мнѣ, что вы
объ этомъ думаете. Не бойтесь огорчить меня предпо-
лолсепіямп: Господь давно ул;е оковалъ желѣзомъ душу-
мою; мысли и предположеиія, какъ непріятельская армія,
осаядаютъ меня со всѣхъ сторонъ. Папротпвъ, если бы
я знала, въ чемъ именно дѣло, если бы я могла себѣ
истолковать дѣйствія дѣтей даже самыми неблаговид-
ными причинами, я была бы спокойнѣе, предала бы
ихъ и себя Богу, а теперь просто мученье елючасное! "

Такъ безпокоплась Наталья Дмитріевпа о дѣтяхъ при
жизни ихъ, а вотъ какъ она встрѣтила улгасную вѣсть
о копчинѣ старшаго сына: „имѣть сына и не знать
его, и лишиться его, не узнавши, не имѣть возможности
сохранить о немъ даліе воспомиианіе, пе имѣть понятія

— 188 —

ни о взглядѣ его, ни о голосѣ, ни о фигурѣ,. НИ: о

характерѣ, и, говорятъ, что это легче!... Ахъ, нѣтъ!,

I Я лишилась сына на вѣки и совершенно, и въ про-'

шедшемъ и въ будущемъ, лишилась всего безъ остатка —

,это улсасно! Только матери, находящаяся въ моемъ
положеніи, могутъ понять мое горе, но и у нихъ
остаются хотя воспоминанія, а у меня и тѣхъ нѣтъ:
горе, горе и горе!..." Понятно послѣ этого, что На-
талья Дмитріевна еще безумнѣе стала мечтать о сви-
даніи съ послѣднимъ оставшимся сыномъ. „Будь я на
твоемъ мѣстѣ — говорила она, — я бы все перевернула
вверхъ дномъ, чтобы только достигнуть задуманнаго,
особенно когда отъ этого зависитъ счастье отца и ма-
тери, томящихся въ изгнаніи и неволѣ. О рѣшимости
характера твоего отца и говорить нечего: онъ до сихъ
поръ, какъ ртуть лсивая... Горе, что мы связаны по
рукамъ и по ногамъ нашимъ пололгеніемъ, а ты —
другое дѣло". И долго еще она тосковала о смерти
первенца, лгалуясь на свою горькую судьбу: „до сихъ
поръ я все еще надѣялась съ вами видѣться — писала
она Михаилу Михаиловичу, — „а теперь — Богъ знаетъ,
не вѣрится: его никакая ужъ сила человѣческая не
возвратитъ мнѣ — это кончено!" Послѣ этого она стала

\^.еще нѣжнѣе заботиться о живомъ сынѣ, котораго хо-
тѣла бы видѣть пристроеннымъ къ какому нибудь
мѣсту или занятію, или хотя бы женатымъ на хорошей
дѣвушкѣ: такъ ей было грустно, что онъ проводить
безцѣльную и безполезную жизнь; напоминала ему о
приблил;ающемся двадцатилѣтнемъ возрастѣ. Но всѣ
эти желанія и надежды были напрасны: и его уже со
дня на день лдала могила.

Счастье, впрочемъ, блеснуло на мигъ отрадпЫмъ Лу-
чомъ убитой горемъ матери, когда къ нимъ въ То-
больскъ пріѣхалъ погостить Иванъ Александровичъ
съ свояченицей, Екатериной Ѳедоровной Пущиной, но
и это счастье было обманчиво и непродолжительно.

— 189 —

Нечего говорить о томъ, съ какимъ восторгомъ послѣ
тридцатилѣтней разлуки былъ принять Фонвизиными
одинъ изъ любимѣйшихъ и преданнѣйшихъ родствен-
ников!), но срокъ свиданія промелькнулъ быстро; а
вскорѣ пришло извѣстіе о вожделѣнноыъ возвратѣ на
родину, но новой встрѣчѣ уже не суждено было осу-
ществиться, такъ какъ дни Ивана Александровича были
сочтены. Почти вслѣдъ за нимъ скончался и Михаилъ
Александровичъ, но уже по возвращеніи на родину.

хД5ъ 1853 г. послѣ многолѣняго тоскливаго изныванія
въ Сибири, величайшая радость озарила грустное су-
ществование Фонвизиныхъ: получено было разрѣшеніе
вернуться изъ ссылки. Но ѣхать одновременно было
неудобно вслѣдствіе холоднаго времени,угакъ что въ на-
чалѣ апрѣля двинулся въ путь Михаилъ Александро-
вичъ, а Наталья Дмитріевна оставалась еще нѣкоторое
время въ Тобольскѣ. Въ воспоминаніяхъ г-жи Франце-
вой подробно расказано путешествіе Михаила Алексан-
дровича изъ Сибири и полученіе имъ вѣсти о кончинѣ
брата. Перейдемъ прямо къ чувствамъ и впечатлѣніямъ
самой Натальи Дмитріевны при возвращеніи ея на
родину.

Въ страхахъ и горестяхъ Натальи -Дмитріевны всегда
лучшимъ другомъ ея и дѣятельнымъ помощникомъ былъ
Иванъ Александровичъ. Онъ и въ послѣдніе годы жизни
хлопоталъ о доставленіи всевозможныхъ удобствъ боль-
нымъ племянникамъ, освѣдомлялся о состояніи ихъ
здоровья и пересылалъ извѣстія родителямъ, въ пись-
махъ ободрялъ ихъ, какъ могъ. Какъ самый попечи-
тельный и преданный родственникъ, онъ всегда хлопо-
талъ о дѣлахъ, касающихся семьи брата, наравнѣ съ
собственными, и нерѣдко подавалъ дѣльные совѣты
въ такихъ щекотливыхъ вопросахъ, какъ взаимныя
отношенія родителей съ дѣтьми. И вотъ этого предан-
наго друга не стало?- Возвращаясь на родину, Наталья
Дмитріевна получила новый тяжкій ударъ, который не

— 190 —

могъ не отозваться на настроеніи ея духа, да и вообще
она уже выпесла изъ жизненнаго опыта мрачный
взглядъ на вещи, и это сказалось на ея впечатлѣніяхъ
по дорогѣ на родипу.

Наталья Дмитріевиа двппулась въ путь съ своей прія-
телышцей М. Д. Францевой. Въ высшей степени любо-
пытны еядорожпыя впечатлѣлія, занесенпыя въдиевннкъ.
Несмотря на нетерпѣпіе поскорѣе выѣхать изъ Сибири,
давно известное всѣмъ, кто сколько нибудь зналъ На-
талью Дмнтріевну, несмотря па безумную радость, охва-
тившую все ея существо при первомъ извѣстіп объ
осуществлены завѣтпой мечты цѣлой жпзпи, Наталья
Дмптріевпа не могла оставить Сибирь бсзъ какого-то
внутренняго содроганія и глубокой тоски. Въ виду по-
степенно исчезающего вдали Тобольска она почувство-
вала, что что-то, какъ будто, оторвалось отъ ея сердца.
Хотя и грустно провела она здѣсь лучшіе годы жизни,
но все пережитое глубокими чертами врѣзалось въдушу
п оставило навсегда неизгладимые слѣды. За тридцать,
лѣтъ ненавистная Сибирь сдѣлалась для нея поиеволѣ
второй родпной и казалась нотомъ во многоиъ при-
влекательпѣе средней полосы Европейской Россіи. „Па
Уралѣ — записала въ своомъ дневннкѣ Наталья Дмит-
ріевиа, — мы остановились у границы европейской,
означенной камешіымъ столбомъ. Какъ я кланялась
Россіп когда-то, въѣзжая въ Сибирь, на этомъ мѣстѣ,
такъ поклонилась теперь Сибири въ благодарность за
ея хлѣбъ-соль и гостепріимство. Поклонилась и родинѣ,
которая съ неохотой, какъ будто мачеха, а не родная
мать, встрѣтила меня непривѣтлпво; сердце невольно
сжалось какимъ - то мрачнымъ предчувствісмъ и тутъ
опять явилась прежняя тревога и потомъ страхъ. II время
то было ненастное, такъ что все пугало". Песомнѣнио,
такое удрученное душевное состояніе являлось слѣд-
ствіемъ тяжелыхъ воспомпианій о понесеиныхъ навсегда
потеряхъ, объ утраченной лучшей порѣ жизни и о по-

— 191 —

хороненныхъ въ покидаемомъ краѣ надеждахъ; слѣд-
ствіемъ выработаігааго горькимъ опытомъ многихъ лѣтъ
безотрадпаго взгляда на будущее и того иеожидашіаго
и тѣмъ болѣе ырачнаго душевнаго холода, которымъ
виѣстѣ съ ненастьемъ повѣяло отъ горячо любимой
когда-то родины. Чѣмъ болѣе подвигались путники
внутрь Россіи, тѣмъ болѣе въ продолжение десятковъ
лѣтъ страстно идеализируемая въ мечтахъ родная страна
поражала ихъ грустнымъ несоотвѣтствіемъ съ давно
усвоеннымъ о пей представленіемъ. Ненастная, сырая
погода, замѣтное несовершенство русскихъ дорогъ въ
сравненіи съ сибирскими, сѣренысая провинціалыіая
обстановка губернскихъ и особенно уѣздныхъ городовъ,
ихъ пошлая прозаическая физіономія, — все это, когда-то
столь знакомое, родное и близкое, теперь только раз-
дражало и коробило своимъ безчувственнымъ равно-
душіемъ и жалкими, бьющими въ глаза недостатками.
Но дорогѣ только Екатеринбурга пропзвелъ пріятное
впечатлѣпіе на Наталью Дмнтріевиу. „Тутъ и мрачность
моя внутренняя разсѣялась", говорила она. Кромѣ того,
въ Екатеринбургѣ она встрѣтила одно хорошо знакомое
ей семейство, вмѣстѣ съ которымъ осматривала городъ,
сады, оранжереи, любовалась видами и.цвѣтами и проч.
Зато послѣ Екатеринбурга передъ ней потянулась не-
скончаемая равнина п пошли испорченный дороги и
ухабы. Пермь показалась Патальѣ Дмитріевпѣ совсѣмъ
непривлекательной: „въ противоположность красивому
Екатеринбургу» она глядитъ Азіеи". Подъѣзжая къ
Казани, Наталья Дмптріевна испытала вихрь, какого
не запомнить: „точно Россія гпѣвалась, что мы, не-
прошенные гости, противъ желанія ворвались къ пей
на хлѣбы", и „душа изнывала отъ тоски". Разочаро-
вапіе горькой щемящей болью застонало въ сердцѣ
Натальи Дмитріевпы, и онасъзлорадиымънаелажденіемъ
колола русскнхъ обидными для нихъ сравненіямп съ
сибиряками, и чѣмъ дальше ѣхала, тѣмъ настраивалась

— 192 —

мрачнѣе. „Изъ Нижняго — говорить она: — мы поѣхали
въ болѣе спокойномъ расположеніи духа, но отнюдь
не въ веселомъ настроеніи, напала какая-то нелов-
кость; душа была точно вывихнутая кость, какъ будто
не на своемъ мѣстѣ; все болѣе и болѣе становилось
намъ жаль Сибири и неловко за Россію; впереди же
не предвидѣлось радости. Изъ Нижняго поѣхали по
шоссе; но что за лошади, а главное — что за ямщики!
и ангелъ потерялъ бы съ ними терпѣніе. Что за мо-
шенничество въ народѣ! какое противное лукавство!
О, нѣтъ! сибиряки ангелы, если сравнить ихъ съ
здѣшними. Они умны, смышлены и скрытны. Ну, да
кто и безъ грѣха? но все же у нихъ есть хотя мѣ-
стечко простое, чистое, а здѣсь?... здѣсь все пусто, все
заросло кропивой, полынью и репейниками, и едва ли
Бѣлинскій не правъ: ни въ священникахъ ни въ на-
родѣ нѣтъ религіознаго чувства! Пошли разныя при-
тязанія со стороны ямщиковъ и старость и притѣсне-
нія со стороны смотрителей — и увы! послѣднее оча-
рованіе насчетъ родины исчезло!" Въ этихъ строкахъ
такъ и дышитъ озлобленіе и горечь, и онѣ были бы,
можетъ быть, неизвинительны въ другомъ положеніи,
но здѣсь передъ нами женщина, которая сознавала, что
вся ея жизнь безнадежно разбита.

Быстро подвигалась Наталья Дмитріевна къ Москвѣ,
но приближеніе къ ней и особенно въѣздъ въ нее
были только горькимъ финаломъ мрачныхъ картинъ,
рисовавшихся въ ея душѣ во время обратнаго пути на
родину. „25 мая въ четыре часа утра, въ понедѣль-
никъ, я какъ - то ожидала чего-то особеннаго отъ вида
Москвы послѣ двадцатипятилѣтняго изгнанія въ странѣ
далекой. Между тѣмъ, мнѣ показались сновидѣніемъ и
въѣздъ въ Москву, и проѣздъ по городу: ни весело
ни грустно, а равнодушно какъ -то, какъ во снѣ. Я
полагаю, что Тобольскъ увидѣла бы теперь съ большей
радостью". Наталья Дмитріевна приказала ямщику везти

— 193 —

на Мясницкую, но онъ долго кружидъ и разспраши-
валъ дорогу. Красныя ворота, Мясницкая улица, нако-
нецъ, собственный прежній домъ, — все это наша пут-
ница встрѣтила безучастно: отъ прежняго обаянія ро-
дины не осталось ничего!... Она поспѣшила поѣхать къ
теткѣ, но странное дѣло, — интересуясь другъ другомъ
въ письмахъ, нетерпѣливо ожидая въ теченіе многихъ лѣтъ
радостнаго свиданія, онѣ встрѣтились, какъ чужія, по-
чувствовали взаимную неловкость, находя одна въ дру-
гой какія-то искаженный копіи когда-то дорогихъ обра-
зовъ. Вмѣсто радостной встрѣчи съ знакомыми людьми
и предметами, на Наталью Дмитріевну вдругъ пахнуло
какимъ-то холодомъ погреба или нежилого помѣщенія;
ото всего и отъ всѣхъ вѣяло чужимъ... Не успѣла еще
Наталья Дмитріевна осмотрѣться, какъ явились чинов-
ники отъ генералъ-губернатора Закревскаго, которые
почти выгоняли ее изъ Москвы, такъ что, не отдохнувъ
съ дороги, пришлось выѣхать изъ города, унося въ душѣ
смутное и непріятное чувство, особенно при воспоми-
наніи объ опустѣвшемъ безъ хозяина домѣ Ивана Але-
ксандровича.

Разочарованіе въ людяхъ и въ новой обстановкѣ
росло съ каждымъ днемъ. Скоро пришлось убѣдпться
Натальѣ Дмитріевыѣ въ томъ, что иные люди, которыхъ
она заочно привыкла уважать и любить, на самомъ
дѣлѣ не заслуживаюсь ни любви ни уваженія. Такъ,
напр., свояченица покойнаго Ивана Александровича,
Екатерина Ѳедоровна Пущина, оказалась при ближай-
шемъ знакомствѣ невыносимой особой. Стоило только
Натальѣ Дмитріевнѣ поселиться вмѣстѣ съ нею, какъ
она начала самымъ безцеремоннымъ образомъ злоупо-
треблять дружбой и довѣріемъ пріѣзжнхъ родственни-
ковъ. Начались споры п иререканія, сильно огорчавшія
Михаила Александровича. Но этотъ уже глубокій тогда
старикъ недолго пожилъ въ рсдномъ краѣ, а по смерти
его отношенія двухъ родственннцъ немедленно обостри-

В. ЛОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАБРІІСТОВЪ. 13

— 194 —

лись. Екатерина Ѳедоровна съ какой-то напускной наив-
ностью заявляла о своемъ нежеланіи вести какіе-либо
денежные счеты съ родственниками и совершенно не
стѣснялась въ своихъ тратахъ, стараясь притомъ во
всемъ поступать по-своему. Пришлось дать ей понять
ея безцеремонность, но это вызвало обиду и явныя
оскорбленія. Наконецъ, ссора разыгралась по поводу
памятника, заказаннаго Натальей Дмитріевной на могилу
Ивана Александровича, который и былъ исполненъ на
ея счетъ; но когда добрая родственница, считавшая себя
болѣе близкой къ покойнику, начала всѣмъ дѣломъ
распоряжаться отъ своего лица, какъ полная хозяйка,
то получила такой отпоръ, за которымъ послѣдовалъ
уже полный раздѣлъ. Наталья Дмитріевна имѣла вообще
привычку ставить вопросъ ребромъ и говорить въ самой
рѣзкой формѣ о томъ, что ей почему-либо не нравилось.
Такъ еще въ Сибири она готова была однажды совсѣмъ
разсориться съ женой о. Стефана изъ-за ея намѣренія
женить своего сына Николая, тогда еще семинариста и
почти совсѣмъ мальчика. Ни самая мысль о такомтз
чудовищно раннемъ бракѣ для ея питомца, ни выборъ
невѣсты нисколько не удовлетворяли Наталью Дмитріевну,
и вотъ по-своему вспыльчивому и откровенному нраву
она, не задумываясь, написала его матери громовое
письмо, въ которомъ не воздерживалась отъ вспышекъ
досады и прямо заявляла корреспонденткѣ, что сердце
ея никогда къ ней не лежало. Наталья Дмитріевна
вообще не любила хитрить и называла вещи ихъ име-
нами, никакого притворства не выносила, и прямо объ-
являла, что если кто не выноситъ обличеній, на того
она не обращаетъ никакого вниманія, потому что „люди
Божіи не чуждаются обличеній, а кто не Божій, тотъ
и мнѣ чужой". Въ обществѣ Наталья Дмитріевна тагаке
всегда высказывалась прямо и рѣзко, вслѣдствіе чего
при извѣстномъ несходствѣ убѣжденій, а особенно при
малѣйшей тѣни притворства, разставалась съ людьми

— 195 —

навсегда и всегда также сильно чуждалась пестрыхъ
многолюдныхъ собраній, говоря: „съ каждой шумной
бесѣды уношу скуку и досаду о потерянномъ времени".
Высказаннаго въ предыдущихъ строкахъ принципа —
быть всегда искренней и съ благодарностью принимать
всякое слово, исходящее изъ души и глубокаго убѣ-
жденія, Наталья Дмитріевна свято держалась и доказы-
вала это на дѣлѣ. Если всякія увертки и малѣйшія
проявленія уклончивости возбуждали въ ней гнѣвъ и
отвращеніе, то рѣзко высказанную правду она всегда
готова была выслушать, хотя и не всегда была настолько
спокойна, какъ этого требовало убѣжденіе. Оттого въ
своихъ сношеніяхъ со священниками она доходила иногда
до такой интимности, что обоюдное духовное влеченіе
грозило иногда утратить свой чистый характеръ. Здѣсь
уже действовала ея бурная природа, дышавшая зноемъ
страсти,- готовымъ опалить и другое лицо. Такова была
духовная природа этой женщины, одинаково бурно про-
являвшаяся какъ въ Сибири, такъ и на родинѣ. Не
вдаваясь въ подробности, остановимся на общей харак-
теристике отношеній Натальи Дмитріевны къ окружаю-
щимъ въ оба періода, какъ изгнанія, такъ и жизни
■въ Россіи.

Мы упомянули, что непріязненныя столкновенія съ
родственниками окончательно отравляли существованіе
Натальи Дмитріевны въ деревнѣ. Кромѣ безцеремон-
ности Пущиной, причиной ихъ несогласій была также
разница въ понятіяхъ и развитіи: Екатерина Ѳедоровна,
радушно принятая Фонвизиными въ Тобольскѣ года три
назадъ, не могла теперь не почувствовать при еліеднев-
ныхъ сношеніяхъ съ Натальей Дмитріевной, какъ онѣ
далеки во всемъ. Наталья Дмитріевиа, съ своей сто-
роны, переносила съ трудомъ людей невысокаго умствен-
наго и нравственнаго уровня, тогда какъ, напротивъ,
среди просвѣщениаго круга декабрпстовъ у нея было
такъ много добрыхъ пріятелей, которые въ своихъ

13*

— 196 —

письмахъ въ весьма яркихъ краскахъ выказывали силу
своей привязанности. Такъ племянникъ ея Дуровъ*),
преданный ей душой, изливалъ свою привязанность
въ горячихъ увѣреніяхъ въ вѣчной дружбѣ и даже прямо
заявлялъ, что если онъ „дастъ какую-нибудь цѣну своей
одинокой жизни, то это единственно въ надеждѣ встрѣ-
тить еще разъ Наталью Дмитріевну на земномъ по-
прищѣ". „Не будь васъ" — прибавлялъ онъ — „такъ что
и я: любить некого, яшть не зачѣмъ". Когда для по-
правленія разстроеннаго здоровья Дуровъ поѣхалъ въ
Одессу уже въ пятидесятыхъ годахъ, онъ питалъ на-
дежду, что и Наталью Дмитріевну привлекутъ туда же
„священные залоги подъ крестомъ", т.- е. надгробные
памятники надъ могилами ея сыновей. Сергѣй Трубец-
кой, мужъ восиѣтой Некрасовымъ Катерины Ивановны
Трубецкой, въ свою очередь, увѣрялъ Наталью Дмнт-
ріевну: „вы и Михаилъ Александровичъ составляли
пріятнѣйшій предметъ моихъ разговоровъ съ безцѣн-
нымъ спутникомъ моей жизни, но это время миновала
для насъ, какъ для васъ. Теперь остается одно — дожи-
вать остатки дней, какъ Богъ велитъ". Но особенно
всегда бывалъ благодаренъ Натальѣ Дмитріевнѣ за вѣсти
о любимомъ сынѣ старикъ кн. Одоевскій, который на-
зывалъ Наталью Дмитріевну „ангеломъ земнымъ" гово-
рилъ, что „она одна во всей вселенной столь часто
извѣщаетъ меня о Сапгенькѣ моемъ**), утѣшаетъ меня
въ убійственной горести нашей". Нечего говорить уже
о Павлѣ Сергѣевичѣ Бобрнщевѣ-Пушкинѣ или Евгеніѣ
Петровичѣ Оболенскомъ. Оболенскій отъ души жалѣлъ
о горестяхъ Натальи Дмитріевны: „бѣдный, бѣдный и
дорогой мой другъ! Зачѣмъ пала на вашу долю такая
заботливость? Къ чему всѣ эти безконечныя хлопоты?
Нельзя ли вамъ такъ устроить жизнь, чтобы и на со-

*) Петрашевецъ.

**) Извѣстяомъ поэтѣ и другѣ Лермонтова, которому послѣдиій по-
святилъ одно изъ луяшнхъ и трогателыіѣйшпхъ своихъ стихотворепій'.

— 197 —

вѣсти было легко, и обязанности были исполнены".
Оболенскій еще въ бытность въ Сибири нерѣдко обмѣ-
нивался съ Натальей Дмитріевной мыслями о воспитаніи
молодого Николая Знаменскаго, въ которомъ видѣлъ
добраго, но легкомысленнаго юношу и о которомъ го-
ворилъ: „какъ юноша онъ милъ, но душевная красота
его мнѣ не такъ извѣстна, чтобы я могъ сказать, что
наружная красота есть отблескъ внутренней". Самъ Ни-
колай Знаменскій въ годы ранней юности былъ испол-
ненъ живой и горячей преданности къ своимъ благо-
дѣтелямъ, съ которыми всегда радъ былъ видѣться и
всегда съ восторгомъ спѣшилъ къ нимъ, когда пріѣз-
жалъ въ тотъ городъ, гдѣ они находились. Такъ было
въ ихъ пріѣзды въ Ялуторовскъ, если онъ бывалъ тамъ,
также было при проѣздѣ Фонвизиныхъ черезъ Казань.
Михаилу Александровичу онъ посылалъ даже для про-
чтенія и исправленія свои первые опыты проповѣдей,
всегда съ благодарностью принимая его указанія и со-
вѣтуясь таюке о сочиненіяхъ на литературныя, фило-
софских и богословскія темы. Добрая память о Натальѣ
Дмитріевнѣ сохранилась вездѣ въ тѣхъ городахъ, гдѣ
жили Фонвизины. Такъ Давыдовъ еще въ концѣ трид-
цатыхъ годовъ сообщалъ Натальѣ Дмитріевнѣ, что въ
Красноярскѣ очень много людей, умѣвшихъ цѣнить ихъ
семейство.

Но ни съ кѣмъ, конечно, Наталья Дмитріевна не
сошлась такъ близко и искренно, какъ съ своимъ бу-
дущимъ мужемъ, Иваномъ Ивановичемъ Пущинымъ. Мы
говорили раньше, что въ началѣ сороковыхъ годовъ, во
время сильнѣйшаго увлеченія аскетизмомъ и самыхъ
дѣятельныхъ сношеній съ духовными лицами, Наталья
Дмитріевна однажды, перечисляя въ письмѣ къ матери
своихъ знакомыхъ и друзей, не особенно благосклонно
отозвалась о Пущинѣ, назвавъ его вполнѣ мірскимъ
человѣкомъ, что въ ея устахъ звучало очень нелестно.
Но въ натурѣ Пущина было такъ много благородства

— 198 —

•и вообще столько привлекательныхъ сторонъ, совер-
шенно отвѣчавшихъ идеальнымъ требованіямъ Натальи
Дмитріевны, что она не только скоро примирилась съ
тѣмъ, что онъ мірской человѣкъ,5 но и привязалась
къ нему больше всѣхъ другихъ декабристовъ, не исклю-
чая и самаго лучшаго друга, Павла Сергеевича Бобри-
щева-Пушкина. Иванъ Ивановичъ Пущинъ былъ чело-
вѣкъ очень умный, живой, сообщительный, чрезвычайно
искренній, но особенно отзывчивый на горе ближняго.
Онъ постоянно о комъ-нибудь хлопоталъ, кому-нибудь
старался сдѣлать добро. Къ нему примѣняли извѣстную
пословицу о Маремьянѣ старицѣ, и свои заботы о дру-
гихъ онъ самъ привыкъ называть въ шутку „маремьян-
ствомъ". Этихъ качествъ было достаточно, чтобы сломить
составившееся противъ него предубѣжденіе. Въ самомъ
дѣлѣ, трудно было указать человѣка, сердечнѣе отно-
сившагося къ людямъ вообще, въ особенности же ко
всѣмъ декабристамъ; со всѣми онъ былъ въ сношеніяхъ,
всѣ его любили и обо всѣхъ онъ всегда что-нибудь
сообщалъ въ своихъ письмахъ, и гдѣ только предста-
влялся случай, готовъ былъ помочь, оказать услугу и
везцѣ внушалъ къ себѣ чувства благодарности. Съ этой
стороны Наталья Дмитріевна должна была хорошо узнать
своего будущаго мужа еще въ концѣ тридцатыхъ го-
довъ, хотя бы напр. изъ одного письма Бобрищева-
Пушкина, который однажды сообщалъ: „Пущинъ такъ
спѣшитъ, что нѣтъ никакой возможности, некогда со-
браться съ мыслями, чтобы побольше написать къ вамъ.
Къ тому же за эти дни за разныя его протекціи, о ко-
торыхъ онъ самъ вамъ разскалсетъ, его кормятъ вездѣ
на убой" и проч. Эти протекціи составили, наконецъ,
такую прочную репутацію Пущину, какъ доброму и
сердечному человѣку, что случалось, къ нему обраща-
лись съ просьбами ходатайствовать передъ лицами, го-
раздо больше знавшими искателя милостей, нежели зналъ
его Пущинъ.

— 199 —

Такъ какъ мы не имѣемъ писемъ Натальи Дмитріевны
къ Пущину до пятидесятыхъ годовъ, то и не можемъ
утверждать положительно, но думаемъ, что первый шагъ
къ болѣе тѣсному сближенію между ними принадле-
Жалъ Пущину. $Въ своихъ письмахъ онъ такъ охотно
балагурить съ нею и съ ея мужемъ, передаетъ такія
любопытный вѣсти о разсѣянныхъ по лицу Сибири де-
кабристахъ, такое задушевное участіе принимаетъ во
всѣхъ интересахъ Фонвизиныхъ, что неудивительно,
если все это послужило прочнымъ основаніемъ дружбы
его съ Натальей Дмитріевной. Пущинъ передаетъ всѣ
впечатлѣнія, безъ всякихъ умолчаній или заднихъ мыс-
лей; онъ говоритъ съ друзьями совершенно нараспашку,
весело остритъ и шутитъ и глумится надъ самимъ собою,
говоря: „еще въ старые годы почтенный мой директоръ*)
часто говаривалъ мнѣ: „пожалуйста не думай, а то не-
премѣнно скажешь вздоръ". И „этотъ человѣкъ — при-
бавлялъ онъ — зналъ меня: я слѣдую его совѣту, и
точно убѣждаюсь иногда, что, не думавши, какъ-то лучше
у меня выходить". Настоящій смыслъ этихъ словъ былъ
тотъ, что Пущинъ не столько слѣдовалъ обыкновенно
разсудку, сколько выбору сердца. Съ Фонвизиными, какъ
и съ другими декабристами, Пущинъ не могъ нагово-
риться въ письмахъ и искренно желаетъ чаще видѣться.
Онъ то приглашаетъ Наталью Дмптріевну во время одной
изъ ея поѣздокъ взять путь на Ирбитъ, чтобы хоть
на минуту увидѣться съ нимъ въ Туринскѣ, то съ ра-
достью спѣшитъ ухватиться за намекъ со стороны Фон-
физина на возможное свиданіе: „вы правы, что надобно
пользоваться минутами близкаго сообщенія: часто пред-
чувствую скорый отъѣздъ". Когда Наталья Дмитріевна
повѣдала своему другу о непріятномъ впечатлѣніи, ко-
торое она испытала при взглядѣ на портреты дѣтей,
онъ писалъ ей: „вѣрите ли, что я плакалъ, читая вашъ

*) Дпректоръ Царскосельскаго лицея Энгелмардъ.

— 200 —

разсказъ о портретахъ, или, лучше сказать, повѣсть
сердца вашего при видѣ незнакомыхъ дѣтей?" Не чуждъ
былъ Пущинъ и добродушной ироніи, когда дѣло ка-
салось какихъ-нибудь неудачныхъ распоряженій началь-
ства, являясь въ такихъ случаяхъ наиболѣе отчаян-
нымъ лпбералоыъ изъ семьи декабристовъ, съ которыми
только были въ сношеніяхъ Фонвизины. Въ этомъ отно-
шеніи онъ тоже сходился съ Натальей Дмитріевной, по
5 природѣ безумно рѣшительной какъ въ словахъ, такъ
, и на дѣлѣ. Оба они съ увлеченіемъ читали извѣстное
письмо Бѣлинскаго къ Гоголю и всѣмъ этимъ либера-
лизмомъ приводили въ ужасъ одного наивнаго добраго
пріятелч, надъ которымъ много трунили по поводу его
упрековъ въ неосторожности,
2 Горячая преданность Оболенскому также могла спо-
собствовать сближенію Натальи Дмптріевны съ Пущи-
нымъ. Сближеніе шло очень быстро въ концѣ сороко-
выхъ, а особенно въ пятидесятыхъ годахъ, письма къ
нему отъ Михаила Александровича и Натальи Дми-
тріевны читались имъ въ собраніяхъ кружка ялуторов-
скихъ декабристовъ, при чемъ на подчеркнутыя строки,
въ которыхъ заключалась какая-нибудь просьба за себя
или за другихъ, обращалось особое вниманіе. Но всего
любопытнѣе настойчивыя желанія Пущина, чтобы На-
талья Дмитріевна освободилась отъ физическихъ и нрав-
ственныхъ недуговъ, хотя, при извѣстномъ намъ на-
строеніи ея въ началѣ сороковыхъ годовъ, такія желанія,
казалось бы, должны были быть ей не по дупгьч На-
конецъ, чрезвычайно оригинально, что Наталья Дми-
тріевна^не подозрѣвая, что ей придется быть его женой,
и какъ бы отвѣчая на его сердечное расположеніе и
сочувствие къ ней, не разъ заводила съ нимъ интимный
разговоръ о его будущей женитьбѣ и сватала ему не-
вѣстъ. Когда Пущинъ жилъ вмѣстѣ съ Оболенскимъ
въ Туринскѣ, они были почти неразлучны; въ это время
у Натальи Дыитріевны мелькнула мысль о женитьбѣ

— 201 —

одного изъ нихъ на одной общей знакомой, которую
она называла въ письмахъ „молодой бабушкой". Это,
конечно, была пока шутка, на которую въ томъ же
тонѣ отвѣчалъ и Пущинъ, говоря, что онъ совѣтуетъ
вмѣсто себя обвѣнчать Оболенскаго, такъ какъ онъ
„найдетъ счастье тамъ, гдѣ я, грѣшный человѣкъ, его
и не примѣчу". Но вскорѣ бесѣда на подобную тему
сдѣлалась довольно обычной, такъ что Пущинъ сталъ
отшучиваться, что ради хронической болѣзни своей
ноги, потому что „не вздумаешь стать на очередь за-
поздавшихъ жениховъ". Наконецъ, онъ писалъ прямо:
„прошу васъ всѣми зависящими отъ васъ средствами
прекратить эти толки.? Я одинъ разъ только въ жизни
думалъ жениться; это не удалось — и дѣло кончено".
Но когда, несмотря на это, Наталья Дмитріевна заду-
мала женить его на одной изъ своихъ подругъ и го-
рячо обсуждала это дѣло съ Михаиломъ Александрови-
чемъ, то Пущинъ началъ энергически протестовать и,
выражая благодарность за хлопоты объ его счастьи,
заявилъ однако: *, „придетъ минута, когда сама Н. Д.
будетъ мнѣ благодарна, что я за нее и за себя умѣю
разсулгдать и и наконецъ, онъпроситъвсѣ эти толки прекра-
титьнавсегда. Во всякомъ случаѣ взаимное расположеніе
Натальи Дмитріевны и Пущина росло съ каждымъ го-
домъ, такъ что въ началѣ пятидесятыхъ годовъ случи-
лось, что украдкой отъ властей Наталья Дмитріевна
отправилась въ Ялуторовскъ для свидавія не только съ
о. Стефаномъ, но и съ Пущинымъ, за что послѣдній
благодарилъ Михаила Александровича, сожалѣя при
этомъ, что самъ Михаилъ Александровичъ не рискнулъ
на совмѣстную поѣздку съ ліеной.

^Такимъ образомъ еще передъ отъѣздомъ Фонвизп-
зиныхъ изъ Сибири началось весьма интимное сблп-
женіе Натальи Дмитріевны съ Пущинымъ, которое улсе
тогда становилось постепенно на степень страсти, хотя
она пока еще не проявлялась замѣтно для посторон-

— 202 —

няго глаза и уживалась съ давней и искренней при-
вязанностью къ мужу. Позже Наталья Дмитріевна на-
зывала время перваго знакомства съ Пущинымъ „эпохой
чудной, благодатной, записанной въ небѣ". Казалось бы,
продолжительная разлука при слабой надеждѣ на воз-
можность свиданія должна была охладить взаимную лю-
бовь; но, напротивъ того, она все болѣе разгоралась.
Ни самъ Пущинъ ни Наталья Дмитріевпа ни мало не
думали при жизни Михаила Александровича о какой
либо любовной интригѣ, но смерть его развязала имъ
руки и облегчила имъ совѣсть. $ Наталья Дмитріевна
стала усиленно переписываться съ Пущинымъ, сообщая
ему въ послѣдовательномъ рядѣ писемъ всю внутрен-
нюю исторію своей жизни; она исповѣдовала передъ
нимъ всѣ завѣтныя чувства и помышленія и съ такимъ
страстнымъ нетерпѣніемъ ожидала его отвѣтовъ, что
ближайшія къ ней довѣренныя лица изъ слугъ по ея
волненію легко узнавали, что между пакетами изъ Си-
бири ея госпожѣ подавали письмо Пущина, нисколько,
впрочемъ, сначала не догадываясь объ ихъ любви.
Письма адресовались по условному соглашенію корре-
спондентовъ съ одной стороны на имя одной ялуторов-
ской мѣщанки, исправно передававшей ихъ Пущину,
съ другой— ^на имя няни Натальи Дмитріевны и на-
половину писались аллегорически, хотя, имѣя въ ру-
кахъ всю переписку, легко найти ключъ къ разъясненію
всѣхъ намековъ. „Прошу васъ мои аллегоріи не со-
общать общимъ друзьямъ", писала Наталья Дмитріевна
ицогда Пущину, если передавала что-нибудь особенно
интимное. Такія аллегорическія письма, однако, пред-
ставляли немалое неудобство и легко вели къ недора-
зумѣніямъ и искаженіемъ смысла даже со стороны пе-
реписывавшихся; относительно же цензуры почтовыхъ
чиновниковъ Наталью Дмитріевну не мало забавлялъ
тотъ туманъ, который должны были навести всѣ эти
аллегорнческія Тани, Назаріи, юноши и т.п.

— 203 —

Однажды въ встревоженной аскетическими порывами
совѣсти Натальи Дмитріевны, уже по смерти ея мужа,
шевельнулся укоръ за неисполненіе даннаго въ юности
обѣта. поступить въ монастырь. Мрачная картина про-
житой жизни съ ея постоянными мученіями быстро
пронеслась въ ея воображеніи, и она вся отдалась
порыву ужаса и отчаянія, внезапно представивъ себѣ,
что всѣ пережитыя испытанія были посланы за нару-
шеніе обѣта. И вотъ въ ней снова проснулось жаркое
желаніе загладить свою вину, хоть на склонѣ лѣтъ,
заживо похоронить себя въ монастырскихъ стѣнахъ,
чтобы „мечтать до гроба лишь о гробѣ". Въ натурахъ
эксцентрическихъ и одаренныхъ пылкимъ воображеніемъ,
случайно залетѣвшая искра религіознаго самообличения
при первомъ дуновеніи вѣтра разгорается въ пожаръ
и давно угасшее намѣреніе можетъ моментально полу-
чить всю силу безповоротнаго рѣшенія. Могло бы
такъ случиться и съ Натальей Дмитріевной, если бы
ее не волновали противоположный влеченія. „Что-то
преяшее бывалое райское, съ быстротой молніп про-
летѣло надо мною, какъ будто свѣтлый ангелъ осѣнилъ
меня грѣшную чистыми крылами". Ближайшимъ пово-
домъ къ воскрешенію юношескаго порыва въ груди
уже старѣвшей женщины послужило, кромѣ освобожденія
отъ долголѣтнихъ узъ супружества, данное ею духов-
нику обѣщаніе съѣздить въ Бельмажскій женскій мона-
стырь, въ которомъ она когда-то хотѣла постричься.
Принеся на исповѣди покаяніе въ томъ, что не испол-
нила обѣта передъ Богомъ, Наталья Дмитріевна рѣшила,
не откладывая, послѣдовать требованію духовника, на-
шедшему въ ея душѣ сочувственный отликъ. Но лишь
только она увидала - себя подъ сводами той самой оби-
тели, которая когда-то привлекала къ себѣ ея юныя
мечты, какъ вся она беззавѣтно отдалась охватившей
ее волнѣ самоотреченія. Вся монастырская обстановка,
эта глубокая тишина, чувство отдаленія отъ міра и его

— 204 —

печалей, проснувшееся подъ мирными сводами мона-
стырской церкви, — все это, когда-то такъ сильно дѣй-
ствовавшее на ея душу, воспламенило таившуюся въ
ней искру. „Этотъ монастырь — говорила она — „такъ
мнѣ понравился, такъ отрадно было тамъ молиться, что
я въ порывѣ безумнаго отчаянія чуть не рѣшилась
навѣки тамъ заключиться и разомъ со всѣми, и любя-
щими меня и ненавидящими, близкими и далекими,
оборвать всѣ связи". Ей вдругъ съ необычайной жи-
востью, при одной мысли о вѣчныхъ утратахъ, среди
дѣйствующеи на чувство обстановки, представилось, что
она одинока во всемъ мірѣ,что у нея нѣтъ никого близкаго
и кровнаго, п что она чувствуетъ непреодолимое призваніе
къ отшельнической жизни. Но какъ сильно она въ этомъ
ошиблась, ей стало скоро ясно. Мірскіе интересы, за-
боты и привязанности не уступали безъ борьбы своихъ
правъ и насмѣхались надъ призывомъ свыше. Лишь
только, вернувшись въ гостиницу Наталья Дмитріевна
успѣла переступить порогъ, отдѣляющій тихую обитель
отъ суетнаго міра, лишь только объявила своимъ спут-
никамъ о своемъ внезапномъ рѣшеніи, а тѣмъ болѣе
только что вернулась домой, Зкакъ плачъ домашнихъ и
сожалѣнія крестьянъ поколебали ее, и встревоженная
совѣсть стала искать успокоенія хотя бы въ посвяще-
нии себя устройству судьбы людей, ввѣренныхъ ея по-
печенію. А между тѣмъ среди близкихъ друзей произо-
шелъ пор еполохъ^ Марья Дмитріевпа Францева напи-
сала о своемъ безпокойствѣ насчетъ Натальи Дмитріевны
въ Иркутскъ, сообщенный слухъ тотчасъ сталъ цирку-
лировать между ссыльными декабристами, возбуждая во
всѣхъ недоумѣніе, наивная же няня Натальи Дмптріевны
вообразила, что ея барыню повезли въ острогъ или
обратно въ Сибирь. Одиимъ словомъ, создалось томи-
тельное ложное положеніе, хуже котораго едва ли молено
что-нибудь представить.

Весь этотъ эппзодъ доказывалъ, какъ мало опредѣ-

— 205 —

леннаго въ земыомъ, житейскомъ смыслѣ было въ пред-
положеніяхъ Натальи Дмитріевны относительно ея по-
стоянно усиливавшагося сближенія съ Пущинымъ, и
какъ бурно свирѣпствовали въ ея душѣ разнородный
страсти (причемъ всѣ волненія тяжело отзывались на
ея организыѣ, проведя ее къ частнымъ кровопусканіямъ
и къ другимъ меднцинскимъ пособіямъ). „Странная
жизнь моя, писала Наталья Дмитріевпа Пущину:
„только-что я начинала думать, что достигла, наконецъ,
обыкновенной житейской колеи и по этой избитой до-
рогѣ, достигну предположенной цѣли, какъ незамѣтно
для себя самой сбилась въ сторону и неожиданно обру-
шилась въ бездну. Если бы за двѣ недѣлп до моего
горя мнѣ кто-нибудь сказалъ, что оно не такъ скоро,
но даже когда-нибудь постигнетъ меня, я бы не только
стала спорить, а даже съ насмѣшкой отвергнула бы
возможность чего-нибудь подобнаго".

Наталья Дмитріевна искала своимъ страстнымъ поры-
вамъ и вспышкамъ оправданія въ томъ, что ея натура
„магнитная" и эксцентрическая, и напоминала Пущину,
какъ однажды она такъ завлекла его живыми воспо-
миианіями прошлаго, что онъ съ жаднымъ вниманіемъ
прослушалъ до разсвѣта исторію Татьяны Лариной, когда
гостилъ у ея мужа въ Тобольскѣ. Наконецъ,. она успокаи-
вала себя мистпческой теоріей о нормальныхъ возрастахъ.
Своимъ нормальнымъ возрастомъ она считала душевное
нормальное свойство трпнадцатп-лѣтней дѣвочки, глупой
и застѣнчивой, а между тѣмъ рѣшптельной до безраз-
судства, неблагоразумной и неразсчетливой. Нормальнымъ
возрастомъ Пущина, но ея мнѣнію, былъ возрастъ двадцатн-
восьмилѣтняго юноши, уасе разсудптельнаго, почти пере-
ходящаго въ мужской возрастъ. Павелъ Сергѣевичъ
Бобрпщевъ-Пушкинъ нмѣлъ, по ея мнѣнію, нормальный
возрастъ двѣнадцатилѣтняго мальчика. Наталья Дмпт-
ріевна чувствовала даже неловкость передъ Пущинымъ и
признавалась, что ей совѣстно было бы показаться ему

— 206 —

на глаза, если бы имъ пришлось еще разъ встрѣтиться,
и вообще она какъ бы испытывала теперь какой-то па-
роксизмъ ужаса, такъ что ей казалось, что „собираются
грозный тучи, ходятъ кровавыя облака". Обиднѣе всего
было то, что за восторженнымъ рѣшеніемъ, которое
такъ трагически-величаво завершило бы ея бурный
жизненный путь, если бы было осуществлено на дѣлѣ,
приходилось представлять изъ себя унизительное коми-
ческое зрѣлище и давать пищу всякаго рода нелѣпымъ
сплетнямъ и толкамъ. Все это она мучительно созна-
вала и должна была признаться, что „ту эпоху жизни,
которую я считала опорой, по отсутствію поэзіи можно
скорѣе назвать комедіей, потому что тутъ въ подроб-
ностяхъ найдется много пошлаго и смѣшного, мое
положеніе было жалкое и мучительное, но самые мучи-
тельные страхи были подобны преуморительнымъ сце-
намъ и выходкамъ". „Въ послѣднее время вы слишкомъ
любовались на меня", писала она Пущину, „и съ моей
стороны было бы низко оставлять васъ въ такомъ
пріятномъ заблужденіп на вашъ счеть". „Отъ великаго
до смѣшного одинъ шагъ " — такъ и эксцентрической
натурѣ легко вмѣсто героини попасть въ положеніе
обыкновенной взбалмошной и пошло-причудливой ба-
рыни. Но Пущипъ отнесся съ глубокимъ сочувствіемъ
къ нравственнымъ мукамъ своего друга, чѣмъ оконча-
тельно завоевалъ ея сердце.

Когда-то Пущинъ высказалъ мысль, что онъ ни въ
какихъ обстоятельствахъ и никогда не рѣшился бы
ревновать женщину, считая долгомъ чести во всякомъ
случаѣ вину въ происшедшемъ охлажденіи принять на
себя, и это свое убѣжденіе онъ, дѣйствительно, дока-
залъ потомъ на дѣлѣ. Неудивительно, что онъ отзыв-
чиво и сердечно могъ отнестись къ исповѣди подавлен-
ной души. И за это участіе Наталья Дмитріевна, по
ея словамъ, готова была пасть на колѣнп и сдѣлать
земной поклонъ своему другу. „Ваше благодѣтельное

— 207 —

учаетіе — пишетъ она — зашевелило ретивое; я сквозь
слезы взглянула на Божій свѣтъ и увидѣла, что и для
меня свѣтитъ солнышко", и тотчасъ вслѣдъ за тѣмъ
называетъ свое чувство къ Пущину и Бобрищеву-Пуга-
кину „святымъ чувствомъ сестры къ братьямъ". По-
нятно послѣ этого, что Наталья Дмитріевна рыдала
надъ письмомъ Пущина. Тогда вспыхнула въ ней
поздняя, но жаркая страсть. Но долго еще она не
отдѣляла въ своихъ мысляхъ Пущина и Бобрищева-
Пушкина, и вскорѣ послѣ разсказаннаго случая, за
нѣсколько минутъ до перваго удара колокола на Пасхѣ,
зажгла въ домѣ всѣ лампады передъ иконами, любова-
лась, переливами ихъ свѣта и, наконецъ, въ пламен-
номъ изступленіи бросилась передъ образомъ молиться
за двухъ ближайшихъ и неизмѣнныхъ друзей.

Съ этихъ поръ всѣ тайны души Натальи Дмитріевны
были открыты для Пущина, при чемъ она сама гово-
рила о себѣ: „Я вся соткана изъ крайностей и про-
тивоположностей; если молчу, то ни однимъ намекомъ
ни однимъ жестомъ не выскажусь, а рѣшусь на откро-
венность, то не могу ничего скрыть, высказываясь до
цинизма, какъ вы знаете, — тогда другъ, которому пе-
редаю мою душу, дѣлается для меня въ полномъ смыслѣ
другимъ я. Все или ничего былъ девизъ мой съ мла-
денчества". Въ этихъ изліяніяхъ Наталья Дмитріевна
стала называть Пущина юношей, а себя то Таней,
которой на ея условномъ языкѣ приписывались всѣ
вспышки, порывы и необдуманныя слова и поступки,
то Натальей Дмитріевной — въ другпхъ случаяхъ, тогда
какъ Пущинъ, въ подражаніе ей, въ свою очередь,
говорилъ то о юношѣ, подразумѣвая подъ этимъ сло-
вомъ все, что имѣло отношеніе къ его поздней страсти,
то объ Иванѣ Ивановичѣ, когда рѣчь шла объ осталь-
ныхъ проявленіяхъ его личности.

Опредѣляя свои отиошенія къ Пущину, Наталья
Дмйтріевна много говоритъ о женскомъ стыдѣ, дающемъ

— 208 —

вмѣстѣ съ пылкимъ женскимъ увлеченіемъ преимущество
женщинѣ передъ мужчиной, но вмѣстѣ съ тѣмъ при-
знается: „женская гордость проявляется у насъ съ
мужчинами, не имѣющими на насъ магнитнаго вліянія;
женщина въ полномъ смыслѣ этого слова всегда хра-
нить всѣ свои нравственный сокровища для любимаго
существа и не расточаетъ ихъ съ другими". Эту-то
магнитную силу и неотразимую власть надъ нею имѣлъ,
по ея признанно, Пущинъ, и она чувствовала себя
гораздо привольнѣе, когда могла повѣрять свои мысли
бумагѣ, нежели приносить признаніе въ непосредствен-
ной устной бесѣдѣ, лицомъ къ лицу, такъ какъ въ
послѣднемъ случаѣ ее стѣсняла женская стыдливость.
Вскорѣ послѣдовали въ письмахъ страстныя признанія
съ обѣихъ сторонъ и высказывались такого рода сожа-
лѣнія: „Зачѣмъ бѣдная Таня сдѣлала на васъ такое
сильное впечатлѣніе? Не берусь рѣшить, ладно это,
или нѣтъ. Мнѣ грустно если я могу повредить вамъ,
если моя буря душевная отозвалась такою же бурей
и въ вашей душѣ. Несчастное существо ! Неужели мнѣ
суждено вездѣ опалять, куда ни прикоснется мое огне-
вое сердце?" Или: „Вы какъ будто радуетесь, что
Таня расшевелила въ сердцѣ почти заснувшія струны,
привела въ чувство и оживила вашу нормальную
внутреннюю молодость, да не на добро ли воскресила
ее чародѣйка? Вижу, вижу: молодая жизнь опять за-
била живымъ ключомъ въ горячемъ сердцѣ, гдѣ до
того водворилось было болѣе спокойное и болѣе
серіозное чувство. Юноша начиналъ засыпать; въ его
грезахъ было дал;е по временамъ что-то тяжкое, какъ
будто недомоганье какое-то, онъ просыпался па мгнове-
ніе, быстро взглядывалъ на окружающее своимъ ясныыъ
взглядомъ молодымъ и опять закрывалъ глаза, поэзія
юности мало-по-малу облекалась въ житейскую прозу...
Вотъ въ какомъ положеніп застала васъ исповѣдь
чародѣйки Тани и, какъ вѣдьма пли оборотень, умѣла

— 209 —

она изъ старой бабы явиться молоденькой дѣвчонкой,
пропѣла русалкой какую-то дивную пѣснго, потомъ съ
воплемъ отчаянья бросилась она, минуя серіознаго.
насмѣшливаго рара РоизісЫпе, къ давно знакомому
юношѣ и съ неудержимой откровенностью тринадцати-
лѣтней дѣвочки, не давши бѣдному опомниться отъ
усыпленія, начала безъ связи, безь смысла и разбора
разсказывать бѣду свою" и проч.

Въ длинномъ рядѣ писемъ Наталья Дмитріевна по-
дробно описывала Пущину всѣ переживаемыя ею впе-
чатлѣнія, иногда съ такимъ увлеченіемъ предаваясь
психологическому анализу своихъ чувстзъ, что передъ
читателемъ въ самомъ дѣлѣ встаютъ какъ будто двѣ
ярко очерченныя фигуры: Тани и Натальи Дмптріевны.
Таня является двойникомъ послѣдней, но она надѣлена
такими яркими индивидуальными чертами, что невольно
изумляешься богатому воображенію автора писемъ.
Танѣ, какъ мы сказали, приписываются всѣ увлеченія,
всѣ ложные шаги и вмѣстѣ съ тѣмъ какое-то неопре-
делимое обаяніе на окружающихъ ; Наталья Дмитріевна —
гордая неприступность, самообладаніе. Таня — винов-
ница душевнаго разлада Натальи Дмитріевны, которая,
вспоминая свою прежнюю жизнь, еще не возмущенную
вмѣшательствомъ Тани, говорить: „ бывало и для меня
жизнь текла чистымъ ручейкомъ или живымъ ключемъ
била въ сердцѣ, было благорасположеніе ко всѣмъ,
любовь ко всему прекрасному, какая-то духовная чистота
въ сиошеніяхъ съ людьми". Но Таня своимъ безраз-
судствомъ и излишней пылкостью вредитъ Натальѣ
Дмитріевнѣ на каждомъ шагу : ее любятъ, ей подчи-
няются, и безсильное слово благоразумія невольно за-
мираетъ на устахъ Натальи Дмитріевны. Такъ каждое
появленіе Тани портатъ дѣло въ сношеніяхъ Натальи
Дмитріевны съ крестьянами: „глупая Таня является
такъ внезапно, что и замѣтить ея приходъ не успѣю.
Тогда я могу говорить цѣлый часъ, меня слушаютъ

в. покровскіи. жены декабглстовъ. 14

— 210 —

изъ вѣжливости или повиновенія, но вниманіе слушаю-
щихъ поглощено Таней; высокія истины скользятъ
мимо ушей, а ея заунывные, задушевные напѣвы больше
шевелятъ сердце, чѣмъ всѣ мои проповѣди. Мужички
за Таню готовы въ огонь и въ воду, а меня и въ
грошъ не ставятъ". „И что за обаяніе — жалуется
она въ другомъ мѣстѣ на свой двойникъ, — которымъ
она отуманиваетъ добрыхъ людей? Она меня измучила,
а сладить съ ней я не въ силахъ. И что это за па-
губная власть дана ей надъ душами, мнѣ ввѣренными".
Такимъ образомъ Таня вездѣ является какимъ - то
сверхъестественнымъ существомъ, кототорое Наталья
Дмитріевна называетъ также „мой Гаіит".

Во множествѣ другихъ писемъ, Наталья Дмитріевна,
оставляя аллегорію въ сторонѣ, много говорила о
своихъ помѣстьяхъ и крестьянахъ, о своемъ нравствен-
номъ вліяніи на нихъ, о томъ, какъ часто она любитъ,
„сбросивъ офиціальный сапъ свой, толковать съ людьми
Божьими, какъ человѣкъ съ человѣками, и тогда они
не узыаютъ меня; я тогда гораздо нюке ихъ и въ
полномъ смыслѣ слова слуга по волѣ Бога моего".
Она много разсказываетъ о томъ, какъ стремится дѣй-
ствовать на нихъ нравственной силой, какъ старается
добиться искренняго сознанія виновныхъ и въ какое
неловкое положеніе ставитъ тѣхъ, которые хотятъ
дѣйствовать обманомъ. Не этими ли качествами обла-
дала Таня и не за нихъ ли деревенскіе старожилы
такъ привязались къ Натальѣ Дмитріевиѣ, что говорили,
будто не запомнятъ такой чудной барыни? Но всѣ эти
письма, какъ и предыдущія, писались въ возбужденномъ
нервномъ состояніи, въ поздніе ночные часы, среди
глубокой тишины, при чемъ экзальтація страсти иногда
внезапно охватывало все существо Натальи Дмитріевны,
и изъ души ея вырывались страстныя до отчаянія
признанія. Тогда она прямо говорила отъ лица Тани и
обращалась къ юношѣ, котораго просила скрыть письмо

— 211 —

отъ Рара Роизіспіпе, потому что „изъ всѣхъ этихъ
элементовъ письма одинъ сладкій пирогъ испечь можно,
а Рара любитъ трапезу посущественнѣе". И вотъ
эта-то шутливая форма и этотъ замаскированный алле-
горіями тонъ предназначались служить убѣжищемъ для
женской стыдливости Натальи Дмитріены, только что
писавшей: „ты правъ, что съ ней творится, то необы-
чайно и остается и останется выше всякой насмѣшки.
Неправда ли, что, читая эти строки, ты чувствуешь
себя внѣ области мірскихъ сужденій и какъ бы въ мѣстѣ
отдѣльномъ и объяснимомъ для тебя, въ мѣстѣ какой-то
странной для тебя и доселѣ неизвѣстной тебѣ свободы?
Тайна наша между нами и БогомъЗНе бойся встрѣ-
тить Назарія: передъ тобой твоя бѣдная Таня, падшая
пери, любящая, немощная женщина. Не хочу я твоей
теплой дружбы: она стынетъ отъ осеннихъ вѣтровъ:
дай мнѣ любви, горячей любви, огненной, юношеской:
въ твоей 28-лѣтней природѣ долженъ быть большой
запасъ этого чувства, и Таня не останется въ долгу
у тебя: она заискрится, засверкаетъ передъ тобою и
засвѣтится этимъ яркимъ огнемъ а $Но иногда въ сердце
Натальи Дмитріевны закрадывается сомнѣніе въ проч-
ности и даже естественности такой поздней любви, и
она пишетъ: „мнѣ сдается, что я, прежняя церемонная,
тебѣ больше нравилась. Ну, что же? разлюби меня,
если можешь. Отбрось, откинь отъ своего сердца: вѣдь
я не обманывала тебя; я говорила и говорю прямо,
что я не стою твоей любви". Въ другіе раза она пи-
сала о себѣ, что такимъ мѣсто въ монастырѣ или въ
больницѣ, тогда какъ въ семействѣ они могутъ быть
только въ тягость. Надо сказать правду, что, открывая
свою душу, Наталья Дмитріевна нисколько не стара-
лась выставлять себя лучше передъ будущпмъ женихомъ,
чѣмъ была въ действительности, *и въ своей исповѣди
касалась такихъ поступковъ п мыслей, разсказъ о ко-
торыхъ могъ бы оттолкнуть всякаго мужчину, менѣе

14*

212

самоотверженно ей преданнагоЛТакъ въ самомъ пылу
любовной горячки къ Пущину она едва устояла про-
тивъ чувственнаго пскушенія, въ которомъ не только
покаялась, но даже съ самымъ подробнымъ и искус-
нымъ психологическимъ анализомъ изобразила сладо-
страстную нѣгу. Отъ ея писемъ такъ и дышитъ прав-
дивостью разсказа, что, конечно, было бы совсѣмъ не
въ интересахъ особы, желавшей привлечь къ себѣ лю-
бимаго мужчину. Она прямо признавалась, что для усми-
ренія бунтующей плоти и въ посрамленіе себя въ самыя
страшныя минуты соблазна ставила передъ собой порт-
реты Пущина и Бобрищева- Пушкина, чтобы эти изобра-
женія ее пристыдили и удержали отъ грѣха. „Кромѣ
того, что стыдно, — говорила она — я рискую потерять
твою привязанность, рискую возмутить тебя подробно-
стями". Послѣ такихъ признаній не диво въ перепискѣ
Натальи Дмитріевны встрѣтить воспоминанія о неудо-
влетворенности первымъ супруясествомъ, потому что
хотя Мишель и былъ ангелъ, но не подходилъ къ ея
бурному темпераменту. Неудивительны и сны на яву о
томъ, какъ ее съ Пущинымъ ведутъ на казнь; неудиви-
тельно ея признаніе няни, что она намѣрена перемѣнить
судьбу, вызвавшее съ ея стороны рѣшительное заявленіе,
что будущій мужъ окажется пьяницей, картежнпкомъ и
не будетъ стоить ногтя Михаила Александровича.

^Глубокая привязанность Пущина все перенесла и,
наконецъ, по возвращепіп его на родину, бракъ увѣн-
чалъ ихъ позднюю страсть*). Всѣ старые сибирскіе зна-

$*) Еще задолго до свадьбы Наталья Дмптріевна ѣздила къ своему
жениху въ Ялуторовсісь. Любопытно, что ея причудливая натура долго
не позволяла ей остановиться па опредѣленномъ рѣшеніи: ей не разъ
приходило въ голову, что женнхъ ея не ревнивъ, слѣд. не лгобитъ оя;
она даже совѣтовала ему жениться на другой, такъ что однажды онъ
съ досадой сказалъ: „пожалуй, п женюсь". $Когда Пущинъ вѣнчался,
онъ походилъ болѣе на отлшвшаго старика, нежели на новобрачнаго.
Наталья Дмитріевна такъ сообщаетъ объ этомъ: „Иваиъ Ивановича
вѣнчался въ среду утромъ молоддомъ и весь день былъ веселъ. Жаль,
что здоровье плохо. Все же лучше, что есть кому за нимъ походить" -

— 213 —

комые и возвращенные декабристы приняли это извѣ-
стіе съ изумленіемъ. Отовсюду понеслись поздравленія
и привѣтствія. По сллвамъ Натальи Дмитріевны, „многіе
говорилп, что ожидали этого брака, другіе находятъ
естественнымъ и хвалятъ, остальныя вовсе вѣрить не
хотятъ " .

По выходѣ замужъ Наталья Дмитріевна предалась
дѣятельной, хлопотливой лшзни.?Такъ какъ мулгъ ея
былъ уже въ полномъ смыслѣ пнвалидъ, страдавшій
подагрой, сердцебіеніемъ и другими недугами, то всѣ
заботы о дѣлахъ по имѣніямъ пали на нашу героиню,
которая съ свойственной ей энергіей принялась разъ-
ѣзжать изъ города въ городъ, улаживала одно дѣло за
другимъ и безпрестанно извѣщала мужа о результатахъ,
тогда какъ тотъ, въ свою очередь, сообщалъ, что дѣ-
лалось дома. Недолго прожилъ потомъ Пущинъ и вскорѣ
за нимъ кончила свой неугомонный вѣкъ и Наталья
Дмитріевна.

Изъ предыдущаго очерка, надѣемся, ясно, что лич-
ность Натальи Дмитріевны, въ полномъ смыслѣ слова,
незаурядная, заслуживаетъ вниманія какъ по своей ро-
манической судьбѣ и близкимъ отношеніямъ къ декаб-
ристамъ, такъ и по энергической природѣ, которая при
лучшихъ условіяхъ могла бы дать обществу много хо-
ропіаго. Такія натуры рѣдки и могли бы быть въ выс-
шей степени драгоцѣнны. Если бы судьба была благо -
пріятнѣе для нашей героини, если бы она не отдава-
лась порой унизкающимъ личное достоинство страстямъ,
то, благодаря богатымъ природнымъ задаткамъ и даро-
ваніямъ, могла бы сіять яркой звѣздой на нашемъ сѣ-
ромъ небосклонѣ."

Шенрокъ.

Прасковья Егоровна йнненкова, ро-
жденная Гебпъ (ОиеиМе).

Прасковья Егоровна Анненкова, это супруга од-
ного изъ бывіннхъ декабрнстовъ, одна изъ тѣхъ жен-
щинъ, которыя прославились самоотверліенною предан-
ностью своему долгу жены и матери и явились герои-
нями легендъ, стихотвореній и цѣлыхъ романовъ.

Въ самомъ дѣлѣ, кто не знаетъ изъ лицъ, слѣдив-
шихъ за судьбою цѣлой группы замѣчательныхъ и до-
стопамятныхъ людей земли русской, извѣстныхъ подъ
названіемъ „декабристовъ", кто не знаетъ Юпі-
невскую, Муравьеву (рожденная графиня Черны-
шева), княгиню Волконскую (дочь знаменитаго героя
1812 года — генерала Раевскаго) , княгиню Трубецкую
(рожденная графиня Лаваль), Фонвизи ну (рожден-
ная Апухтина), Давыдову, Ивашеву (рожденная
Ледашю), баронессу Розен ъ, Энтальцеву, нако-
нецъ, упомянутую нами П.Е.Анненкову, рожден-
ную Гебль.

*Въ этой плеядѣ русскихъ женщинъ, Прасковья Его-
ровна Анненкова, рожденная Гебль, хотя чистая фран-
цуженка по пропсхолсденію, но двѣ трети своей жизпп
посвятившая Россіи, занимаетъ видное мѣсто.

Родилась Полина Гебль* 9 іюня 1800 г.; дѣтство
ея сопровождалось самыми тревожными, можно сказать,
потрясающими событіямп, о которыхъ она и разсказы-
ваетъ сама на страницахъ „Русской Старины".

Прасковья Кгоровна Анненкова, рожденная Гебль.

*г

— 217 —

$ Въ 1824 г. пріѣхала Полина Гебль въ Россіго и по-
знакомилась съ красавцемъ кавалергардомъ Иваномъ
Александровичемъ Анненковымъ; то былъ краса-
вецъ въ полномъ смыслѣ этого слова не только въ
физическомъ отноіпеніи, но достойнѣйшій въ нравствен-
номъ и умственномъ отношеніи нредставитель блестя-
щаго общества гвардейскихъ офицеровъ 1820-хъ го-
довъ.^Отлично образованный, спокойнаго, благороднаго
характера, со всѣми пріемами рыцаря-джентльмена,
И. А. Анненковъ очаровалъ молодую, бойкую, умную
и красивую француженку: та страстно въ него влюби-
лась и, въ свою очередь, крѣпкими узами глубокой
страсти привязала къ себѣ Ивана Александровича Ан-
ненкова. Но вотъ, едва ли годъ спустя послѣ ихъ связи,
разразилась бѣда: Анненковъ, принадлежавший къ сѣ-
верному тайному обществу, былъ заключенъ въ Петро-
павловскую крѣпость, и для его возлюбленной нача-
лась продолжительная и самая мучительная истома нрав-
ствениыхъ страданій.

$Въ іюлѣ 1826 года Анненковъ сосланъ въ каторж-
ную работу, въ восточную Сибирь. Полина Гебль ни
на минуту не задумывается слѣдовать за нимъ; въ своемъ
намѣреніи она встрѣчаетъ, однако, препятствія:^шефъ
жандармовъ не разрѣшаетъ ей ѣхать въ Сибирь, такъ
какъ Гебль не была еще обвѣнчана съ Анненковымъ;
притомъ молодая, красивая француженка вызвала въ
лицахъ, у власти стоявшихъ, невольное сочувствіе, и
они всячески старались удержать ее въ С.-Петербургѣ,
спасти отъ добровольной тяжкой ссылки въ Сибирь.
$Но вотъ Полина Гебль смѣло обращается въ Москвѣ,
въ дни коронаціи императора Николая, къ самому го-
сударю съ мольбою разрѣшить ей отправиться къ ея
жениху. Государь благосклонно выслуншваетъ поверг-
шуюся предъ нпмъ красавицу попытается отвратить ее
отъ осуществленія ея намѣренія: указываетъ всю тяжесть
ею самою создаваемаго себѣ полозкеиія — жены каторж-

— 218 —

пика, но чуждая страха, Полина Гебль не внемлетъ
и со слезами вымаливаетъ себѣ высочайшее разрѣпіеніе
ѣхать въ Сибирь.

Тысячи верстъ пришлось скакать въ жестокую мо-
розную зиму. Легко и картинно это вымолвитьДно во-
ображеніе отказывается создать всю ту муку, какуя
должна была испытать молодая двадцатипятилетняя жен-
щина, еле-еле понимавшая русскій языкъ, во время
этого пути, среди трудностей самаго пути при русскомъ
бездорожьѣ и ежеминутныхъ опасностяхъ^хотя бы только
отъ грубости ямщиковъ и всевозможныхъ случайностей.
Но вотъ тысячи верстъ пронеслись! Надежда видѣть
жениха и явиться къ нему ангеломъ утѣшителемъ и
охранптелемъ вливала бодрость и энергію. Полина Гебль
въ ЧитѣлВъ церковь приводятъ ея жениха, оковы па-
даютъ на крыльцѣ храма съ его ногъ п предъ алтаремъ
Господнимъ сочетаютъ ихъ навѣки неразрывными узами.
\ Гебль пріѣхала какъ разъ вб-время, чтобы спасти
Анненкова отъ развитія тяжкаго душевнаго недуга, въ
который онъ отъ тоски разлуки съ нею и отъ тяжести
заключенія, не столько въ Читѣ, сколько подъ мрач-
ными сводами казематовъ Петропавловской крѣпости,
уже сталъ погружаться.

Прасковья Егоровна Анненкова поселилась въ одномъ
изъ выстроенныхъ домиковъ, на такъ называемой
Дамской улицѣ Петровска, куда въ особо устроенный
для декабристовъ острогъ перевели всѣхъ ихъ въ 1830 г.
Въ ея домикъ отпускали къ ней на побывку, въ извѣст-
ные дни и часы, и ея мужа изъ острога.

^Восемь лѣтъ спустя молодая чета, выпущенная изъ
заключенія, отправляется поселенцами въселеніеБѣльскъ,
на р. Бѣлой, въ 130 верстахъ отъ г. Иркутска; $въ
1842 г. И. А. Анненкову разрѣшено вступить на службу,
и онъ поселяется въ Тобольскѣ, гдѣ п доживаетъ до
амнистіи, дарованной всѣмъ дакабристамъ манифестомъ
императора Александра II въ августѣ мѣсяцѣ 1856 года.

— 219 —

% Постоянное присутствіе любимой женщины, молодой,
веселаго, подвижного характера, не унывающей ни отъ
нравственныхъ, ни отъ матеріальныхъ лишеній, благо-
творно действовало на Ивана Александровича, этого
мыслителя съ меланхолическимъ и отчасти мрачнымъ
характеромъ съ дѣтства своего страдавпгаго отъ непри-
вѣтливости своей холодной и крайне эгоистичной ма-
тери — Анны Ивановны Анненково йлОна жила по-
стоянно въ Москвѣ, обладая, какъ свопмъ весьма круп-
нымъ состояніемъ, полученнымъ отъ отца ея Я к о б і я,
бывшаго въ эпоху Екатерины П? намѣстникомъ Сибири,
такъ и Анненковымъ, находившемся у нея въ пожиз-
ненномъ владѣніи, и хотя во время ссылки сына мать
высылала ему деньги, $ но крайне неаккуратно, отчасти
по своей безсердечности, отчасти находясь въ зависи-
мости отъ цѣлой толпы приживалокъ, которыя въ пер-
вой половинѣ этого столѣгія обильно наполняли наши
богатые помѣщичьи дома.

«Восемнадцать дѣтей дала Прасковья Егоровна своему
мужу: шестеро изъ нихъ остались живы ко времени
возвращенія супруговъ въ 1857 г. въ Россію, гдѣ они
и поселились въ Нижнемъ Новгородѣ.

^НѢкоторая часть изъ бывшихъ имѣній Ивана Але-
ксандровича была добровольно возвращена ему его род-
ственниками: Андреемъ Дмитріевичемъ Анненковымъ,
Маріей Ивановной Кушелевой, рожденной Анненковой
и,ѣглавнымъ образомъ, Николаемъ Нпколаевнчемъ Ан-
ненковымъ, впослѣдствіи генералъ-губернаторомъ юго-
западной Россіи и членомъ государственнаго совѣта,
а прежде того бывшимъ государственнымъ — контроле-
ромъ.*Въ наидостойнѣйшей супругѣ Н. Н. Анненкова
Вѣрѣ Ивановнѣ, рожденной Бухариной, бывшіе си-
бирскіе поселенцы Анненковы нашли самаго добраго,
самаго внпмательнаго къ себѣ друга, каковымъ Вѣра
Ивановна, достойнѣйшая во всѣхъ отношеніяхъ яіен-
щина, ^остается и по сіе время для дѣтей и внуковъ

-220-

Ивана Александровича и Прасковьи Егоровны Аннен-
ковыхъ.

Двадцать лѣтъ, т.- е. до самой кончины своей, Аннен-
ковы прожили въ Нижнемъ-Новгородѣ. Подобно дру-
гимъ декабристамъ, дожившимъ до возвращенія въ
отечество, Иванъ Александровичъ былъ встрѣченъ съ
большимъ сочувствіемъ и увалгеніемъ своими соотече-
ственниками; онъ удостоился выбора, и притомъ много-
кратнаго, на различный должности общественной
слуясбы, и,$между нрочимъ, въ теченіе нѣсколькихъ
трехлѣтій былъ предводителемъ дворянства Нижегород-
скаго уѣзда; Анненковъ участвовалъ при этомъ въ раз-
личныхъ трудахъ, къ которымъ привлекаемо было дво-
рянство, а затѣмъ и земство по поводу многихъ реформъ,
свершенныхъ по великому цочину Государя-Освободи-
теля; всею душою сочувствовалъ онъ, бывшій декаб-
ристъ Анненковъ, великому дѣлу освобожденія кре-
стьянъ и участвовалъ въ тѣхъ мѣропріятіяхъ, въ предѣ-
лахъ Низкегородской губерніи, которыя были вызваны
актомъ 19 февраля 1864 г. Неоднократно Анненковъ
являлся въ составѣ депутацій къ государю Александру II,
посылаемыхъ нижегородскимъ дворянствомъ; содѣйство-
валъ учрежденію народныхъ школъ въ предѣлахъ Ни-
жегородской губерніи, словомъ, подобно другимъ, увы,
немногимъ, декабристамъ, имѣвшимъ счастіе дожить до
манифеста Царя-Освободителя, Иванъ Александровичъ
явился энергическимъ, умѣлымъ и всѣми любимымъ участ-
никомъ въ кипучей общественной деятельности, ознаме-
новавшей жизнь русскаго народа въ 1860-хъ годахъ.

Доброю, неизмѣнно любящею и самою заботливою
женою и другомъ оставалась для Ивана Александро-
вича Прасковья Егоровна, спутница всей его жизни.
Живая, веселая, говорливая, превосходно знавшая ха-
рактеръ своего мужа, самая нѣжная и заботливая мать,
•Шрасковья Егоровна была дѣйствительнымъ ангеломъ
хранителемъ Ивана Александровича Анненкова.

221

>^ 14 сентября 1876 г. Прасковья Егоровна безъ
бодѣзни внезапно скончалась. Иванъ Александровичъ
впалъ въ тяжкую ппохондрію, къ которой былъ уже
расположенъ и ранѣе: тотъ самый недугъ душевной °бо-
лѣзни, который въ немъ начинался нодъ сводами казе-
матовъ Петропавловской крѣпости, а затѣмъ въ тюрьмѣ
острога въ Читѣ, внезапно явился и овладѣлъ имъ на
закатѣ дней и сталъ быстро усиливаться, послѣ вне-
запной кончины его нѣяшаго друга.^Связь ихъ такъ была
сильна, что онъ не могъ усвоить себѣ мысли, что на-
всегда потерялъ спутницу всей своей жизни...

27 января 1878 года пресѣклась жизнь этого достой-
нѣйщаго" человѣка и русскаго гражданина.

Прахъ обоихъ супруговъ погребенъ въ женскомъ
монастырѣ Воздвиженія Креста Господня въ Нижнемъ
Новгородѣ.

^Мы знали покойныхъ И. А. и П. Е. Анненковыхъ
съ 1860 года, когда они впервые, послѣ 34 лѣтъ,
пріѣхали въ Петербургъ и останавливались у своего
зятя, инженеръ-полковника, впослѣдствіи генералъ-лей-
тенанта, Константина Ивановича Иванова, этого лю-
безнѣйшаго, добрѣйшаго и постоянно веселаго генерала,
котораго такъ недавно еще, именно на страстной не-
дѣлѣ 1887 г., внезапно лишилось петербургское об-
щество, весьма хорошо знавшее генерала К. И. Иванова.

Какъ ясно олшваетъ въ нашей памяти эта прекрас-
ная чета >Анненковыхъ!$Высокій красивый старикъ,
съ густыми, кудряво-вьющимися сѣдыми волосами и
подлѣ него, — пѣсколько полная, необыкновенно под-
вижная, съ весьма симпатичными чертами лица и съ
постоянною французского рѣчыо на устахъ, его супруга
Прасковья Егоровна. Многіе часы скоротали мы, въ
1860 году; въ С.-Петербургѣ, и лѣтомъ 1861 г. въ
Нилшемъ Новгородѣ .^слушая оживленные разсказы Пра-
сковьи Егоровны о пережитомъ и выстрадаішомъ ею
и ея мужемъ; говорила она на языкѣ французскомъ и

400.

висьма$ охотно согласилась, чтобы ея разсказы были за-
писаны за нею по-русски, что и было тогда же испол-
нено ея дочерью, нынѣ вдовою генералъ-лейтенанта,
достоуважаемою Ольгою Ивановною Ивановой).
Впослѣдствіи рукопись эта была передана намъ самою
Прасковьею Егоровною съ тѣмъ, чтобы была напеча-
тана послѣ ея смерти, каковой завѣтъ и исполняемъ.
Къ величайшему сожалѣнію, записано было, сравни-
тельно, немного. Семевскгй.

Учти императора (Николая 1Г вт> судьбѣ
Паулины Поль (Гебпь).

16 мая 1827 года, при проѣздѣ императора Николая!
черезъ гор. Вязьму, француженка Паулина Поль подала
ему прошеиіе, въ которомъ проспла дозволенія отпра-
виться въ Сибирь для вступленія въ законный бракъ
съ государственнымъ преступникомъ Анненкбвымъ*),
отъ котораго имѣла дочь. * Ваше величество! — писала
Паулина Поль**). — Позвольте матери припасть къ но-
гамъ вашего величества и просить, какъ милости, раз-
рѣшенія раздѣлить ссылку ея гражданскаго супруга
(ёропх паиігеі). Религія, ваша воля, государь, и законъ
научатъ насъ, какъ исправить нашу ошибкуДЯ всецѣло
жертвую собою человѣку, безъ котораго я не могу долѣе
жить; это самое пламенное мое желаніе. Я была бы его
законной супругою въ глазахъ церкви и передъ зако-

*) Бывшимъ поручикомъ Кавалергардскаго полка. Онъ вступилъ въ
Сѣверное общество въ 1824 году$ему открыта была цѣль онаго: вве-
дшие республиканского правленія. Предъ 14-мъ декабря, будучи у Обо-
ленскаго, узналъ, что хотѣли противиться присягѣ, по самъ въ томъ
не участвовалъ и по прииесеніи присяги на вѣрность подданства,Увсе
время находился при полку. По приговору верховного уголовного суда,
10 іюня 1826 года высочайше конфирмованному, осулсденъ къ лишенію
чиновъ п дворянства и ссылкѣ въ каторжную работу но 20 лѣтъ.ИЗы-
еочайшимъ же указомъ 22-го овгуста поведѣно оставить его въ работѣ
15 лѣтъ, а пото.мъ обратить на поселеніе въ Спбпри.
**) 16 мая 1827 г. (Переводъ съ французского.)

— 223 —

номъ, если бы я захотѣла преступить правила деликат-
ности.^ Я не знала о его виновности; мы соединились
неразрывными узами. Для меня было достаточно его
любви... Милосердіе есть отличительное свойство цар-
ской семьи. Мы видимъ столько примѣровъ этому въ
лѣтописяхъ Россіп, что я осмѣливаюсь надѣяться, что
ваше величество послѣдуете естественному внушенію
своего великодушнаго сердца. *Въ ссылкѣ я буду, ваше
величество, благоговѣйно исполнять всѣ ваши повелѣнія.
Мы будемъ благословлять священную руку, которая
сохранитъ намъ жизнь, безспорно, весьма тяжкую! но
мы употребимъ всѣ силы, чтобы наставить нашу воз-
любленную дочь на пути добродѣтели и чести. зМы бу-
демъ молить Бога о томъ, чтобы Онъ увѣнчалъ васъ
славою. Мы будемъ просить его, чтобы Онъ излилъ на
ваше величество и ваше августѣйшее семейство всѣ
свои" благодѣянія. Соблаговолите, ваше величество, от-
крыть ваше великое сердце состраданію, дозволивъ мнѣ,
въ видѣ особой милости, раздѣлить его изгнаніе.^Я отка-
жусь отъ своего отечества и готова всецѣло подчиниться
вашимъ законамъ. У подножія вашего престола молю
на колѣняхъ объ этой милости... надѣюсь на нее".

Императоръ Николай I приказалъ написать комен-
данту колоніи декабристовъ генералъ-маіору Леиарскому,
хчтобы онъ объявплъ Анненкову желаніе Паулины Поль
'(Гебль) и спросилъ его, желаетъ ли онъ „имѣть ее своею
законною женою,?, безъ его согласія она не получитъ по-
зволенія отправиться въ Сибирь". 23-го іюля Лепарскій
увѣдомилъ, что Анненковъ, на сдѣланный ему запросъ,
отвѣчалъ: „если бы' послѣдовало позволеніе начальства,
то онъ охотно бы ягенплся на иностранкѣ Поль (Гебль) а .
По полученіи такого отвѣта, деясурный генералъ Главнаго
штаба, генералъ-адъютантъ Потаповъ, писалъ москов-
скому военному генералъ-губернатору князю Голицыну*),

*) Отъ 30 октября 1827 г., № 1332.

— 224 —

„что его величество высочайше повелѣть соизволилъ:
дозволить иностранкѣ Полинѣ Поль (Гебль) ѣхать въ
Нерчинскъ и сочетаться тамъ законнымъ бракомъ съ го-
сударственнымъ преступникоыъ Анненковымъ и, сверхъ
того^буде она имѣетъ надобность въ вспомоществованіи
на проѣздъ свой, то таковое ей выдать. Высочайшую волю
сію и прилагаемый при семъ правила, наблюдаемыя
относительно лсенъ преступниковъ, ссылаемыхъ въ ка-
торжную работу, покорнѣйше прошу ваше сіятельство
приказать объявить иностранкѣ Полинѣ Поль (Гебль),
находящейся нынѣ въ Москвѣ,?коея жительство извѣстно
у Кузнечнаго моста, въ домѣ статской совѣтницы Аннен-
ковой; равномѣрно спросить ее, желаетъ ли она на
основаніи сихъ правилъ ѣхать въ Нерчинскъ для со-
четанія бракомъ съ преступникомъ Анненковымъ, и
въ такомъ случаѣ, какое нужно будетъ ей вспомоще-
ствованіе на проѣздъ свой и о послѣдующемъ почтить
меня вашимъувѣдомленіемъ"Щаулина Поль (Гебль) изъ-
явила согласіе на всѣ условія, ей предлолсенныя, „что же
касается до суммы, — прибавляла она*), — которая мо-
жетъ быть мнѣ нужна для путешествія, то я не смѣю
назначить никакой; § но буду довольна всѣмъ, что его
величество изволитъ приказать мнѣ выдать". Императоръ
Николай повелѣлъ министру финансовъ „отпустить изъ
государственнаго казначейства на извѣстные его вели-
честву расходыхтри тысячи рублей"**), которые и были
переданы Цаулинѣ Поль (Гебль). Прибывъ въ Читу и
вступивъ въ супружество съ Иваномъ Александровичемъ,
Паулина Анненкова 21 апрѣля 1828 г. писала императору
Николаю I. „Государь! Благодаря великодушно и доброму
участію вашего императорскаго величества, я соединена
съ человѣкомъ, которому я хотѣла посвятить всю мою
жизнь. Въ эту торжественную для меня минуту непре-

*) Въ нисьмѣ, бозъ числа, московскому оберъ-полицеймейстеру.
**) Высочайшее повелѣніе отъ 29 ноября 1827 г. Ч . .

— 225 —

одолимое чувство заставляете меня повергнуться къ сто-
памъ вашего императорскаго величества, чтобы выразить
чувства глубокой и почтительной благодарности, которыми
вѣчно будетъ преисполнено мое сердце. Государь, вы
соблаговолили протянуть руку помощи иностранкѣ, без-
защитной и безо всякой поддержки. 81 Эта августѣйшая
и несравненная доброта даетъ мнѣ смѣлость опять обра-
титься къ вашему императорскому величеству какъ къ
самому милостивому изъ монарховъ. Мужъ мой пред-
назначилъ мнѣ сумму въ шестьдесятъ тысячъ рублей,
которая была отобрана банковыми билетами во время
его арестованія. По его просьбѣ, слѣдственному коми-
тету и прежде нежели былъ произнесенъ его приговоръ,
она была отдана въ руки его матери, которой было
пзвѣстно и которая одобряла ея назначеніе. Теперь эта
сумма оспаривается наслѣдниками моего несчастнаго
мужа. Государь! Безъ этой суммы я не имѣю средствъ
къ существованію, и крайняя нужда будетъ моимъ удѣ-
ломъ* Соблаговолите приказать ее возвратить. Государь,
докончите ваши благодѣянія. Съ почтительнымъ упова-
ніемъ въ величіе вашей души, я припадаю къ стопамъ
вашего величества п осмѣливаюсь умолять обезпечить
существованіе той, которую вамъ уже. разъ было угодно
спасти. Государь! Здѣсь я должна бы остановиться.
Преступленіе моего мужа должно бы, можетъ-быть, вос-
претить мнѣ всякое ходатайство за его несчастную дочь,
глубокое раскаяніе, которое наполняетъ и терзаетъ его
душу, его мученія, которыхъ я свидетельница, $не даютъ
мнѣ, я это чувствую, никакого права просить за нее
ваше императорское величество, но ваше великодушное
сердце, ваши благодѣянія даже ободряютъ меня. Наша
несчастная и невинная сирота безъ средствъ, безъ ро-
дителей, даже безъ имени. Сжальтесь, ваше величество,
надъ этимъ несчастнымъ существомъ^и соблаговолите
позволить ей носить имя тѣхъ, которымъ она обязана
жизнью. -Простите, государь, что я дерзнула еще разъ

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВЪ . 15

— 226 —

возвысить голосъ до вашего трона; благодѣянія, кото-
рыми вы меня уже осыпали, должны бы мнѣ только
дозволить призвать благословеніе Неба на моего авгу-
стѣйшаго благодѣтеля. Проникнутая живѣйшей и почти-
тельнѣйшей признательностью къ вашему величеству,
остаюсь съ глубочайшимъ почтеніемъ и безграничной
преданностью, государь, вашего величества вѣрнопод-
данная Паулина Анненкова".

По наведенной справкѣ оказалось, что, при аресто-
ваніи Анненкова, у него было взято ломбардныхъ би-
летовъ на 60 тысячъ рублей, 8310 р. ассигнациями и
2 р. 50 к. серебромъ. Изъ нихъ было уплачено по
долговымъ обязательствамъ 6823 рубля. Оставшіяся за-
тѣмъ деньги, послѣ осужденія Анненкова, были пре-
провождены къ его матери. Справка эта, вмѣстѣ съ
письмомъ Полины Анненковой, была представлена импе-
ратору Николаю I, въ то время находившемуся на ко -
раблѣ „Парижъ", на рейдѣ Варны. 11 сентября 1828 г.
онъ написалъ собственноручно: *„ Справедливо. Спросить
у матери Анненкова, согласна ли она возвратить женѣ
его тѣ 60 тысячъ рублей, и желаетъ ли, чтобы дочь
ихъ, прижитая до осужденія, носила имя Анненковой".
На запросъ, сдѣланный Аннѣ Ивановнѣ Анненковой,
она отвѣчала*), что деньги дѣйствительно были пре-
провождены ей, и ей извѣстно было назначеніе сей
суммы сыномъ въ пользу жены его Полины, „на что и
я была и есть согласна. $Но впослѣдствіи наслѣдникп
его, оспаривая деньги сіи, взяли отъ меня черезъ при-
сутственное мѣсто въ пользу свою и тѣмъ лишили меня
возможности выполнить волю сына моего и мое на то
согласіе. Что же принадлежитъ, желаю ли я, чтобы
дочь ихъ, прижитая до осужденія, носила имя Аннен-
ковой, таковое соизволеніе монарха съ благоговѣніемъ
пріемлю за особую милость и дерзаю упасть къ свя-

*) Московскому оберъ-полиціймеистеру отъ 8 ноября 1828 г.

— 227 —

щеннымъ стопамъ всенилостивѣйшаго государя испра-
шивать не только одного принятія фамиліи Анненковой,
но да будетъ высочайшая милость его повелѣть ро-
жденную дочь ихъ Александру!?" возвести во всѣ права
ж наслѣдіе отца ея и тѣмъ самымъ облегчить горечь
мою, какъ единое остающееся утѣшеніе въ преклонныхъ
лѣтахъ несчастной матери".

Вмѣстѣ съ тѣмъ А. И. Анненкова писала графу Чер-
нышеву*): „Ваше сіятельство! съ какою радостью уви-
дѣла я вашу подпись на бумагѣ, которая впервые за
эти три печальные года излила утѣшеніе въ мою удру-
ченную душу. Это подало мнѣ нескромную, быть мо-
жетъ, мысль прибѣгнуть къ вамъ; мнѣ придало къ этому
еще смѣлость и то обстоятельство, что я имѣла нѣкогда
счастье видѣть къ себѣ участіе со стороны вашей ма-
тушки. Зная вашу чрезвычайную доброту, я подумала,
чтовы не откажете способствовать успокоенію несчастной
брошенной матери, преслѣдуемой наслѣдниками, которые
требуютъ при моей жизни имѣніе, на которое они не
имѣютъ никакого права. Я вижу себя даже вынужденной
подать на нихъ прошеніе государю императору и во
избѣжаніе этого отдаю себя подъ ваше покровительство
и прошу васъ принять во мнѣ участіе и поговорить
въ особенности съ моимъ племянникомъ Анненковымъ,
побудивъ его написать своему отцу, чтобы онъ прекра-
тилъ свои ужасные происки протпвъ меня и всѣ вообще
тяжбы, кои онъ затѣваетъ постоянно и на которыя я
вынуждена отвѣчать. Моему племяннику хорошо из-
вѣстно, что на это имѣніе было наложено запрещеніе;
у меня хотѣли даже отнять всѣхъ слулсащпхъ у меня
людей, которые принадлежатъ ынѣ вмѣстѣ съ седьмой
частью имѣпія, словомъ, я имѣла по этому поводу все-
возможный непріятности? Отецъ этого Анненкова подаетъ

*) Въ ппсьмѣ, полученномъ 15 ноября 1828 г.; графъ Чернышевъ
быдъ въ то время товарищемъ пачальнпка Главнаго штаба.

15*

— 228 —

на меня до сихъ поръ прошенія, одно нелѣпѣе другого,
но они лишаютъ меня всякаго кредита и мнѣ угрожаетъ
опасность, что мое имѣніе будетъ конфисковано. По-
этому, умоляю васъ побудить моего племянника напи-
сать отцу, чтобы онъ прекратилъ всѣ эти гнусные
происки тѣмъ болѣе, что онъ имѣетъ вліяніе на него.
Такъ какъ мой племянникъ видѣлъ моего сына въ то
время, когда это было разрѣшено ему, по милости его
высочества великаго князя, то ему извѣстно, какъ нельзя
лучше, что если я просила его императорское величе-
ство о 60 тысячахъ рубляхъ, то это было сдѣлано по
просьбѣ моего сына, который чрезъ того же г. Анненкова
просилъ меня испросить эти деньги у его величества
и передать ихъ г-жѣ Поль, его теперешней женѣ,.
которую я въ то время еще не знала; слѣдовательно,
онъ можетъ. въ этомъ случаѣ быть убѣжденъ въ безко-
рыстіи моихъ поступковъ. Когда же я хлопотала о день-
гахъ въ тотъ моментъ, когда считала себя на краю
гроба, то это дѣлалось единственно во исполненіе по-
слѣдней воли моего сына. Я хотѣла, чтобы мой пле-
мянникъ принялъ во вниманіе всѣ эти обстоятельства
и чтобы онъ прекратилъ всѣ происки своего отца, дабы
я не была вынуждена подать всеподданнѣйшее про-
шеніе его императорскому величеству, который по своему
великодушію навѣрно защититъ меня отъ преслѣдованія
моихъ наслѣдниковъ. Благодарность, коей я преиспол-
нена за неслыханный милости его величества, возвра-
щаетъ мнѣ жизнь, тѣмъ болѣе, что я собиралась ѣхать,
чтобы повергнуть себя къ стопамъ его величества и
просить у него имя для несчастнаго ребенка, который
составляетъ нынѣ единственныя узы, привязывающія
меня къ этой жизни, полной испытаній. Этотъ знакъ
снисхожденія со стороны императора доказываете, что
онъ не забываетъ и тѣхъ, которые не заслуживаютъ,
чтобы объ нихъ заботились и которые согласны вмѣстѣ
съ тѣмъ дать свое имя малюткѣ, составляющей предметъ

— 229 —

самаго нѣжыаго моего попеченія; это даетъ мнѣ надежду
получить для нея имѣніе, принадлежащее наслѣдникамъ,
лишеннымъ всякой деликатности, которые докучали ынѣ
несправедливыми тяжбами въ то время, когда я была
убита горемъ и когда я возвратила принадлежащія имъ
деньги и имѣніе. Меття крайне смущаетъ, ваше сія-
тельство, что я обращаюсь къ вамъ съ этой нескромной
просьбою, но прошу васъ снизойти къ моему отчаянному
положенію въ виду тѣхъ надеждъ, какія я возлагаю
на ваше имя и на ваше вліяніе, если вы не откажете
принять во мнѣ участіе. Прося у васъ тысячу разъ
извиненіе за мою надоѣдливость, прошу васъ принять
увѣреніе въ совершенномъ почтеніи, съ какимъ честь
имѣю быть вашего сіятельства всепокорнѣйшая слуга
Анна Анненкова, рожденная Якоби"*)>По всеподдан-
нѣйгаему докладу о всемъ вышеизложенномъ, императоръ
Николай I повелѣлъ сообщить министру юстиціи, „чтобы
найденный въ имуществѣ преступника Анненкова 60 ты-
сячъ рублей были истребованы обратно отъ наслѣдни-
ковъ его и отданы ясенѣ его Полинѣ Анненковой,
Прижитой же съ нею преступникомъ Анненковымъ
дочери дозволить носить фамилію Анненковой, "5 не пре-
доставляя ей впрочемъ нпкакихъ другихъ правъ по
роду (рожденію) и наслѣдію законами опредѣленныхъ".

Ннненкова вт> Читѣ.

Чита стоитъ на горѣ, такъ что я увидѣла ее изда-
лека, къ тому же бурятъ, который везъ меня, показалъ
мнѣ пальцемъ, какъ только Чита открылась нашпмъ
глазамъ. Это смѣтливые люди: они уже успѣли шрн-
глядѣться къ наш имъ дамамъ, которыя туда ѣхали,
одна за другою.

*) Перовояъ съ франдузскаго.

— 230 —

Чита нынѣ (1861 г.) уѣздный городъ; тогда это была
маленькая деревня, состоявшая изъ 18 только домовъ.
Тутъ былъ какой-то старый острогъ, куда первоначально
и помѣстили декабристов ъ.

Мы переѣхали маленькую рѣчку и въѣхали въ улицу,
въ концѣ которой и стоялъ этотъ острогъ. Недалеко
отъ острога былъ домъ съ балкономъ, а на балконѣ
стояла дама. Замѣтя повозку мою, она стала подавать
знаки, чтобы я остановилась, и стала настаивать, чтобъ
я зашла къ ней, говоря, что квартира, которую для
меня приготовили, еще далеко, и что тамъ можетъ быть
холодно.

Я приняла приглашеніе и, такимъ образомъ, позна-
комились съ Александрою Григорьевною Муравьевой);
это была чрезвычайно милая женщина, молодая, красивая,
симпатичная, $но ужасно раздражительная. Пылкая отъ
природы, воспріимчпвая, она слишкомъ все принимала
къ сердцу и съ трудомъ выносила и свое и общее
положеніе, и скоро сошла въ могилу, оставя по себѣ
самую свѣтлую память.

Въ Читу я спѣшила пріѣхать къ 5-му марта, день
рожденія Ивана Александровича, и мечтала, что тот-
часъ же по пріѣздѣ увижу его; даже на послѣдней
станціи я принарядилась; но Муравьева разочаровала
меня, объяснивъ, что не такъ легко видѣть заключен-
ныхъ, какъ я думала.

Въ началѣ ихъ пребыванія въ Читинскомъ острогѣ,
потомъ въ Петровской тюрьмѣ, соблюдались болыпія
строгости, всегда, правда, ^смягченный справедливымъ,
благороднымъ и великодушнымъ характеромъ комен-
данта Лепарскаго, который относился къ намъ, особенна
къ дамамъ, съ полнѣйшимъ снисхожденіемъ;5а мы часто
употребляли во зло его деликатность и высказывали
ему иногда очень непріятныя вещи, когда находили
какое-нибудь распоряженіе несправедливыми Добрый
старикъ всегда съ величайшимъ терпѣніемъ выслуши-

— 231 —

валъ насъ и старался успокоить. А какъ много зави-
сѣла отъ него наша жизнь! Тихая и покойная, она могла
сдѣлаться невыносимою при другнхъ отношеніяхъ Ле-
парскаго къ заключеннымъ!#Но онъ умѣлъ согласовать
исполненіе своего долга, своихъ обязанностей съ такою
деликатностію, что не давалъ никому чувствовать тяже-
лаго положенія, въ какомъ мы находились ; щадилъ всегда
самолюбіе, а съ дамами обходился какъ самый нѣжный
отецъ. Но все это мы поняли позже, и позлее оцѣнили
старика, а въ ту пору, когда я пріѣхала, дамы относи-
лись къ нему съ сильнымъ еще предубѣледеніемъ и на-
зывали §агс1іеп.

Всѣ правила, которымъ мы должны были подчиняться
тогда, я узнала отъ Александры Григорьевны Муравьевой
и отъ Елизаветы Петровны Нарышкиной, которая тогда
жила вмѣстѣ съ Муравьевой.
5 Нарышкина (рожденная Коновницына) была не такъ
привлекательна, какъ Муравьева; Нарышкина казалась
очень надменною и съ перваго раза производила не-
пріятное впечатлѣніе, далее отталкивала отъ себя, но
зато когда вы сближались съ этою женщиною, невоз-
можно было оторваться отъ нея, она приковывала всѣхъ
къ себѣ своею безпредѣльною добротою и необыкновен-
нымъ благородствомъ характера.

Комендантъ Лепарскій сейчасъ же выказалъ всю за-
ботливость, которою неутомимо окружалъ насъ во все
время своего начальства, приславъ сказать мнѣ, что
квартира моя готова, и на другой день пришелъ ко мнѣ
и самъ прочелъ разныя бумаги, официальный смыслъ
которыхъ я не могла усвоить, но поняла, что мы не
должны ни съ кѣмъ сообщаться, никого не принимать
къ себѣ и никуда не ходить, а главное запрещалось
передавать въ острогъ вино и чтобы то ни было изъ
спиртныхъ напитковъ. Тогда я сказала коменданту, что
готова подчиняться всѣмъ правиламъ, но что на счетъ
вина онъ подалъ мнѣ прекрасную мысль — употреблять

— 232 —

его въ кушаньяхъ, какія я, какъ француженка, умѣю
приготовить. Это очень насмѣшило старика, хотя онъ
увѣрялъ меня, что и въ кушаньяхъ запрещено упо-
треблять вино. Наконецъ, я сказала ему, что желаю
видѣть Ивана Александровича, что не напрасно же я
пріѣхала за шесть тысячъ верстъ; онъ объяснилъ, что
сдѣлаетъ распоряженіе, чтобъ привели мнѣ его. Въ то
время безъ особеннаго распоряжепія коменданта не при-
водили мужей къ женамъ, и то, чтобъ выпросить такое
разрѣшеніе — надо было представить важную причину...

Послѣ того какъ ушелъ отъ меня Лепарскій, часа
черезъ два, провели мимо моихъ оконъ нѣсколько моло-
дыхъ людей, окруженныхъ солдатами, но на этотъ разъ
безъ оковъ, такъ какъ они шли въ баню. На возврат-
номъ пути одинъ изъ нихъ отсталъ отъ солдатъ и по-
дойдя къ моему окну, въ которомъ я открыла форточку,
проговорилъ торопливо, что скоро проведутъ Ивана Але-
ксандровича Анненкова. Тогда я поставила на крыльцо
человѣкасъ приказаніемъ предупредить меня, какъ только
онъ увидитъ своего барина, а сама превратилась вся
въ ожиданіе. Четверть часа спустя человѣкъ вызвалъ
меня, и я увидѣла Ивана Александровича между сол-
датами, въ старомъ тулупѣ, съ разорванной подкладкою,
съ узелкомъ бѣлья, который онъ несъ подъ мышкою.

Подходя къ крыльцу, на которомъ я стояла, онъ ска-
залъ мнѣ:

„Раиііпе, сіезсепсіз ріиз ѵііе еі йоппе тоі іа, таіп".

Я сошла поспѣшно, но одинъ изъ солдатъ не далъ
намъ поздороваться — онъ схватилъ Ивана Александро-
вича Анненкова за грудь и отбросилъ назадъ. У меня
потедгаѣло въ глазахъ отъ негодованія, я лишилась
чувствъ п, конечно, упала бы, если бы человѣкъ не
поддерлсалъ меня.

Вслѣдъ за Иваиомъ Александровичемъ провели между
другими Михаила Александровича Фонвизина, бывшаго
до ссылки генерала. Я все стояла на крыльцѣ, какъ

— 233 —

прикованная; Фонвизинъ пріостановился и спросплъ о
женѣ своей, я успѣла сказать ему, что видѣла ее и
оставила здоровою. Только на третій день моего пріѣзда
привели ко мнѣ Ивана Александровича. Онъ былъ чище
одѣтъ, чѣмъ наканунѣ, потому что я успѣла уяге пере-
дать въ острогъ нѣсколько платья и бѣлья, но былъ
закованъ и съ трудомъ носилъ свои кандалы, поддер-
живая ихъ. Они были ему коротки и затрудняли каждое
движеніе ногами. Сопроволсдали его офицеръ и часовой,
послѣдпій остался въ передней комнатѣ, а офицеръ
уніелъ и возвратился черезъ два часа. Невозможно опи-
сать нашего перваго свиданія, той безумной радости,
которой мы предались, послѣ долгой разлуки, позабывъ
все горе и то ужасное пололіеніе, въ какомъ мы оба
находились въ эти минуты.

Наступилъ постъ, и какъ Иванъ Александровичъ ни
торопилъ коменданта Лепарскаго разрѣппіть намъ обвѣн-
чаться скорѣе, но приходилось ждать. Наконецъ, былъ
назначенъ день нашей свадьбы, и именно 4 апрѣля
1828 года.$ Самъ Лепарскій вызвался быть нашимъ по-
саженнымъ отцомъ, а посаженною матерью была Наталья
Дмитріевна Фонвизина, вскорѣ послѣ меня пріѣхавшая
въ Читу. Добрѣйшій старикъ позаботился приготовить
образъ, которымъ благословилъ пасъ по русскому обы-
чаю, несмотря на то, что самъ былъ католпкъ. Отверг-
нуть его предложеніе — замѣнить намъ отца — я не
могла, но образъ не приняла. Теперь не могу простить
себѣ такую необдуманную выходку, въ которой я много
разъ потомъ раскаивалась и которая въ то время очень
обидѣла старика. Но я уже сказала — съ какимъ пре-
дубѣладеніемъ всѣ мы смотрѣли тогда на Лепарскаго,
котораго только потомъ оцѣнили. И мой легкомыслен-
ный поступокъ онъ такъ лее великодушно простилъ мнѣ,
какъ прощалъ многое всѣмъ намъ, снисходя всегда на-
шей молодости и тому пололсенію, въ какомъ мы на-
ходились.

— 234 —

4 апрѣля 1828 года съ утра начались приготовле-
ния; всѣ дамы хлопотали принарядиться, какъ только
это было возможно сдѣлать въ Читѣ, гдѣ, впрочемъ,
ничего нельзя было достать, даже свѣчей не хватило,
чтобы освѣтить церковь прилично торжеству. Тогда
Елизавета Петровна Нарышкина употребила воско- '
выя свѣчи, привезенный ею съ собою, и освѣщеніе
вышло очень удачное. Шафера непремѣнно желали быть
въ бѣлыхъ галстукахъ, которые я имъ и устроила изъ
батистовыхъ платковъ и даже накрахмалила воротнички,
какъ слѣдовало для такой церемоніи. Экипажей, конечно,
ни у кого не было. Лепарскій, отъѣхавъ въ церковь,
прислалъ за мной свою коляску, въ которой я и по-
ѣхала съ Натальей Дмитріевной Фонвизиной. Старикъ
встрѣтилъ насъ торжественно у церкви и подалъ мнѣ
руку. Но такъ какъ отъ великаго до смѣшного одинъ
шагъ, какъ сказалъ Наполеонъ, такъ тутъ грустное и
веселое смѣшалось вмѣстѣ. Произошла путаница, кото-
рая всѣхъ очень забавляла и долго потомъ заставляла
шутить надъ старикомъ. Мы съ нимъ оба, какъ като-
лики, весьма рѣдко раньше бывали въ русской церкви
и не знали, какъ взойти въ нее, между тѣмъ народу
толпилось пропасть у входа, когда мы подъѣхали, и
пока Лепарскій высаживалъ меня изъ коляски, мы и не
замѣтили съ нимъ, какъ Наталья Дмитріевна исчезла
въ толпѣ и пробралась въ церковь, которая, на нашу
бѣду, была двухэтажная. Не знаю почему старику пока-
залось, что надо итти наверхъ, между тѣмъ лѣстница
была уяіасная, а Лепарскій былъ очень тученъ и мы
съ большимъ трудомъ взошли наверхъ; тамъ только за-
мѣтили свою ошибку и должны были спуститься снова
внизъ. Между тѣмъ въ церкви всѣ уже собрались и
недоумѣвали — куда я могла пропасть съ комендантомъ.
Это происшествіе развлекло всѣхъ и когда мы появи-
лись — насъ весело встрѣтили, особенно шутили наши
дамы, который уже находились въ церкви и были ему-

— 235 —

щены тѣмъ, что невѣста исчезла. *Не было только одной
изъ насъ — это Александры Григорьевны Муравьевой,
которая наканунѣ только получила извѣстіе о смерти
своей матери графини Чернышевой, остальныя всѣ:
Нарышкина, Давыдова, Энтальцева, княгиня Болкон-
ская и княгиня Трубецкая присутствовали при цере-
моніи.

9 Веселое настроеніе исчезло, шутки замолкли, когда
привели въ оковахъ жениха и его двухъ товарищей,
Петра Николаевича Свистуиова и Александра Никитича
Муравьева, которые были нашими шаферами. 'Оковы
сняли имъ на паперти. Церемонія продолжалась недолго,
священникъ торопился, иѣвчихъ не было. По окончаніи
церемоніи всѣмъ тремъ, т.- е. жениху и шаферамъ,
надѣли снова оковы и отвели въ острогъ. Дамы всѣ
проводили меня домой. Квартира у меня была очень
маленькая, мебель вся состояла изъ нѣсколькихъ стульевъ
и сундука, на которыхъ мы кое-какъ всѣ размѣстились.
^Спустя нѣсколько времени плацъ-адъютантъ Розен-
бергъ привелъ Ивана Александровича, но не болѣе какъ
на полчаса.

Только на другой день нашей свадьбы удалось намъ
съ Иваномъ Александровичемъ посидѣть подольше; его
привели ко мнѣ на два часа, и это была большая милость,
сдѣланная комендантомъ. Почти во все время нашего
пребыванія въ Читѣ заключенныхъ не выпускали изъ
острога, и вначалѣ мужей приводили къ женамъ только
въ случаѣ серіозной болѣзни послѣднихъ и то на это
надо было испросить особенное разрѣшеніе коменданта.
Мы же имѣли право ходить въ острогъ на свиданіе
черезъ два дня въ третій. Тамъ была назначена малень-
кая комната, куда приводили къ намъ мужей въ сонро-
вожденіи делсурнаго офицера.

Въ тѣ дни, когда нельзя было итти въ острогъ, мы
ходили къ тыну, которымъ онъ былъ окруженъ; первое
время насъ гоняли, но потомъ привыкли къ намъ и не

— 236 —

обращали вниманія. Мы брали съ собою ножики и
выскабливали въ тынѣ скважинки, сквозь которыя можно
было говорить; иногда садились у тына, когда попадался
подъ руку какой-нибудь обрубокъ дерева. Объ этихъ
посѣщеніяхъ упоминаетъ князь Александръ Ивановичъ
Одоевскій въ своемъ прекрасномъ стпхотвореніи, по-
свящешгомъ княгинѣ Волконской:

И каждый день садились у ограды

II сквозь нее небесныя уста

По каплѣ имъ точили медь отрады...

Когда привезли въ Читу Ивана Александровича съ
его товарищами, острогъ, въ которомъ они были помѣ-
шены позже, тогда отдѣлывался, и потому ихъ помѣстили
въ старомъ полуразвалившемся зданіи, гдѣ останавли-
вались ранѣе партіи арестантовъ. Несмотря на то, что
зданіе это было полусгнившее, а зима была жестокая,
они должны были, однакожъ, провести тамъ всю вторую
половину зимы, такъ какъ другого помѣщенія не было.
Спали они на нарахъ и первое время ни у кого не
было ни постели ни бѣлья. Тогда нашлась въ Читѣ
одна добрая душа, которая сколько могла прибѣгала на
помощь заключеннымъ. Это была Филицата Осиповна
Смольянинова, жена начальника рудниковъ, женщина,
не получившая образования, но отъ природы одарен-
ная чрезвычайно благороднымъ сердцемъ и необык-
новенно твердымъ характеромъ; она была способна
понимать самыя возвышенныя мысли и принимала жп-
вѣйшее участіе во всѣхъ декабристахъ, но Иваномъ
Алексаидровичемъ она особенно интересовалась, потому
что онъ былъ внукъ Якобія, намѣстника Сибири, кото-
раго Смольянинова помнила п къ которому сохранила
безпредѣльную преданность. Для меня она была самою
•нѣжною и заботливою матерью; мы просиживали вмѣстѣ
по цѣлымъ часамъ, несмотря на то, что не могли гово-
рить ни на какомъ языкѣ, такъ какъ она не знала

— 237 —

французскаго, а я не выучилась еще въ то время гово-
рить по-русски; не знаю какимъ образомъ, только ыы
отлично понимали другъ друга. Филицата Осиповна по-
заботилась прислать Ивану Александровичу тюфякъ и
подушку, безъ которыхъ не совсѣмъ было хорошо спать
на нарахъ; потомъ прислала бѣлья, въ которомъ онъ
нуждался до моего пріѣзда, и очень часто присылала
въ острогъ разной провпзіи, особенно пироговъ, кото-
рые въ Сибири дѣлаютъ въ совершенствѣ.

Между тѣмъ, осужденные всё прибывали и помѣще-
ніе становилось невыносимо тѣснымъ. Наконецъ, къ осени
1827 года, былъ оконченъ временной острогъ, который
былъ назначенъ для нихъ исключительно, но и тамъ
было немного лучше. До 70 человѣкъ должны были
размѣститься въ 4 комнатахъ; спать приходилось
также на нарахъ, гдѣ каждому было отведено очень
немного мѣста, такъ что надо было очень осторожно
двигаться, чтобы не задѣвать сосѣда; шумъ отъ оковъ
былъ невыносимый. Но молодость, здоровье, а главное
дружба, которая связывала всѣхъ, помогали переносить
невзгоды.

Оковы очень стѣсняли узниковъ, казенный были очень
тяжелы и, главное, коротки, что особенно для Ивана
Александровича было очень чувствительно, такъ какъ
онъ былъ высокаго роста. -^Тогда я придумала заказать
другія оковы, легче и цѣпи длиннѣе. Андрей мой угостилъ
кузнеца, и оковы былп живо сдѣланы. Ихъ надѣли Ивану
Александровичу, конечно, тайкомъ и тоже съ помощію
угощенія, а казенныя я спрятала у себя и возвратила,
когда оковы были сняты съ узниковъ, а свои сохра-
нила на память. Изъ нихъ впослѣдствіи было сдѣлано
много колецъ на память и нѣсколько браслетовъ.

Стража въ Читѣ состояла изъ пнвалидовъ и часто
намъ приходилось сносить дерзости этихъ солдатъ, не-
смотря на то, что комендантъ очень строго взыскивалъ
съ нихъ за малѣйшую грубость, сами заключенные имъ

— 238 —

охотно прощали, сознавая, что они это дѣлали по глу-
пости своей; гораздо было чувствительнѣе и обиднѣе,
когда изъ офицеровъ попадались такіе, которые пре-
вратно понимали свои обязанности и позволяли себѣ гру-
бый выходки, желая, вѣроятно, выслужиться или думая,
что исполняютъ свой долгъ, такъ какъ изъ Петербурга,
кажется, если не ошибаюсь, было приказаніе говорить
„ты" заключенными

Такимъ образомъ Иванъ Александровичъ былъ, од-
нажды, выведенъ изъ терпѣнія однимъ старымъ капи-
таномъ, который позволилъ себѣ сказалъ ему:

— Открой твой чемоданъ.

На что Иванъ Александровичъ отвѣчалъ ему :

— Открой самъ.

Потомъ этотъ капитанъ сознался мнѣ, что жестоко
струсилъ, когда Иванъ Александровичъ отвѣчалъ ему, —
такъ онъ былъ страшенъ въ эту минуту отъ иегодо-
ванія. Я была въ милости у этого капитана за то, что
сравнила его однажды съ Наполеономъ I. За такой
комплиментъ онъ приводилъ ко мнѣ Ивана Александро-
вича раньше другихъ и приходилъ за нимъ на полчаса
позже. Это, конечно, служитъ доказательствомъ того,
что злобы на насъ эти люди никакой не питали.

По пріѣздѣ въ Читу всѣ дамы жили на квартирахъ,
которыя нанимали у мѣстныхъ жителей, а потомъ мы
вздумали строить себѣ дома, и рѣшительно не понимаю,
почему комендантъ не воспротивился этому, такъ какъ
ему было уже пзвѣстно, что въ Петровскомъ заводѣ
было назначено выстроить тюремный замокъ для помѣ-
щенія декабристовъ ; хотя, конечно, дома наши, выстроен-
ные въ родѣ крестьянскихъ избъ, не особенно дорого
стоили, но все-таки это была напрасная трата денегъ,
такъ какъ мы оставались въ Читѣ только три съ половиною
года, что не могло не быть пзвѣстно заранѣе коменданту.

Мѣстоположеніе въ Читѣ восхитительное, климатъ
самый благодатный, земля чрезвычайно плодородная,

— 239 —

между тѣмъ, когда мы туда пріѣхали, никто изъ жите-
лей не думалъ пользоваться всѣми этими дарами при-
роды, никто не сѣялъ, не садилъ и не имѣлъ даже
малѣйшаго понятія о какихъ бы то ни было овощахъ;
это заставило меня заняться огородомъ, который я раз-
вела около своего домика; тутъ неподалеку была рѣка
и съ сѣверной стороны огородъ былъ защищенъ горой.
При такихъ условіяхъ овощи мои достигли изумитель-
ныхъ размѣровъ. Растительность по всей Сибири по-
истинѣ удивительная, и особенно это насъ пораясало
въ Читѣ.

Когда настала осень и овощи созрѣли, я послала
солдата, который служилъ у меня и находился при ого-
родѣ, принести мнѣ кочанъ капусты; онъ срубилъ два
и не могъ ихъ донести, такъ они были тяжелы, —
пришлось привезти эти два кочана въ телѣгѣ. Я изъ
любопытства приказала свѣсить ихъ и оказалось въ двухъ
кочанахъ 2 пуда 1 фунтъ вѣсу. Мнѣ некуда было дѣвать
всего, что собрали въ огородѣ, и я завалила овощами
цѣлую комнату въ моемъ новомъ домѣ. Трудно себѣ пред-
ставить, какихъ размѣровъ были эти овощи (топзігез):
свекла была по 20 ф., рѣпа по 18 ф., картофель по
9 ф., морковь по 8 ф. Конечно, мы выбирали самыя
крупныя, но все-таки я увѣрена, что нигдѣ никогда не
росло ничего подобнаго. Овощи всѣмъ намъ очень при-
годились въ продолженіе зимы; потомъ и другіе заня-
лись огородами.

Иванъ Александровичъ съ трудомъ переносилъ казен-
ную пищу, на которую казна отпускала деньги, но
довольно скудно, такъ что обѣдъ въ острогѣ состоялъ
изъ щей и каши большею частью; я калсдый день по-
сылала ему обѣдъ, который приготовляла сама; главное
неудобство состояло въ томъ, что у меня не было плиты,
о которой въ то время въ Читѣ никто, кажется, не
имѣлъ и понятія; кухарки были очень плохія, и я
ухитрилась варить и жарить на трехъ жаровняхъ, ко-

— 240 —

торыя помѣщались въ сѣняхъ. Когда я нереѣхала въ
свой домъ въ октябрѣ мѣсяцѣ, то тамъ была уже устроена
плита, и дамы наши часто приходили ко мнѣ посмотрѣть,
какъ я приготовляю обѣдъ, и просили научить ихъ то
сварить супъ, то состряпать пирогъ, но когда дѣло до-
ходило до того, что надо было взять въ руки сырую
говядину или вычистить курицу, то не могли преодо-
лѣть отвращенія къ такой работѣ, несмотря на всѣ
усилія, какія дѣлали надъ собой. Тогда наши дамы со
слезами сознавались, что завидуютъ моему умѣнью все
сдѣлать, и горько жаловались на самихъ себя за то,
что не умѣли ни за что взяться, но въ этомъ была не
ихъ вина конечно: воспитаніемъ онѣ не были приго-
товлены къ такой жизни, какая выпала на ихъ долю,
а меня съ раннихъ лѣтъ пріучила ко всему нужда.

Мы каждый день почти были всѣ вмѣстѣ; иногда
ѣздили верхомъ на бурятскихъ лошадяхъ въ сопрово-
жденіи бурята, который ѣхалъ за нами съ колчанолъ
и стрѣлами — какъ амуръ.

Однажды вечеромъ собрались ко мнѣ всѣ дамы: это
было въ сентябрѣ мѣсяцѣ, когда вечера становятся до-
вольно длинные. Этотъ вечеръ былъ восхитительный,
но страшная темнота покрывала все кругомъ, только
ярко блестѣли звѣзды, которыми небо было усыпано.
Домикъ, занимаемый мною, стоялъ совсѣмъ въ концѣ
села, и на довольно болыпомъ разстояніи отъ домиковъ,
занимаемыхъ другими дамами. За нимъ была поляна,
а дальше густой лѣсъ, передъ окнами черезъ улицу
былъ страшный обрывъ, внизу прекрасный лугъ, оро-
шаемый рѣкою Янгодою. Видъ изъ оконъ былъ безпо-
добный и я часто просиживала по цѣлымъ часамъ,
любуясь имъ, а вечеромъ выходила посидѣть на кры-
лечко. Въ это время обыкновенно царствовала глубокая
тишина и спокойствіе, природа безмолствовала, не слышно
было человѣческаго голоса. Въ этотъ вечеръ, о кото-
ромъ я говорю, какъ всегда, сидѣла я на крылечкѣ и

— 241 —

распѣвала французскіе романсы. Вдругъ послышались
громкіе голоса, и воздухъ огласился звонкимъ смѣхомъ.
Я тотчасъ же узнала нашихъ дамъ; онѣ шли, воору-
женный огромными палками, а впереди ихъ шелъ ссыль-
ный еврей, который жилъ у А.Г.Муравьевой; шелъ
онъ съ фонаремъ въ рукахъ и освѣщалъ дорогу. Мы
радостно поздоровались, гости объявили мнѣ, что они
голодны, что у нихъ нѣтъ провизіи и что я должна
ихъ накормить; они знали, что у меня всегда въ запасѣ
что-нибудь, потому что я все дѣлала сама; я была,
конечно, рада видѣть ихъ и принялась хлопотать: на-
шелся поросенокъ заливной, ліареная дичь, потомъ мы
отправились въ огородъ за салатомъ съ Елизаветою
Петровною Нарышкиною, которая съ фонаремъ свѣтила
мнѣ. Ужинъ былъ готовь, но пить было нечего. Оты-
скался, впрочемъ, малиновый сиропъ. Къ счастію, всѣ
были не разборчивы, а главное желудки были молодые
.,и. здоровые, и поросенокъ и салатъ прекрасно запива-
лись малиновымъ сиропомъ. Все это веселило насъ и
заставляло хохотать, какъ хохочутъ маленькія дѣвочки.

Надо сознаться, что много было поэзіи въ нашей
жизни. Если много было лишеній, труда и всякаго горя,
зато много было и отраднаго. Все было общее — печали
и радости, все раздѣлялось, во всемъ другъ другу со-
чувствовали. Всѣхъ связывала тѣсная дружба, а дружба
помогала переносить непріятности и заставляла забы-
вать многое. Долго мы сидѣли въ описываемый вечеръ.
Поужинавъ и нахохотавшись досыта, дамы отправились
домой.

Во все время нашего пребыванія въ Читѣ мы не
имѣли права дерлсать наши деньги у себя, и должны были
отдавать ихъ коменданту, а потомъ просить всякій разъ,
когда являлась нужда въ нихъ; въ расходахъ мы отда-
вали отчетъ коменданту и представляли счета. Такимъ
образомъ мнѣ пришлось однажды просить Лепарскаго
выдать мнѣ 500 рублей, что онъ и не замедлилъ испол-

В. ПОКРОВСКІЙ. ЖЕНЫ ДЕКЛБРИСТОВЪ. 16

— 242 —

нить. Но едва писарь передалъ мнѣ эти деньги, какъ
вслѣдъ за нимъ вошелъ ко мнѣ одинъ поселенецъ, ко-
торый жилъ въ томъ л;е доыѣ, гдѣ я нанимала квартиру.

Этотъ человѣкъ былъ мною облагодѣтельствованъ.
Незадолго предъ этимъ я устроила его свадьбу и все
время помогала ему. Тутъ онъ явился, по всей вѣроят-
ности, не съ добрымъ намѣреніемъ, потому что былъ
очень взволнованъ и даже съ трудомъ могъ объяснить
причину своего посѣщенія, едва выговаривая, заикаясь,
что проситъ дать ему утюгъ. Въ ту минуту мнѣ не
пришло въ голову ни малѣйшаго подозрѣнія, и хотя
мнѣ казалось страннымъ, что онъ такъ встревоженъ,
но я готова была исполнить его просьбу и улсе нагну-
лась, чтобы достать большой, тяжелый утюгъ, изъ подъ-
скамейки, на которой сидѣла, какъ вдругъ дверь отво-
рилась и вошелъ мясникъ за деньгами. Тогда мой
поселенецъ бросился со всѣхъ ногъ изъ комнаты, не
дожидаясь утюга. Мясникъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ
на меня и спросилъ — зачѣмъ я пускаю такихъ людей
къ себѣ; а когда я объяснила, что тотъ приходилъ за
утюгомъ, тогда мясникъ объявилъ, что или утюгъ слу-
жилъ только предлогомъ, или этотъ человѣкъ имѣлъ
намѣреніе воспользоваться утюгомъ, чтобы, если не
убить меня, то ошеломить, зная, что я получила деньги,
которыя въ ту минуты открыто лежали у меня на столѣ.
Тогда только я поняла — какой подвергалась опасности.

Нѣсколько дней спустя послѣ этого происшествія ко
мнѣ пришелъ на свиданіе Иванъ Александровичъ. Все
это происходило въ іюлѣ мѣсяцѣ, когда стояли нестер-
пимыя лсары. Обыкновенно я приготовляла закусить,
когда лдала его къ себѣ. Онъ поѣлъ немного и прилегъ
на кровать отдохнуть, но вскорѣ попросилъ нить; тогда,
пріотворивъ дверь, я попросила часового сказать Андрею
подать стаканъ квасу ; онъ довольно долго заставилъ ждать
себя, а Ивану Александровичу очень хотѣлось пить, такъ
что я взяла стаканъ изъ рукъ Андрея и второпяхъ подала

— 243 —

его. Иванъ Александровичъ разомъ выпилъ весь стаканъ,
но съ послѣднимъ глоткомъ остановился и сказалъ мнѣ,
что проглотилъ что-то очень непріятное. Я испугалась,
думая не пчела ли это, такъ какъ мухъ и пчелъ было
очень много; но Иванъ Александровичъ объяснилъ, что
это было что-то круглое и довольно твердое, какъ орѣхъ.
Потомъ ему было немного тошно, и скоро настало время
вернуться въ острогъ. Я осталась очень встревоженная.
На другой день, какъ только было возможно, я побѣ-
жала къ тыну. Ко мнѣ выіпелъ Петръ Николаевичъ
Свистуновъ и сначала объяснилъ, что Иванъ Але-
ксандровичъ захворалъ, что ему ночью было очень не-
хорошо, а потомъ спросилъ, что онъ ѣлъ у меня. Я
отвѣчала, что кромѣ супа и жаркого ничего, и что это
никакъ не могло повредить ему, такъ какъ все, по
обыкновенію, было приготовлено мною самой. Вскорѣ
подошелъ и Иванъ Александровичъ; я изумилась, когда
увидѣла его сквозь скважинку: онъ былъ страшно блѣ-
денъ, лицо его осунулось и невѣроятно постарѣло. Онъ
подошелъ ко мнѣ и сказалъ, что подозрѣваетъ, что
Андрей далъ ему что-то въ квасѣ. И действительно,
странно было и что онъ проглотилъ, п симптомы, ко-
торые заставили доктора подозрѣвать.дѣйствіе мышьяка.
Когда Ивану Александровичу сдѣлалось дурно, онъ упалъ
на полъ, совершенно лишившись цувствъ; открылась
снльнѣйшая рвота; тогда мальчикъ, который приелужн-
живалъ въ тюрьмѣ, началъ кричать, что Анненкова
отравили, и прежде чѣмъ успѣли позвать доктора, этотъ
мальчикъ успѣлъ сбѣгать куда-то за молокомъ и заста-
вплъ выпить Ивана Александровича почти всю крынку.
Въ Сибири въ большомъ употребленіи мышьякъ, и тамъ
нерѣдки случаи отравленія, если питаютъ злобу на кого,
а молоко пзвѣстно, какъ противоядіе, поэтому неудиви-
тельно, что мальчикъ такъ отнесся въ данномъ случаѣ.
Не успѣла я успокоиться послѣ этихъ двухъ непріят-
лостей, какъ случилась третья. Тѣ двѣ тысячи, который

іб*

— 244 —

я сберегла въ волосахъ, когда въ Иркутскѣ пришли
осматривать мои вещи, хранились у меня на черный
день и хранились съ большими предосторожностями,
потому что, какъ я уже сказала, мы не имѣли права
держать у себя денегъ. Про эти двѣ тысячи никто рѣ-
шительно не могъ знать, кромѣ Андрея, которому, вѣ-
роятно, было извѣстно, по крайней мѣрѣ приблизительно,
сколько было со мной денегъ, когда я выѣхала изъ
Москвы; къ тому жъ я потомъ спохватилась, что онъ
однажды видѣлъ у меня въ рукахъ портфель, въ кото-
ромъ лежали эти деньги. Портфель я прятала съ раз-
ными вещами въ сундукъ, за неимѣніемъ мебели въ
Читѣ, а сундукъ запирался очень крѣпкимъ замкомъ.
Однажды вечеромъ, пока, я еидѣла у княгини Трубец-
кой, ко мнѣ прибѣжалъ впопыхахъ ыальчикъ, сынъ
моей хозяйки, и разсказалъ, что въ моей компатѣ вы-
ломали окно, замокъ въ сундукѣ сломали и вещи раз-
бросали по комнатѣ. Я тотчасъ же пошла домой и нашла,
что вещи хотя и были разбросаны, но всѣ были цѣлы,
не оказалось только одного портфеля съ деньгами. Мнѣ
не такъ было досадно іготерять 2000, какъ непріятно
объявлять объ этомъ коменданту; между тѣмъ скрыть
отъ него подобный случай не было возможности и я
вынуждена была во всемъ ему признаться. Человѣка
моего и того поселенца, который приходилъ ко мнѣ за
утюгомъ, посадили на гауптвахту, потому что всѣ имѣли
на нихъ сильный подозрѣнія. У Андрея, когда осмотрѣлн
сундукъ, нашли разныя вещи, пропадавшія у меня раньше.
Въ честности его я тѣмъ болѣе имѣла причины сомнѣ-
ваться, что дорогой замѣчала, что онъ страшно обсчи-
тывалъ меня на прогонахъ. Поселенца особенно подо-
зрѣвала хозяйка дома, гдѣ я жила. Оба обвиняемые
просидѣли на гауптвахтѣ 5 мѣсяцевъ, по прошествіи
которыхъ вынуждены были ихъ выпустить, такъ какъ
не имѣлось противъ нихъ явныхъ уликъ. Но вскорѣ
послѣ того, какъ выпустили ихъ, мальчикъ сосѣдняго

— 245 —

дома нашелъ подъ окномъ у меня свертокъ въ грязной
бумажкѣ и тотчасъ же принесъ его матери своей; та,
развернувъ его, нашла 1000 рублей и была такъ честна,
что немедленно заявила объ этомъ коменданту. Предпо-
лагая, что эта 1,000 изъ моихъ денегъ, комендантъ
сдѣлалъ распоряяіеніе возвратить ихъ мнѣ, но другая
тысяча не отыскалась. Андрей въ пьяномъ видѣ хвасталъ,
что остальныя деньги перешли въ руки чиновниковъ,
производившихъ слѣдствіе.

Вообще человѣкъ этотъ надѣлалъ мнѣ много непріят-
ностей, и я не разъ раскаявалась, что уступила его
желанію ѣхать со мной. Онъ все болѣе и болѣе пьян-
ствовалъ и съ этимъ вмѣстѣ буянилъ ужасно, колотилъ
кухарокъ, такъ что ни одна не хотѣла жить у меня,
и, наконецъ, сдѣлался невыносимо грубъ. Ивана Але-,
ксандровича онъ вовсе не любилъ и относился къ нему
такъ, что мнѣ не разъ пришлось убѣдиться, что онъ
не хотѣлъ вернуться изъ Иркутска въ Москву не столько
изъ привязанности къ своему барину, какъ увѣрялъ
меня, сколько по какимъ-нибудь другимъ причинамъ.
Трудно рѣшить какія это были причины, и хотя проис-
шествіе со стаканомъ кваса невольно вызывало во всѣхъ
мысль объ отравѣ, но оно осталось тайною и изслѣдо-
вать — насколько могли быть вѣрны подозрѣнія — въ
этомъ случаѣ было чрезвычайно трудно. Знаю только,
что чедовѣкъ этотъ сдѣлался для меня положительно
невыносимъ, но мы такъ были стѣснены нашимъ поло-
женіемъ, что надо было дѣйствовать очень осторожно,
чтобъ отдѣлаться и развязаться съ Андреемъ.

Въ концѣ декабря мѣсяца 1828 года я была обра-
дована новою милостью, дарованною мнѣ государемъ
императоромъ. Николай Павловичъ еще разъ снизошелъ
къ моей просьбѣ и доказалъ, что если онъ былъ строгъ
и неумолимъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ, зато умѣлъ быть
велико душнымъ и справедливымъ.

Можетъ быть, то, что онъ сдѣлалъ, было внѣ закона,

— 246 —

но онъ властію своею обезпечилъ существованіе всей
моей семьи, пначе намъ нечѣмъ было бы жить въ Сибири.

Надо объяснить, что когда я пріѣхала въ Читу и
сказала Ивану Александровичу, что мать его поручила
мнѣ передать ему, что помѣститъ въ ломбардъ на мое
имя капиталъ въ 300 тысячъ, какъ только продастъ
одно изъ своихъ симбирскихъ имѣній, онъ отвѣчалъ
мнѣ, что лучше меня знаетъ мать свою и увѣренъ, что
она никогда ничего не сдѣлаетъ ни для него ни для
меня; потомъ очень упрекалъ меня за то, что я не за-
явила правъ своихъ на 60 тысячъ, которыя были ото-
браны у него при арестѣ и которыя онъ, дѣйствительно,
предназначить мнѣ; наконецъ, заставилъ написать Ди-
бичу и просить его представить государю просьбу мою
о возвращеніи мнѣ этихъ денегъ и о дарованіи дочери
нашей фамиліи Анненковой.

Дибичъ представилъ просьбу мою и государь даровалъ
все, о чемъ я просила.

Комендантъ Лепарскій пріѣхалъ ко мнѣ въ мундирѣ
объявить милость государя и привезъ слѣдующую бу-
магу, а также и деньги всѣ 60 тысячъ, съ которыми
была страшная возня, такъ какъ въ Читѣ невозможно
было ихъ держать и пришлось хлопотать, во-первыхъ,
перевести на мое имя, а потомъ отослать въ Москву,
гдѣ онѣ и были помѣщены. Лепарскій, прочитавъ
мнѣ самъ указъ сената, передалъ мнѣ копію съ онаго,
за № 78846:

Указъ его императорскаго величества самодержца всероссій-
скаго изъ правнтельствующаго сената господину тайному со-
вѣтнику иркутскому и енисейскому генералъ-губернатору и
кавалеру Александру Степановичу Жавинскому. Правитель-
ствующій сенатъ слушали предложеніе господина тайнаго
совѣтника, сенатора, управляющего министерствомъ юстиціи
и кавалера, князя Алексѣя Алексѣевича Долгорукова, что
господинъ товарищъ начальника главнаго штаба его импера-
торскаго величества, отъ 16-го сего ноября, сообщилъ ему,
господину управляющему, что государственный преступникъ

— 247 —

Анненковъ, бывшій поручикъ Кавалергардская» полка, до осу-
ждения его верховнымъ уголовнымъ судомъ, прижилъ неза-
конную дочь съ иностранкою Полиною Гебль, съ которою
впослѣдствіи, съ высочайшая разрѣшенія, вступилъ въ закон-
ный бракъ, находясь уже по осужденіи его въ Сибири, въ катор-
жной работѣ. При арестованіи Анненкова оказались въ числѣ
имущества его на 60 тысячъ рублей ломбардныхъ билетовъ,
которые по осужденіи его отданы были матери его, статской
совѣтницѣ Анненковой.- За симъ жена означенная преступ-
ника Полина Анненкова утруждала государя императора все-
подданнѣйшимъ прошеніемъ, что мужъ ея еще до осужденія
его опредѣлилъ ей вышеупомянутые 60 тысячъ рублей и сіе
назначеніе извѣстно было жительствующей въ Москвѣ матер»
его, статской совѣтницѣ Анненковой, съ согласія коей оно
и послѣдовало, но наслѣдники его оспариваютъ сіи деньги,
почему всеподданнѣйше просила повелѣть возвратить ей оныя;
прижитой же ею съ Анненковымъ 'дочери дозволить носить
фамилію Анненкова.

По высочайшей государя императора волѣ, вслѣдствіе сего
прошенія воспослѣдовавшей, спрашивана была статская со-
ветница Анненкова, согласна ли она возвратить женѣ ея
сына 60 тысячъ рублей и желаетъ ли, чтобы дочь ихъ, при-
житая до осужденія, носила имя Анненкова?

На сіе статская совѣтница Анненкова сдѣлала отзывъ, что
ей. дѣйствительно извѣстно было, что 60 тысячъ рублей, у
сына ея при арестованіи его оказавшіеся, назначены были
въ пользу жены его Полины, на что она, Анненкова, какъ
прежде была, такъ и теперь, согласна, но впослѣдствіи на-
слѣдники сына ея, оспаривая деньги сіи, взяли оныя отъ нея
посредствомъ присутственнаго мѣста; что же касается до пре-
доставленія дочери сына ея носить фамилію Анненкова, то
она сочтетъ сіе за особую монаршую милость.

Государь императоръ, пріемля во всемилостивѣйшее вни-
ланіе, что преступникъ Анненковъ назначилъ нынѣшней женѣ
его 60 тысячъ рублей съ согласія его матери, и что дочь
сего преступника прижита имъ до осужденія его, Высочайше
повелѣть соизволилъ, чтобы - найденные въ имущсствѣ пре-
ступника Анненкова 60 тыс. рублей истребованы были обратно
отъ наслѣдниковъ его и отданы женѣ его Полинѣ Анненко-
вой ; прижитой же съ нею преступникомъ Анненковылъ дочери
дозволить носить фамилію Анненковой, не предоставляя ей,
впрочемъ, никакнхъ другихъ правъ по роду и наслѣдію, за-
конами опредѣленныхъ.

— 248 —

О таковомъ высочайшемъ повелѣніи онъ, господинъ упра-
вляющій министерствомъ юстиціи, предложилъ правительствую-
щему сенату для зависящаго къ исполнение онаго распоряжения.
Приказали. Во исполненіе высочайшаго его императорскаго
величества повелѣнія учинить слѣдующее: 1) объ истребованіи
отъ наслѣдниковъ Анненкова обратно 60 тысячъ рублей и
немедленномъ доставленія ихъ женѣ его, Полинѣ Анненковой,
и о объявленіи о семъ высочайшемъ повелѣніи матери Аннен-
кова — статской совѣтницѣ Анненковой, предписать москов-
скому губернскому правленію; 2) о объявленіи сего высочайшаго
повелѣнія ей, Полинѣ Анненковой,- для учиненія о томъ
распоряженія по Сибири, гдѣ нынѣ сія Анненкова находится,
предписать вамъ, господину генералъ-губернатору и кавалеру
и господину генералъ-губернатору Вельяминову, о томъ по-
слать указы. Ноября 30 дня 1328 года. Подлинный подпи-
санъ: въ должности оберъ-секретаремъ Л. Куцъ, скрѣпленъ
секретаремъ Соловъевымъ, справленъ сенатскимъ регистраторомъ
Торсковымъ" .

16 марта 1829 года у меня родилась дочь, которую
назвали въ честь бабушки Анною, у Александры Гри-
горьевны Муравьевой родилась Ионушка, у Давыдовой
сынъ Вака. Насъ очень забавляло, какъ старикъ нашъ
комендантъ былъ смущенъ, когда узналъ, что мы бе-
ременны, а узналъ онъ это изъ нашихъ иисемъ, такъ
какъ былъ обязанъ читать ихъ. Мы писали своимъ
роднымъ, что просимъ прислать бѣлья для ожидаемыхъ
нами дѣтей; старикъ возвратилъ намъ письма и потомъ
пришелъ съ объясненіями:

— Маіз, тезйатез, регтейег-тоі йе ѵоиз йіге, —
говорилъ онъ запинаясь и въ болыпомъ смущеніи:
„ѵоиз п'аѵег раз 1е йгоіі сГёЧге еисеіпіез", потомъ при-
бавлялъ, желая успокоить насъ: „(^иаікі ѵоиз зегег
ассоисігёе, с'езі аиіге сіюзе".

Не знаю — почему ему казалось послѣднее болѣе
возможнымъ, чѣмъ первое. Когда родились у насъ дѣти,
мы занялись ими, хозяйствомъ, завели довольно много
скота, который въ Читѣ былъ баснословно дешевъ, и
весь 1829 годъ прошелъ довольно тихо; только одно
приключеніе со мною взволновало и встревожило меня.

— 249 —

Однажды Смолъянинова, съ которой я продолжала
быть въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, пришла ко
мнѣ съ извѣстіемъ, что отправляется изъ Нерчинска
караванъ съ серебромъ и что одинъ изъ унтеръ-офи-
церовъ, назначенныхъ сопровождать его, ея крестникъ.
Она говорила, что увѣрена въ скромности этого чело-
вѣка, и что можно безъ опасенія довѣрить ему письма
къ роднымъ. А такъ какъ мы были стѣснены въ нашей
перепискѣ, то я съ радостно ухватилась за этотъ случай,
чтобы написать Аннѣ Ивановнѣ Анненковой болѣе от-
кровенное и подробное письмо, а главное имѣла не-
осторожность вложить записку, написанную самимъ
Иванбмъ Александровичемъ къ матери его, правда,
очень коротенькую и совершенно невинную, но всѣмъ
заключеннымъ строго было воспрещено писать роднымъ.
Въ этомъ случаѣ дамы наши замѣняли секретарей и
поддерживали переписку. Каждая изъ насъ имѣла на
своемъ попеченіи по нѣскольку человѣкъ, отъ имени
которыхъ и писала родственникамъ. Болѣе всѣхъ вы-
падало на долю княгини Волконской и княгини Тру-
бецкой, такъ какъ онѣ лично были знакомы со многими
изъ родственниковъ заключенныхъ. Имъ приходилось
отправлять иногда отъ 20 до 30 писемъ заразъ. Заклю-
ченные же были совершенно лишены права писать во
все время, пока находились въ каторжной работѣ. Унтеръ-
офицеръ охотно согласился передать письмо мое, не
подозрѣвая, вѣроятно, насколько это было важно. Я же
ни какъ не могла предвидѣть того, что случилось по
неосторожности самого молодого человѣка.

Пріѣхавъ въ Москву, онъ поспѣшилъ передать письмо
Аннѣ Ивановнѣ, та приказала ему выдать 100 рублей.
А онъ не нашелъ ничего лучшаго сдѣлать, какъ сшить
себѣ мундиръ на эти деньги изъ тонкаго сукна для
представленія государю. Обыкновенно офицеры и унтеръ-
офицеры, сопровождавшіе караваны, должны были пред-
ставляться, и за исправное доставленіе серебра произ-

— 250 —

водились въ слѣдующіе чины. Конечно, въ такихъ
случаяхъ выбирались самые надежные, но именно благо-
яравіе-то и погубило нашего крестника. Лучше было бы,
если бы онъ прокутилъ злополучные 100 рублей, ко-
торые имѣли для него такія печальный послѣдствія; но
онъ, довольный своимъ мундиромъ изъ тонкаго сукна,
на разспросы офицера, съ которымъ явился во дворецъ
на представленіе, сознался въ простотѣ души своей, что
привезъ въ Москву письмо отъ меня и получилъ за
это щедрое вознагражденіе, что и дало ему возможность
принарядиться. Офицеръ тотчасъ же донесъ объ этомъ,
такъ что это сдѣлалось извѣстнымъ государю.

Несчастнаго крестника посадили въ крѣпость, а за
письмомъ моимъ былъ посланъ фельдъегерь къ Аннѣ
Ивановвѣ, къ счастію, та догадалась не отдать записку
Ивана Александровича, а мое письмо было доставлено
самому государю Николаю Павловичу.
. Только четыре мѣсяца спустя мы узнали объ этомъ
печальномъ происшествіи: комендантъ прислалъ за мною,
и когда я къ нему явилась, принялъ меня съ необыкно-
венно важнымъ видомъ и даже заперъ дверь на ключъ.
На это я расхохоталась и спросила, къ чему такія
предосторожности; но потомъ уже не смѣялась я, когда
узнала въ чемъ дѣло.

Лепарскій началъ съ того, что спросилъ:

— Ѵоиз аѵег ёсгіі йез ІеМгез, тасіате?

— Зе п'еп аі ёсгй ци'ше зеиіе, — отвѣчала я, съ намѣ-
реніемъ отпереться отъ записки Ивана Александровича.

Лепарскій все допытывался, что именно писала я
въ письмѣ, которое попало такъ неожиданно въ руки
государя, и когда я сказала ему:

— Маіз у&і есгіі, ^ёпёгаі, дие ѵоиз ёіез ии поппёіе
Іштте, — и объяснила, что просила присылать посылки
чрезъ него, а не чрезъ Иркутскъ, гдѣ много пропадаетъ
вещей; тогда старикъ схватился обѣими руками за го-
лову и началъ ходить по комнатѣ, говоря:

— 251 —

— ■ 1е 8ііІ8 регсіи!

Иногда онъ бнлъ очень забавенъ, но что за дивный
это былъ человѣкъ!

Потомъ я спросила, какой отвѣтственности всѣ мы
подвергаемся за такой проступокъ. Онъ отвѣчалъ, что
я никакой: „Рош - ѵоиз с'езі сШГегеій, таДате, ѵоиз ёЧез
ргоіё^еез раг ГЕгарегеиг", но что Смольянинова должна
будетъ просидѣть 4 мѣсяца подъ арестомъ, и самое
печальное, что крестыикъ ея никогда уже не будетъ
произведенъ въ офицеры.

Я пришла ' въ отчаяніе. Мнѣ улсасно было жаль мо-
лодого человѣка, который такъ жестоко долженъ былъ
поплатиться за свою наивность, и очень было совѣстно
предъ Смольяниновой, которой я была очень многимъ
обязана. Комендантъ утѣшалъ меня, что Смольянинова
будетъ подвергнута только домашнему аресту, но при-
бавилъ, что мнѣ запрещено съ нею видѣться, и пока-
залъ при этомъ цѣлую кину бумагъ, исписанную по
случаю всей этой исторіи.

Выйдя отъ него, я побѣжала къ Филицатѣ Осиповнѣ,
извинялась предъ нею, какъ только умѣла по-русски,
потомъ подошла къ мужу, который ходилъ въ это время
по комнатѣ, сильно нахмурившись. Онъ безъ церемонін
и довольно грубо оттолкнулъ меня.

Тогда надо было видѣть Смольянинову, съ какимъ
негодованіемъ и достоинствомъ подошла она къ своему
мужу и начала упрекать за его грубую выходку, а меня
успокаивать, прося не огорчаться.

■ — Онъ не въ состояніи понять васъ, — говорила
великодушная женщина, потомъ, разгорячившись, обра-
тилась къ мужу:

— Вы думаете, можетъ-быть, что государь на васъ
смотритъ, чего вы боитесь, не стыдно ли вамъ!

Въ эту минуту Филицата Осиповна была прекрасна.
Высокаго роста, хотя съ рѣзкими, но выразительными
чертами лица, она походила на древнюю римлянку.

- 252 —

Несмотря на то, что намъ было строго запрещено ви-
дѣться, она находила возмолшость приходить ко мнѣ
по ночамъ, качать Аннушку, которая тогда была очень
больна.

Въ концѣ 1829 года привезли въ Читу Лунина, ко-
торый оставался въ крѣпости, не знаю только въ какой
и почему долѣе другихъ. Это былъ человѣкъ замѣча-
тельный, непреклоннаго нрава и чрезвычайно незави-
симый. ^Своимъ острымъ, бойкимъ умомъ онъ ставилъ
въ затруднительное положеніе всѣхъ, кому былъ под-
чпненъ. Съ нимъ положительно не знали, что дѣлать.

Несмотря на всю строгость относительно нашей пере-
писки, онъ позволялъ себѣ постоянно писать такія
вещи, что однажды получилъ отъ сестры своей чрезъ
Лепарскаго письмо, которое начиналось такъ: ,Де ѵіепз
йе гесеѵоіг ѵоіге Іеіге, Ггоіззёе раг ипе таіп, диі

соттапйе ". Письмо, дѣйствительно дошло

до нея все измятое.

Всѣ наши письма проходили не только чрезъ комен-
данта Лепарскаго, которому мы были обязаны отдавать
ихъ не запечатанными, но они шли еще чрезъ III от-
дѣленіе, и, вѣроятно, болѣе интересныя изъ нихъ чи-
талъ самъ государь Николай Павловичъ.

Лунинъ окончилъ дни свои на вторичной ссылкѣ
въ Акотуѣ, куда былъ отвезешь изъ мѣста своего по-
селенія, деревни Урики, близъ Иркутска.*, Сначала пред-
полагали всѣхъ декабристовъ помѣстить именно въ Ако-
туѣ, и даже выстроили тамъ для нихъ помѣщеніе, но
Лепарскій донесъ, насколько это мѣсто могло быть ги-
бельно для здоровья, и тогда было рѣшено строить
тюремный замокъ въ Петровскомъ заводѣ. *Въ Акотуѣ
находятся главные серебряные рудники, и воздухъ такъ
тяжелъ, что на 300 верстъ въ окружности нельзя дер-
жать никакой птицы, — всѣ дохнуть. На Лунина былъ
сдѣланъ исправникомъ доносъ, пока онъ находился

— 253 —

въ Урикѣ, вслѣдствіе чего онъ и былъ вторично со-
сланъ въ каторжную работу.

^Послѣ полуторогодоваго пребыванія въ Читѣ, съ за-
ключенныхъ были сняты оковы. Сдѣлано это было
съ большою торжественностію. Комендантъ пріѣхалъ
въ острогъ въмундирѣ объявить монаршую милость, и
цѣпи снимались въ присутствіи его и всей его свиты.
Послѣ того какъ мужья наши были освобоя;дены' отъ
цѣпей — и съ нами сдѣлались милостивѣе, солдаты пере-
стали насъ гонять отъ ограды, и мужей стали пускать
къ намъ каждый день,*но на ночь они должны были
возвращаться въ острогъ.

Въ Читѣ, и даже первое время въ Петровскомъ за-
водѣ, заключенные обязаны были выходить на разныя
работы, для чего были назначены дни и часы, но ра-
боты эти не были тягостны, потому что дѣлались' безъ
особеннаго принужденія;?это время служило даже отды-
хомъ для заключенныхъ, потому что въ острогѣ, вслѣд-
ствіе тѣсноты, ощущался недостатокъ воздуха. Сначала
ихъ выводили на рѣку колоть ледъ, а лѣтомъ застав-
ляли также мести улицы, потомъ они ходили засыпать
какой-то ровъ, который, не знаю почему, называли
я Чертовой могилой ".*Позже устроили мельницу съ руч-
ными жерновами, куда ихъ посылали молоть. Мы, ко-
нечно, искали возможности поговорить съ нашими
мужьями во время работъ, но это было запрещено и
солдаты довольно грубо гоняли насъ.

Княгиня Трубецкая разсказывала мнѣ, когда я прі-
ѣхала въ Читу, какъ она была поражена, когда увидала
на работѣ Ивана Александровича; онъ въ это время
мелъ улицу и складывалъ соръ въ телѣгу. На немъ былъ
старенькій тулупъ, подвязанный, веревкою, и онъ весь
обросъ бородой. Княгиня Трубецкая не узнала его и очень
удивилась, когда ей мужъ сказалъ, что это былъ тотъ самый
Анненковъ, блестящій молодой человѣкъ, съ которымъ
она танцовала на балахъ ея матери, графини Лаваль.

— 254 —

Княгипя Трубецкая и княгиня Волконская были пер-
вый изъ женъ, пріѣхавшія въ Сибирь, зато онѣ и на-
терпѣлись болѣе другихъ нужды и горя; онѣ проложили
намъ дорогу и столько выказали мужества, что можно
только удивляться имъ. Мужей своихъ онѣ застали
въ Нерчинскомъ заводѣ, куда они были сосланы съ семью
ихъ товарищами еще до ксронаціи императора Николая.
Подчинены они были Бурнашеву, начальнику Нерчин-
скихъ заводовъ; Бурнашевъ былъ человѣкъ грубый и
даже жестокій, онъ всячески притѣснялъ заключенныхъ,
доводилъ строгость до несправедливости, а лгенамъ по-
ложительно не давалъ возможности видѣться съ мулѵьями.
Въ Нерчинскѣ точно такъ же, какъ и въ Читѣ, вы-
ходили на работы, но въ Нерчинскѣ все дѣлалось иначе
подъ вліяніемъ Бурнашева; заключенныхъ всегда окру-
жали со всѣхъ сторонъ солдаты, такъ что жены могли
ихъ видѣть только издали.

Князь Трубецкой срывалъ цвѣты на пути своемъ,
дѣлалъ букетъ и оставлялъ его на землѣ, а несчастная
жена подходила поднять букетъ только тогда, когда
солдаты не могли этого видѣть.

Кромѣ того, эти двѣ прелестный женщины, избало-
ванныя раньше лшзнію, изнѣлсенныя воспитаніемъ, тер-
яли всякія лишенія и геройски переносили все. $ Одно
время княгиня Трубецкая положительно питалась только
чернымъ хлѣбомъ и квасомъ. Такимъ образомъ онѣ про-
вели почти годъ въ Нерчинскѣ, а потомъ были пере-
ведены въ Читу. Конечно, въ письмахъ своихъ къ род-
нымъ онѣ не могли умолчать ни о Бурнашевѣ, ни о
тѣхъ лишеніяхъ, какимъ подвергались, и, вѣроятно,
неистовства Бурнашева были приняты не такъ, какъ
онъ олшдалъ, потому что онъ потерялъ свое мѣсто, и
только черезъ длинный промелгутокъ времени получилъ
другое въ Барнаулѣ, гдѣ и умеръ.

Въ Читѣ насъ очень полюбили всѣ и многіе даже
плакали, когда мы уѣзжали, провожали насъ до самаго

— 255 —

перевоза, который былъ въ разстояніи двухъ или трехъ
верстъ отъ селенія.

У меня было нѣсколько друзей между бурятами. Они
приходили къ намъ съ разнымъ товаромъ и я часто у
одного изъ нихъ брала чай.

Я уже говорила, что намъ приходилось иногда пере-
носить грубости солдатъ. Однажды, пока сидѣлъ у меня
ІІванъ Александровичъ, пришелъ мой пріятель бурятъ
и разложилъ весь свой товаръ на полъ, и мы тихо и
мирно всѣ сидѣли, какъ вдругъ не понимаю, что сде-
лалось съ солдатомъ, который сопровождалъ Ивана
Александровича, — онъ вбѣжалъ въ комнату, схватилъ
бурята за воротъ и вытолкалъ его на улицу. Я броси-
лась, желая защитить несчастнаго бурята, но въ это
время какъ подбѣясала я къ двери, у меня на рукахъ
былъ ребенокъ, часовой хлопнулъ дверью такъ внезапно
и такъ сильно, что не понимаю, какъ успѣла я отско-
чить, голова ребенка оказалась только на полъ-вершка
отъ удара!

^Сколько разъ всѣ мы спрашивали себя, что бы съ нами
было если бы нашъ справедливый сердечный старикъ,
нашъ уважаемый Лепарскій, былъ другой человѣкъ!
Если при всѣхъ его заботахъ и попеченіяхъ о насъ
мы не могли избѣжать непріятностей, то трудно пред-
видѣть, что могло бы быть въ противномъ случаѣ!

$Наступилъ 1830 годъ, когда мы узнали, что уже рѣ-
шено перевести насъ въ Петровскій заводъ. Это извѣстіе
всѣхъ насъ очень взволновало и озаботило. Мы незнали,
что насъ ожидаетъ тамъ; мѣсто было новое, незнакомое.
Въ то время какъ мы собирались въ дорогу, пришло
ужасное извѣстіе изъ Нерчинскаго завода. Туда былъ
сосланъ раньше всѣхъ другихъ, тотчасъ по открытіи
южнаго общества — Сухановъ, который участвовалъ
въ обществѣ и служилъ во 2-й арміи. Сухановъ былъ
отправленъ въ цѣпяхъ съ партіей арестантовъ и про-
шелъ пѣшкомъ до самаго Нерчинска. Тутъ онъ содер-

— 256 —

жался съ прочими арестантами вмѣстѣ, между которыми
было много поляковъ, что дало ему возможность сбли-
зиться съ нѣкоторыми изъ нихъ. Онъ задумалъ съ пятью
сообщниками бѣягать изъ острога, , и все уя;е было при-
готовлено, чтобы привести планъ въ исполненіе, когда
заговоръ былъ открыть. Суханова приговорили къ на-
казанію кнутомъ, а остальныхъ пять человѣкъ къ раз-
стрѣлянію, но Суханову дали возможность избавиться
отъ такого позорнаго наказанія, и онъ лишилъ себя
жизни своими цѣпями. Нашъ добрѣйшій Лепарскій былъ
жестоко разстроенъ этимъ печальнымъ событіемъ, тѣмъ
болѣе, что ему пришлось присутствовать при самомъ
исполненіи приговора. Мнѣ пришлось видѣть его тот-
часъ по возвращеніи изъ Нерчинска, онъ весь еще
находился подъ впечатлѣніемъ казни, и, право, жаль
было смотрѣть на бѣднаго старика.

Между тѣмъ наступило время нашего отправленія
въ Петровскій заводь.

Нашихъ путешественниковъ раздѣлили на 2 партіи:
одна должна была итти въ сопровожденіи плацъ-маіора
и выступила 5 августа 1830 г. Въ ней находился Иванъ
Александровичъ. Другая, подъ паблюденіемъ коменданта,
выступила 7-го августа.

Въ день отправленія Ивана Александровича я не
могла проводить его, потому что сильно захворала. Онъ
написалъ мнѣ отчаянную зеписку ; тогда ничто не могло
удержать меня. Я побѣя;ала догонять его, думая застать
еще на перевозѣ. Въ верстахъ трехъ отъ Читы надо
было переѣзлсать чрезъ Янгоду. Каково же было мое
отчаяніе, когда, подходя къ перевозу, я увидѣла, что
всѣ уліе переѣхали на ту сторону рѣки. На этой сто-
ронѣ я застала только коменданта и моего стараго зна-
комаго бурятскаго тайшу, съ которымъ я встрѣтилась
на станціи, когда ѣхала въ Читу. Но тайша отвернулся
отъ меня. Имъ было строго запрещено сообщаться съ
нами, и онъ не хотѣлъ выдавать себя при начальствѣ.

— 257 —

Комендантъ, видя въ какомъ я горѣ, предложилъ мнѣ
переѣхать на ту сторону и приказалъ подать паромъ.
Между тѣмъ надвигались тучи, начиналась гроза, и дождь
уже накрапывалъ. Добрѣйшій старикъ надѣлъ на меня
свой плащъ. Поѣздка моя увѣнчалась успѣхомъ; я за-
стала еще на той сторонѣ Ивана Александровича, успо-
коила его совершенно и простилась съ нимъ. Но вер-
нуться назадъ было нелегко, разразилась такая гроза,
какія бываютъ только въ Сибири; удары грома слѣдо-
вали одинъ за другимъ безъ промежутка, и дождь лилъ
проливной, я промокла до послѣдней нитки, несмотря
на плащъ коменданта, даже ботинки были полны воды,
такъ что я должна была снять ихъ и съ большпмъ
трудомъ добралась до дому.

У меня давно уже было все готово къ отъѣзду, и
на другой день я выѣхала, держа на рукахъ двухъ
дѣтей, одну ' дѣвочку полуторагодовую, другую трехъ-
мѣсячную. Послѣднюю, не знаю, какъ я довезла, она
дорогою сильно захворала.

Пока я садилась въ экипажъ, ко мнѣ пришелъ про-
ститься одинъ французъ, который жилъ въ Читѣ. Звали
его пі-г Рёгеіз. Онъ былъ очень порядочный человѣкъ
и служилъ когда-то въ арміи Сошіе, • потомъ эмигриро-
валъ въ Россію, гдѣ ухитрился драться на дуэли, за
это былъ арестованъ, но вздумалъ бѣжать и убилъ часо-
вого. Происходило это въ царствованіе Екатерины П.
Рёгеіз судили, наказали кнутомъ и сослали въ Сибирь;
мало того, ему вырвали ноздри. Видъ его производилъ
на насъ ужасное впечатлѣніе.

Переѣхавъ Янгоду, я остановилась, чтобы проститься
съ Филицатой Осиповною, которая провожала меня.
Мы обѣ заливались слезами: она очень грустила, что
мы всѣ уѣзжали.

Въ эту минуту передъ нами открылась прекрасная
картина: показалась вторая партія декабристовъ. Лепар-
скій ѣхалъ верхомъ на бѣлой лошади; впереди всѣхъ

В. ПОКРОВСКШ. ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВЪ. 17

— 258 —

шелъ Пановъ въ круглой шляпѣ и какомъ-то фан-
тастичномъ костюмѣ, впрочемъ, довольно красивомъ.
Другіе также были одѣты очень оригинально, а иные
даже очень комично, но издали нельзя было различить
всѣхъ деталей ихъ разнообразныхъ костюмовъ ( а шествіе
было очень красиво.

Дорога отъ Янгоды шла степью, такъ что глазу не
на чѣмъ было остановиться; на 8-й верстѣ я замѣтила
вдали трехъ человѣкъ верхомъ, которые неслись прямо
на насъ какъ птицы; доскакавъ до моего экипажа, они
остановились какъ вкопанные, пересѣкая намъ дорогу
и разомъ останавливая нашихъ лошадей. Сначала я
немного струсила, но потомъ узнала моего тайшу; онъ
былъ со своими адъютантами, и какъ мнѣ говорили
потомъ, поджидалъ меня, желая загладить, вѣроятно,
свою нелюбезность въ присутствіи начальства. Тутъ
онъ освѣдомлялся о моемъ здоровьѣ, спросилъ, есть ли
у меня дѣти, и когда узналъ, что двѣ дѣвочки, очень
поздравлялъ. По ихъ понятіямъ дѣвочки — капиталъ,
потому что за нихъ платятъ калымъ, и иногда очень
большой. Тайша вскорѣ послѣ нашей встрѣчи умеръ.
Мнѣ говорили, что съ тоски по матери, которую рано
потерялъ. Этотъ сынъ природы и степей, вѣроятно,
умѣлъ также горячо любить и чувствовать, какъ и
цивилизованные люди. Что поражало въ немъ, это не-
обыкновенная элегантность его манеръ.

На второй станціи я переѣхала Яблоновый хребетъ.
Проѣзжая въ первый разъ зимой и ночью чрезъ него,
я не могла судить о той необыкновенной, поразитель-
ной картинѣ, которая представилась теперь глазамъ
моимъ. Ничего нельзя себѣ вообразить великолѣпнѣе
и раскошнѣе сибирской природы.

Всѣ наши дамы ѣхали не спѣша, поджидая, конечно,
случая, когда можно будетъ видѣться съ мужьями, но
комендантъ, замѣтя такой маневръ съ нашей стороны,
приказалъ намъ отправляться впередъ, и даже воспре-

— 259 —

тилъ сталкиваться на станціяхъ, и отправилъ казака
съ приказаніемъ заготовлять для насъ лошадей, чтобы
не могло происходить умышленныхъ остановокъ или
неумышленныхъ задержекъ. Тогда нечего было дѣлать,
и мы грустно потянулись одна за другою.

На одной изъ станцій я встрѣтила этого казака, по-
сланнаго комендантоыъ; онъ назывался Гантамуровъ
и происходилъ отъ китайскихъ князей. Сестра его была
кормилицею Нонушки Муравьевой. Гантамуровъ былъ
молодецъ, высокаго роста. Я видѣла, какъ онъ выѣхалъ
со станціи на бѣшеныхъ лошадяхъ. Тамъ станціи такъ
устроены, что во дворѣ ворота при въѣздѣ и прп выѣздѣ
одни противъ другихъ; пока закладываютъ лошадей, ихъ
держатъ человѣка 2 или 3, двое стоятъ у воротъ, ко-
торые заперты. Когда лошади готовы и всѣ уже сидятъ
въ экипажѣ, тогда ворота разомъ открываются, люди
отскакиваютъ, а лошади мчатъ такъ, что духъ захва-
тываете. Такимъ образомъ выѣхалъ и Гантамуровъ. Не
прошло и полчаса, какъ его принесли безъ чувствъ, и
онъ былъ весь въ крови, но, благодаря своему здо-
ровью, скоро очнулся, впрочемъ, долго потомъ хворалъ.

Признаюсь, у меня замирало сердце садиться въ эки-
пажъ съ такими лошадьми, имѣя на рукахъ двухъ ма-
ленькихъ дѣтей. Между тѣмъ дѣлать было нечего и
приходилось покоряться необходимости. Тамъ иначе не
умѣютъ ѣздить !

На другой станціи я застала семейство смотрителя
въ страшномъ горѣ ; сынъ смотрителя, молодой мальчикъ,
лѣтъ 15, былъ посланъ проводить бѣглаго, котораго
поймали, до Верхне-Удинска, но дорогой бѣглый убилъ
мальчика и скрылся. Подобные случаи въ Сибири очень
часто повторяются. Тамъ бѣглыхъ ловятъ какъ дикихъ
звѣрей, за извѣстное вознагражденіе, зато и они, въ свою
очередь, не щадятъ никого, и имъ убить человѣка ни-
чего не стоитъ...

П. А. Анненкова,
гт

йпександра Григорьевна Муравьева,
урожденная Чернышева.

Одна душа въ Читѣ, о которой я душевно соболѣз-
новалъ — Александра Григорьевна Муравьева, х рожден-
ная Чернышева. Мужъ ея, Никита Михайловичу уже
въ февралѣ прибылъ въ Читу; ^супруга его разсталась
съ двумя дочерьми и сыномъ, передавъ ихъ бабушкѣ,
Екатеринѣ Оедоровнѣ Муравьевой, потому что мате-
рямъ запрещено было взять съ собой дѣтей своихъ.
Она поспѣшила въ Сибирь, чтобы съ мужемъ раздѣ-
лить изгнаніе и всѣ испытанія.Шо какъ жестоко была
обманута, когда, по пріѣздѣ въ Читу, ей было объя-
влено, что она вмѣстѣ съ мужемъ жить не можетъ, а
только дозволяется ей имѣть свиданія съ нимъ дважды
въ недѣлю по одному часу, въ присутствіи дежурнаго
офицера, какъ видалась въ Петропавловской крѣпости
въ Петербургѣ. Въ первый разъ увидѣлъ я эту слав-
ную женщину, когда насъ повели на работу противъ ея
квартиры. Наемный домикъ ея стоялъ чрезъ улицу
противъ временнаго перваго острога, въ которомъ со-
держался мужъ ея; дабы имѣть предлогъ увидѣть его
хоть издали, она сама и открывала и закрывала наруж-
ный ставни свои.ЗКромѣ мужа, она имѣла въ острогѣ
зятя своего А. М. Муравьева, двоюроднаго брата Вад-
ковскаго народного своего брата графа Захара Гри-
горьевича, единственнаго мужского колѣна наслѣдника
огромнаго майората, коего доискивался военный мини-

Александра Григорьевна Муравьева,
рожденная гр. Чернышева.

— 263 —

стръ А. П. Чернышевъ, но получилъ отказъ отъ го-
сударственна™ совѣта.

Наша милая Александра Григорьевна съ добрѣйшимъ
сердцемъ, юная, кроткая, гибкая станомъ, единственно
бѣлокурая изъ всѣхъ смуглыхъ Чернышевыхъ, разры-
вала жизнь свою сожигающими чувствами любви къ
мужу, заключенному въ острогѣ, и къ отсутствующимъ
дѣтямъ.$Мужу своему показывала себя спокойною, до-
вольною, даже радостною, чтобы не опечалить его, а
наединѣ предавалась чувствамъ матери самой нѣжной.
Къ тому же она знала, что при дѣтяхъ никто не могъ
ее замѣнить для истиннаго воспитанія. Бабушка любила
и берегла ихъ, какъ глазъ свой, но ея любовь, ея
обхожденіе съ дѣтьми была не любовь и обхожденіе
матери ;$ чрезъ годъ умеръ единственный сынъ, а до-
чери окончательно лишились здоровья.

Въ Читинской тюрьмѣ произошелъ съ Муравьевой
случай, сильно повліявшій на нее и могшій имѣть
очень дурпыя послѣдствія и для всѣхъ заключенныхъ.

Баронъ Розенг.

Разъ какъ-то г-жа Муравьева пришла на свиданіе
съ мужемъ въ сопровожденіп дежурнаго офицера. Офи-
церъ этотъ, подпоручикъ Дубининъ, не напрасно но-
силъ такую фамилію, и, сверхъ того, въ этотъ день
былъ въ нетрезвомъ видѣ. Муравьевъ съ женой остался,
по обыкновенію, въ присутствіи его въ одной изъ ком-
натъ, а мы всѣ разошлись кто на дворъ, кто въ осталь-
ныхъ двухъ казематахъ.зМуравьева не очень была здо-
рова и прилегла на постели своего мужа, говорила о
чемъ-то съ нимъ, вмѣшивая иногда въ разговоръ фран-
цузскія фразы и слова. Офицеру это не понравилось,
и онъ съ грубостію сказалъ ей, чтобы она говорила
по-русски.

Но она, посмотрѣвъ на него и не совсѣмъ понимая
его выраженія, спросила опять по-французски мужа:

— 264 —

<^и'е8І се ^и , і1 ѵеиі, гаоп аті. Тогда Дубининъ, по-
терявшій отъ вина послѣдній здравый смыслъ и пола-
гая, можетъ быть, что она бранить его, схвативъ ее
вдругъ за руку и неистово закричалъ:$„я приказываю
тебѣ говорить по-русски". Бѣдная Муравьева, не ожи-
давши такой выходки, такой наглости, закричала въ
испугѣ и выбѣжала изъ комнаты въ сѣни. Дубининъ
бросился за ней, несмотря на усилія мужа удержать
его. Большая часть изъ насъ и въ томъ числѣ и братъ
Муравьевой гр. Чернышевъ, услышавъ шумъ, отворили
изъ своихъ комнатъ двери въ сѣни, чтобы знать что
происходитъ, и вдругъ увидали бѣдную женщину въ
истерическомъ припадкѣ и всю въ слезахъ, преследуе-
мую Дубинипымъ.* Въ одну минуту мы на него броси-
сились, схватили его, но онъ успѣлъ улсе переступить
на крыльцо и, потерявъ голову, въ припадкѣ бѣшен-
ства, закрпчалъ часовымъ и караульнымъ у воротъ,
чтобы они примкнули штыки и шли къ нему на по-
мощь. Мы, въ свою очередь, закричали также, чтобы
они не смѣли трогаться съ мѣста, и что офицеръ пья-
ный самъ не знаетъ, что приказываетъ имъ.^Къ счастію
они послушались насъ, а не офицера, остались равно-
душными зрителями и пропустили Муравьеву въ ворота.
Мы попросили старшаго унтеръ-офицера сейчасъ же
бѣжать къ плацъ-маіору и звать его къ намъ, Дуби-
нина отпустили тогда только, когда все успокоилось, и
унтеръ-офицеръ отправился исполнить наше порученіе.
Онъ побѣжалъ отъ насъ туда же. Явился плацъ-маіоръ
и смѣнилъ сейчасъ Дубинина съ дежурства. Мы раз-
сказали ему, какъ все происходило. Онъ просилъ насъ
успокоиться; но замѣтно было, что онъ боялся, чтобы
изъ этого не вышло какого-нибудь серіознаго дѣла и
чтобы самому не подвергнуться взысканію за излиш-
нюю къ намъ снисходительность. Коменданта въ это
время не было въ Читѣ. Его ожидали на другой день.
До пріѣзда его, пасъ перестали водить на работу для

— 265 —

того, чтобы мы не могли сообщаться съ прочими на-
шими товарищами, и вообще присмотръ сдѣлался какъ-то
строже. к По возвращеніи своемъ, комендангъ сейчасъ
пошелъ къ Александрѣ Григорьевнѣ Муравьевой, изви-
нился предъ ней въ невѣжливости офицера и увѣрилъ
ее, что впередъ ни одна дама не подвергнется подоб-
ной дерзости. Потомъ зашелъ къ намъ, вызвалъ Мура-
вьева и Чернышева, долго говорилъ съ ними и просилъ,
въ лицѣ ихъ, всѣхъ насъ быть какъ можно осторожнѣе
на будущее время. „Что если бы солдаты не были такъ
благоразумны", прибавилъ онъ, и если бы они послу-
шались не васъ, а офицера? Вы бы могли всѣ погиб-
нуть. Тогда скрыть происшествіе было бы невозможно.
Хотя офицеръ и первый подалъ цоводъ, и онъ тоже
подвергся бы отвѣтственности, но вамъ какая отъ того
польза? Васъ бы все-таки судили, какъ возмутителей,
а въ вашемъ положеніи это подвергаетъ Богъ знаетъ
чему. Я же тогда, кромѣ безполезнаго сожалѣній, ни-
чѣмъ бы не могъ пособить вамъ". Далѣе увѣрилъ ихъ,
что происшествіе это онъ кончитъ домапшимъ образомъ,
не донесетъ объ этомъ никому, а переведетъ только
Дубинина въ другую команду.

іСвоимъ офицерамъ, а особенно плацъ-маіору, который,
былъ его родной племянникъ, онъ порядочно намылилъ
голову за то, что они не смотрятъ за дежурными и
допускаютъ ихъ отправлять эту обязанность въ не-
трезвомъ состояніи. Тѣмъ и кончилось это происшествіе.
Если бы комендантъ былъ недоброжелательный, злой
человѣкъ, онъ бы и въ этомъ случаѣ могъ подвергнуть
насъ болыпимъ непріятностямъ, въ особенности, если
бы дѣло было представлено въ превратномъ видѣ.

Басартнъ.

Благородство натуры Муравьевой сказывались не
исключительно только въ заботахъ о мужѣ — душа ея
была растворена любовію ко всѣмъ имѣвшимъ съ ней

— 266 —

соприкосновеніе, не только декабристамъ, но и другимъ
обитателямъ Читы и окрестныхъ ыѣстностей. Нуждаю-
щіеся, а таковыхъ было много, получали отъ нея де-
нежную помощь. Благотворительность ея проявлялась
и въ другомъ видѣ: устроенная дамами въ Читѣ боль-
ница оборудована была при помощиЗея медикаментами,
выписанными Муравьевой изъ Москвы. Ей же принад-
лежите и самая идея устройства больницы.

?По пріѣздѣ въ Петровскъ, она вся поглощена была
заботами о мужѣ, заболѣвшемъ горячкой, тянувшейся
три мѣсяца. Много выпало на ея долю безсонныхъ
ночей, проведепныхъ ею у изголовья милаго мужа.
Однажды, возвращаясь отъ больного мужа легко одѣтой,
она простудилась и умерла. Смерть ея на заключенныхъ
произвела удручающее впечатлѣніе.

Щеглятъевъ.

Вскорѣ послѣ кончины Пестова, смерть избрала
новую жертву, и жертву чистую, самую праведную.
А. Г. Муравьева, чувствуя давно уже общее растрой-
ство здоровья своего (вслѣдствіе нравственныхъ волне-
ній и преждевременныхъ родовъ)$старалась скрыть свое
ненадежное положеніе отъ мужа и продолжала вести
обыкновенную жизнь, не принимая, какъ совѣтовалъ
ей Вольфъ, особенныхъ предосторожностей. Она ходила
иногда въ зимнее время, легко одѣтая, изъ каземата на
свою квартиру по нѣсколько разъ въ день, тревожилась,
при малѣйшемъ нездоровьи своего ребенка, и сдѣлавпзись
беременною, крѣпко простудилась. Долго боролась ея
природа, искусство и стараніе Вольфа съ болѣзнію
(кажется, нервическою горячкою). Мѣсяца три не вы-
ходила она изъ опасности, и, наконецъ, ангельская
душа ея, оставивъ тлѣнную оболочку, явилась на зовъ
Правосуднаго Творца, чтобы получить достойную награду
за высокую временную жизнь свою въ этомъ мірѣ. Легко
представить себѣ, какъ должна была поразить насъ

— 267 —

всѣхъ ея преждевременная кончина. $ Мы всѣ безъ
исключенія любили ее, какъ милую, добрую, образован-
ную женщину и удивлялись ея высокимъ нравственнымъ
качествамъ:^ твердости ея характера, ея самоотверженно,
ея безропотному исполненію своихъ обязанностей. Бѣд-
ный супругъ ея былъ неутѣшенъ. * Она оставила ему
послѣ себя залогомъ своей нѣжной, неограниченной
любви четырехлѣтиюю дочь. Двѣ старпшхъ, рожден-
ныхъ въ Россіи, находились въ Москвѣ, у мужниной
матери, вдовы М. Н Муравьева. Тѣло ея предано землѣ
на погостѣ Петровской церкви, и постоянно теплящаяся
лампада, въ устроенномъ надъ нею склепѣ, служить
въ мрачную ночь, какъ очень хорошо выразился одинъ
изъ нашихъ товарищей (И. И. Пущинъ), посѣтивпгій
лѣтъ чрезъ 15 Петровскій, путеводною звѣздою для
путешественниковъ, приближающихся къ заводу.

Обѣ эти утраты, и въ особенности послѣдняя, на-
вели облако скорби на нашу отшельническую жизнь.
Горесть остальныхъ дамъ нашихъ о потерѣ достойной
подруги ихъ давала еще сильнѣе намъ чувствовать это
общее, такъ сказать, семейное несчастіе. При каждой
болѣзни кого либо -изъ нихъ, мы страшились новой
потери.

Басаргинъ.

Баронесса Янна Васильевна ІРозенъ.

Во время перевода изъ Читы въ Петровскій заводъ,
$ 27 августа 1830 года, недалеко отъ Верхнеудинска,
партія декабристовъ встрѣтила баронессу Анну Васи-
льевну Розенъ, которая также ѣхала къ мужу. Баронесса
Анна Васильевна Розенъ, урожденная Малиновская,
з;вышла замужъ 19 апрѣля 1825 года. Мужъ ея, ба-
ронъ Андрей Евгеніевичъ, былъ замѣшанъ въ декабрь-
скомъ возстаніи и 5 февраля 1827 года сосланъ въ
Сибирь. Анна Васильевна пожелала тотчасъ же слѣдо-
вать за нимъ,$но, по его настоянію, обѣщалась отложить
это намѣреніе до тѣхъ поръ, пока не подрастетъ ея груд-
ной ребенокъ. Когда дитя стало настолько крѣпко чтобы
перенести продолжительное путешествіе, баронесса со-
бралась въ путь. Но тутъ представились новыя затрудненія.
Оказалось, что ей не разрѣшено взять съ собой сына.
Анна Васильевна пришла въ отчаяніе и, захворавъ,
уѣхала въ деревню, на Украину. ^Изъ этого положенія
вывела ее младшая сестра, Марія Васильевна, которая
взяла на себя уходъ за ребенкомъ и убѣдила баронессу
ѣхать безъ сыпа. Анна Васильевна уѣхала. Въ Москвѣ
ее посетили всѣ, жившіе тамъ, родственники декабри-
стовъ. Всѣ они выражали молодой женщинѣ свое участіе,
эа Вѣра Григорьевна Муравьева (сестра Александры
Григорьевны) умоляла взять ее съ собой, какъ простую
служанку, чтобы она могла помогать своей сестрѣ.
17 іюня 1830 года, баронесса выѣхала изъ Москвы
и быстро помчалась въ Читу, какъ бы желая нагнать
потерянное время.

Недалеко отъ цѣли путешествія, на станціи Степной

Баронесса Анна Васильевна Розенъ,
рожденная Малиновская.

— 271 —

она была задержана сплопшымъ наводненіемъ и про-
жила тамъ три недѣли. Эта задержка и была причиной
того, что баронесса встрѣтила мужа уже на пути въ
Петровскъ. Пробывъ съ мужемъ нѣсколько времени,
она отправилась впередъ, чтобы приготовить себѣ
квартиру и все необходимое. Въ Петровскѣ Анна Ва-
сильевна жила очень уединенно. По утрамъ отправля-
лась на квартиру хозяйничать, затѣмъ возвращалась въ
острогъ и сама приводила въ порядокъ свою комнату.

Щѣлый годъ супруги Розенъ прожили въ тюрьмѣ. По
прошествіи же этого года, баронесса переселилась изъ
тюрьмы на другую квартиру, въ домъ ^чиновника За-
надворова, въ которомъ прежде жила С.. И. Трубецкая.

$5 сентября 1^31 года, у ней родился второй сынъ
Кондратій. Баронесса прожила въ Петровскѣ до 1832 г.,
когда ея мужа переселили въ Курганъ Тобольской гу-
берніи. Анна Васильевна уѣхала съ ребенкомъ не-
сколько раньше мужа, именно 3 іюля 1832 года.
Переѣздъ баронессы оказался очень утомительнымъ, такъ
какъ во время переправы черезъ Байкалъ поднялась
буря, а ребенокъ на пути захворалъ. Наконецъ, до-
ѣхали до РІркутска. Анна Васильевна осталась здѣсь
ждать мужа, который пріѣхалъ позже условнаго вре-
мени, благодаря канцелярскимъ проволочкамъ.Шо дорогѣ
отъ Иркутска до Тобольска, въ деревнѣ Фирстовѣ ба-
ронесса разрѣшилась третьимъ сыномъ. Вслѣдствіе этого
пришлось въ Фирстовѣ пробыть нѣсколько дней. 19 сен-
тября 1832 года баронъ съ женой и дѣтьми прі-
ѣхалъ въ Курганъ. Здѣсь онъ нашелъ нѣкоторыхъ то-
варищей, которые озаботились найти для него въ тотъ
же день удобное помѣщеніе, такъ что г-жа Розенъ
могла отдохнуть, на сколько ей позволяли это обязан-
ности кормилицы и няньки своихъ крохотныхъ дѣтей.
Курганъ небогатый городокъ на лѣвомъ берегу То-
бола. Зданія его въ описываемое нами время были
•почти всѣ деревянныя, число жителей доходило до 2000.

— 272 —

Въ городѣ была одна церковь, нѣсколько заводовъ,
училище. Три раза въ годъ: въ мартѣ, октябрѣ и де-
кабрѣ, въ Курганѣ бывала ярмарка. Жизнь тамъ была
очень дешева.

2 4 декабря 1832 года баронъ съ семействомъ пере-
ѣхалъ въ собственный домъ, купленный за 3000 р.,
ас. Домъ былъ невеликъ, но очень удобенъ и окруженъ
болынимъ садомъ. Здѣсь семейство Розенъ навѣщали:
Назимовъ, Фохтъ, Нарышкинъ, Лореръ и другіе това-
рищи по изгнанію. Баронъ скоро завелъ у себя сель-
ское хозяйство, купивъ немного земли. Онъ сѣялъ рожь,
горохъ, имѣлъ небольшое стадо. «Въ Курганѣ семья
барона увеличилась двумя новыми членами: сыномъ и
дочерью. Баронесса сама ихъ кормила, няньчила и вос-
питала. Черезъ пять лѣтъ послѣ переѣзда въ Курганъ,
ъб сентября 1837 года, она уѣхала на Кавказъ, куда
былъ переведенъ ея мужъ. На Кавказѣ семейство Ро-
зенъ поселилось въ селеніи Бѣломъ Елючѣ, недалеко
отъ Тифлиса, въ отдѣльномъ домикѣ, состоявшемъ изъ
четырехъ комнатъ. Изъ Бѣлаго Ключа баронъ Розѳнъ
переселился съ семьей въ Пятигорскъ, куда былъ на-
значенъ по слѣдующему высочайшему указу.

„Государь Императоръ всемилостивѣйше повелѣть
соизволилъ, во вниманіе къ разстроенному здоровью
рядового изъ государственныхъ преступниковъ, Андрея
Розена, перевести его немедленно въ городъ Пятигорскъ
и доставить ему всѣ средства къ излѣченію".

Недолго баронъ прожилъ въ Пятигорскѣ. Зодровье
его разстроивалось, и онъ ходатайствовалъ о возвра-
щеніи на родину ЛгОнъ былъ возвращенъ на родину въ
1839 году. Хит.

Приближалось время ѣхать на поселеніе; срокъ
окончанія тюремной жизни, наступилъ 11 іюля 1832 г.,
и, какъ мнѣ было извѣстно, что родственники жены
моей просили о поселеніи насъ въ Курганѣ, Тоболь-

— 273 —

ской губерніи, и какъ жена моя ожидала разрѣшенія
отъ бремени въ концѣ августа, то я упросилъ ее
ѣхать впередъ до Иркутска, похлопотать тамъ о нуж-
ныхъ бумагахъ для дальнѣйшей отправки, такъ что по
прибытіи моемъ въ Иркутскъ, мы могли бы въ тотъ
же день отправиться въ путь и пріѣхать на мѣсто до
ея родовъ.^2-го іюня понесъ я сына моего Кондратія
въ тюрьму, чтобы крестный отецъ его, Е. П. Оболен-
скій, и товарищи благословили его; младенецъ былъ
одѣтъ въ свѣтло-голубой шинели, сшитой крестнымъ
отцомъ; онъ нисколько не смутился, увидѣвъ моихъ
товарищей, обнимавшихъ и цѣловавшихъ его. Жена
моя простилась съ ними со слезами; дамы наши крѣпко
боялись за ея здоровье, за состояніе, въ коемъ она
была съ маленькимъ ребенкомъ, въ ожиданіи скоро
имѣть другого. Всѣхъ больше безпокоилась о ней наша
добрѣйшая А. Г. Муравьева: она прислала ей складной
стулъ дорожный, предложила тысячу вещей, уговари-
вала взять корову при плаваніи чрезъ Байкалъ, дабы
младенецъ во всякое время могъ имѣть парное молоко.
*К. П. Торсинъ сдѣлалъ для сына морскую койку;
Н. А. Бестужевъ сдѣлалъ винты и пряжки и привѣсилъ
койку на надежныхъ ремняхъ къ крайному обручу отъ
колясочной накидки, такъ что эта койка была лучшею
висячею люлькою; матери и ребенку было спокойнѣе.
Занавѣска со стороны козелъ защищала отъ вѣтра и
непогоды.

Жена моя уѣхала 3-го іюня; безъ остановокъ до-
стигла она Байкала; тамъ не было пароходовъ — и
она наняла рыбацкій парусный карбасъ, на коемъ
помѣстила коляску и нѣсколько попутчиковъ. Плава-
ніе было самое бѣдственное: посреди озера или Свя-
того моря поднялся противный вѣтеръ и качалъ ихъ
нѣсколько дней; сынокъ мой заболѣлъ — можно себѣ
представить цоложеніе матери! Запасное молоко, взятое
съ берега, испортилось, варенаго молока ребенокъ не

В. ПОКРОВСКІЙ. ЖЕПЫ ІЕКЛБРИСТОВЪ. 18

— 274 —

принималъ; съ трудомъ поили его отваромъ изъ рисо-
выхъкрупъ-,наконецъ, онъ не принималъ никакой нищи —
мать была въ отчаяніи. На пятый день буря утихла,
вѣтеръ подулъ попутный, и черезъ нѣсколько часовъ
путешественники пристали къ берегу. Жена моя до-
нынѣ съ восторгомъ выражаетъ тогдашнее чувство
своего блаженства, припоминая, какъ она ступила на
берегъ, какъ сынъ ея больной, измученный голодомъ,
почти умирающій, освѣжившись свѣжимъ молокомъ,
уснулъ сладко и спокойно дышалъ, а она, сѣла возлѣ
него на полу, еще качалась всѣмъ тѣломъ какъ на
морѣи благодарила Бога за спасеніе сына. Отъ Листвен-
ной почтовой станціи до Иркутска было ей недалеко:
она пріѣхала туда 12-го іюля, ожидала меня на слѣ-
дующій день и напрасно ждала еще двѣ недѣли. Всѣ
наши расчеты во времени и по срокамъ, всѣ наши
предосторожности и мѣры были напрасны, были раз-
вѣяны, какъ дымъ, отъ вѣтра и отъ неисправности
канцелярской. Замедленіе моего пріѣзда въ Иркутскъ,
произошло оттого, что генералъ-губернаторъ Лавинскій
въ то время ревизовалъ свои губерніи, а канцелярія
его забыла къ 11-му іюЛя предувѣдомить коменданта
о мѣстѣ моего назначенія. Лепарскій получилъ эту
бумагу только 20-го іюля и въ тотъ же день меня от-
правилъ. Такимъ образомъ пришлось мнѣ девять дней
оставаться въ тюрьмѣ долѣе опредѣленнаго срока.

Въ продолженіе всей бытности моей въ каторжной
работѣ, не было никакого сбавленія нашихъ сроковъ; но,
послѣ моего отбытія на поселеніе, черезъ три мѣсяца,
значительно сбавленъ былъ срокъ, всѣмъ моимъ тю-
ремнымъ товарищамъ, Ъпо случаю рожденія великаго
князя Михаила Николаевича въ 1832 году, такъ что
нашъ 5-й разрядъ сравнялся съ 6-мъ разрядомъ по
продолжительности работы.

Изъ Записокъ бар. Розена.

близавега Петровна Нарышкина,
урожденная графиня ІКоновницына.

Елизавета Петровна Нарышкина была Дочерью графа
Петра Петровича Коновницыиа, знаменитаго сподвиж-
ника императора Александра I. Графъ Коновницынъ
пользовался всеобщимъ увалсеніемъ, какъ храбрый воинъ,
искусный полководецъ, отличный администраторъ и
прекрасный человѣкъ. Плѣнительный образъ Коновни-
цына — героя на бранноыъ полѣ — начертанъ въ слѣ-
дующихъ стихахъ Жуковскаго въ его „Пѣвцѣ во станѣ
русскихъ воиновъ".

Хвала тебѣ, славянъ любовь,

Нашъ Коновнпцынъ смѣлыШ...
Ничто ему толпы враговъ,

Ничто мечты и стрѣлы;
Предъ нимъ, за нимъ перунъ гремитъ,

И пышетъ пламень боя..-.
Онъ веселъ, онъ на гибель зритъ

Съ спокойствіемъ героя;
Себя забылъ... однимъ врагамъ

Готовить истребленье;
Примѣръ и ратнымъ и вождя мъ,

И смѣлымъ удивленье.

Мать Нарышкиной, рожденная Корсакова, была идеа-
ломъ нѣжной матери. Естественно, поэтому, что Ели-
завета Петровна, глубоко и сердечно любимая своими
родителями, всегда находила откликъ на свои душевныя
состоянія и полное удовлетвореніе своимъ желаніямъ
и прихотямъ; но когда стряслась бѣда надъ ея мужемъ,
Михаиломъ Михайловичемъ, $она молодая, 23 лѣтъ, при-

. . 18Ѵ

— 276 —

выкшая къ роскоши, нѣгѣ и удовольствіямъ свѣтской
жизни, не колеблясь, въ скоромъ времени ѣдетъ въ
Читу. Какъ ни тяжка эта доля, однако ей, сравнительно
съ другими дамами, легче было оставить родное гнѣздо:
у нея въ это время не было дѣтей;$единствеиной дочери
она лишилась до осужденія мужа.

Совершивъ долгій и скорбный путь, она, наконецъ,.
у воротъ острога. Не успѣвъ еще остановиться, рна
видитъ за частоколомъ въ оковахъ Мужа, бросив-
шагося, не взирая на несокрушимую преграду, навстрѣчу
къ ней. Елизавета Петровна, подъ вліяніемъ сильныхъ
ощущеній, падаетъ въ обморокъ.

Одинъ изъ декабристовъ такъ описываетъ первую-
встрѣчу съ ней: „Въ первый разъ увидѣлъ я ее на
улицѣ, близъ нашей работы на „Чертовой Могилѣ";
она была въ черномъ платьѣ $съ таліей тонкой въ
обхватѣ; лицо ея было слегка смуглое съ выразитель-
ными умными глазами; головка повелительно поднятая,
походка легкая и граціозная... Въ Читѣ жила она въ
одномъ домѣ съ Муравьевой; трудно ей было пріучиться
къ новой жизни. ^Муравьева, кромѣ мужа, имѣла въ
острогѣ брата, зятя, двоюроднаго брата, то тотъ, то
другой пересылалъ ей вѣсточку со сторожемъ, а На-
рышкина — все одна да одна, и тѣмъ болѣе, что^съ
другими дамами была она не сообщительна, оттого
и страдала больше отъ одиночества. Такое состояніе
супруговъ было тягостное". Къ счастью, томительно -
однообразная жизнь здѣсь тянулась недолго. Прибывъ
^въ 1827 году, Елизавета Петровна въ началѣ 1833 г.,
по окончаніи опредѣленнаго срока работы мужа въ
1832 г. отправляется съ нимъ въ назначенный для его
поселенія — Курганъ, городъ западной Сибири. Поэтъ
Василій Андреевичъ Жуковскій, воспитатель наслѣдника
престола, сопровождая его въ путешествіи, йосѣтилъ
Курганъ. *>3дѣсь онъ видѣлъ Нарышкину и бесѣдовалъ
съ ней. Въ одномъ изъ писемъ къ императрицѣ Але-

Елизавета Петровна Нарышкина, рожденная
графиня Коновницына.

— 279 —

ксандрѣ Ѳеодоровнѣ онъ въ такихъ словахъ выразилъ
свое впечатлѣніе о ней: *„Въ Курганѣ я встрѣтилъ
Нарышкину (дочь нашего храбраго Коновняцына), по
порученію ея матери. Она глубоко меня тронула своею
тихостью и благородной простотой въ несчастіи. Но
она была больна и, можно сказать, таетъ отъ горя по
матерп, которую хотя разъ еще въ жизни желала бы
видѣть". а. Нослѣ четырехлѣтняго своего пребыванія
въ Курганѣ, Нарышкинъ былъ переведенъ на Кавказъ.
Но христіанскому обычаю отслужили молебенъ. Елиза-
вета Петровна одѣлила мѣстныхъ крестьянъ подарками.
$На Кавказѣ Нарышкины поселились въ Кубанской об-
ласти, въ Прочноокопской станицѣ, въ помѣстительномъ
домѣ, окруженномъ фруктовымъ садомъ. Здѣсь жизнь
Нарышкиныхъ потекла болѣе налаженнымъ и покой-
нымъ русломъ. Образовался кружокъ знакомыхъ, бы-
вавшихъ у нихъ и со взрослыми дѣтьми и дѣлившихъ
досужее время. Елизавета Петровна, обладавшая пріят-
нымъ голосомъ, услаждала своимъ пѣніемъ. Ссыльная
жизнь разнобразилась также чтеніемъ книгъ и газетъ, не
исключая и иностранныхъ, которыя получали Нарыш-
кины; совершались цѣлой компаніей поѣздки въ мир-
ные черкесскіе аулы. Тѣневую сторону жизни на Кав-
казѣ для Елизаветы Петровны, кромѣ сознанія участи
ссыльнаго, составляли не безопасныя для жизни мужа
походы на горцевъ, когда жизнь ставится на карту и
подставляется подъ шальную пулю кабардинца или че-
ченца. Экспедиціи такого рода вызывали сильное без-
покойство въ Елизаветѣ Петровнѣ и подрывали и безъ
того хрупкое здоровье, тѣмъ болѣе, что она по при-
родѣ своей была подвержена нервнымъ сильнымъ стра-
даніямъ, особенно усиливавшимся къ осени. Нарышкинъ
тогда по цѣлымъ недѣлямъ ухаживалъ за больной съ
необычайнымъ терпѣніемъ. Онъ скончался въ 1863 году.

Щеыятъевъ.

Япександра Ивановна Давыдова.

Усадьба Каменки (Чигиринскаго уѣзда, Кіевской гу-
берніи) было родовымъ имѣніемъ Давыдовыхъ. Она
сдѣлалась въ нѣкоторомъ отношеніи историческимъ: при
ея имени, до декабрьской катастрофы, воскресаетъ въ
представленіи широкая барская и въ то же время куль-
турная жизнь, возстаютъ имена Пушкина, Якушкина,
Раевскаго, сына его Александра и другихъ, находив-
шихъ здѣсь радушный пріютълТонъ жизни давала хо-
зяйка, Екатерина Ивановна Давыдова, одаренная отъ
природы здравымъ умомъ, женщина развитая.^24 ноября
въ день ея именпнъ собиралось въ Каменку много
гостей и между ними члены Южно-русскаго обще-
ства, къ которому принадлежала ея сынъ отъ второго
брака Василій. Львовичъ „ревностный членъ тайнаго
общества", гусаръ, отставной подполковника Онъ былъ
и посредникомъ въ сношеніяхъ съ Сѣвернымъ. Приго-
воренъ былъ, по смягченному приговору, къ 20-лѣтней
каторгѣ. Обвиненіе было мотивировано такъ: „пмѣлъ
умыселъ на цареубійство и истребленіе императорской
фампліи, о чемъ и совѣщанія происходили въ его домѣ,
участвовалъ въ управленіи тайнаго общества и старался
распространить оное принятіемъ членовъ и порученій;
участвовалъ сочиненіемъ въ предложеніяхъ объ оттор-
женіи областей отъ имперіи и пріуготовлялъ къ мятежу
предлоліеніемъ одной артиллерійской ротѣ быть готовой
къ дѣйствію " . Жизнь свою онъ окончилъ на поселеніи

Александра Ивановна Давыдова.

— 283 —

въ Красноярскѣ, въ 1855 г., куда былъ переведенъ
въ 1840 г.

іВасилій Львовичъ былъ твердаго характера, отли-
чался веселостью и остроуміемъ, но несчастіе сломило
его: на пути въ Сибирь плакалъ, и въ Читѣ и Петров -
скѣ былъ сумраченъ. Въ такомъ горестномъ и подавлен-
номъ состояніи онъ имѣлъ, къ счастію, утѣшительницу —
жену, рѣдкую женщину, христіански- незлобивую, доб-
рую, кроткую, умѣвшую въ значительной степени па-
рализовать грустныя настроенія своего мужа. Это свой-
ство ея характера облегчало и ей ея тяжкую долю.
^Александра Ивановна имѣла многочисленное семейство.
Предъ отъѣздомъ въ Сибирь она размѣстила дѣтей по
роднымъ.

Броницыт.

йпексанра Васильевна Ёнгальцева.

Бездѣтная и безродная (родителей она лишилась въ
ранней молодости) поѣхала Александра Васильевна въ
Сибирь, чтобы облегчить страданія мужа. Ей, одинокой,
конечно, легче было отважиться на долгій и не безопас-
ный путь.* Она прибыла къ своему мужу, Андрею Ва-
сильевичу въ то время, когда онъ, отбывъ годичный
срокъ работъ, былъ переведенъ на поселеніе въ Березовъ.
Здѣсь Ентальцевы страдали отъ климатическихъ усло-
вій — чрезмѣрной суровости климата. Къ тому же, без-
конечныя ночи и короткіе ясные дни дѣйствовали угне-
таю щимъ образомъ.

Въ 1830 году, по ходатайству одной близкой род-
ственницы, Андрей Васильевичъ былъ переведенъ, срав-
нительно, въ лучшее мѣсто — лежавшее южнѣе — въ
городъ Ялуторовскъ Тобольской губерніи;' но здѣсь, при
лучшей климатической обстановкѣ, жизнь Ентальцевой
сложилась крайне неблагопріятно.* Слабый отъ природы
организмъ мужа, матеріальная нужда, сказывавшаяся
довольно чувствительнымъ образомъ и, наконецъ, до-
носы были причиною его психическаго разстройства.
«Онъ впалъ въ помѣшательство и такъ ослабъ, что не
могъ вставать съ постели. Жить одной въ глуши, съ
безумнымъ мужемъ — положеніе ужасное, но Александра
Васильевна не впала въ отчаяніе: вѣрная своему свя-
щенному долгу, она беззавѣтно исполняла его, съ без-
предѣльною любовію и пзумительнымъ терпѣніемъ уха-

— 285 —

живала за мужемъ до конца его дней. Онъ умеръ въ
1845 году.Шо смерти мужа Александра Васильевна не
могла получить разрѣшенія вернуться въ Россію и про-
должала жить подъ полицейскимъ надзоромъ. Только
въ 1856 году послѣ манифеста она получила возмож-
ность переѣхать въ Москву, гдѣ и скончалась въ 1858 г.

Броницынъ.

Марья Казшѵшровна ІЮшневская.

Когда Алексѣй Петровичъ Юшневскій, генералъ-
интепдантъ 2-й арміи изъ Шлиссельбургской крѣпости
былъ отправленъ въ заточеиіе, ліена его, Марія Ка-
зимировна стала хлопотать о разрѣшеніи отправиться
ей къ ссыльному мужу. ^Указомъ 4 января 1829 года
вышло повелѣніе ей одной, безъ дочери отъ нерваго
брака, отправиться въ Сибирь.

Жизнь въ Петровскомъ заводѣ на первое время, по
скудости матеріальныхъ средствъ, была очень тягостна
для Юшневскихъ.Ша имѣніе Алексѣя Петровича, до
окончанія ревизіи по пнтенданству, наложенъ былъ
запретъ. Ревизія тянулась долго, ъ Послѣ 8 лѣтъ по-
лучено было формальное удостовѣреніе, что Алексѣй
Петровичъ не только честно велъ всѣ интенданскія
дѣла, безъ всякаго ущерба казнѣ, но и доставилъ ей
своими благоразумными распоряженіями значительныя
сбереженія.

Въ 1834 г. ІОшневскіе были отправлены на посе-
леніе въ село Оёкъ Иркутской губерніи, находящееся
въ 30 верстахъ отъ Иркутска, а въ началѣ 40-хъто-
довъ Юшневскіе жили въ подгородной деревнѣ Малой
Разводной. ^Въ 1844 году Марія Казимировна овдо-
вѣла, — Алексѣй Петровичъ умеръ отъ апоплексическаго
удара въ церкви во время похоронъ одного изъ своихъ
товарищей. Похороненъ онъ въ Разводной. Марія Ка-
зимировна, по смерти мужа, тщетно просилась о воз-
вращеніи на родину.

Бронгщынъ.

— 287 —

Деревня Малая Разводная, гдѣ жили Юшневскіе,
лежитъ всего въ пяти верстахъ отъ Иркутска. Они
жили въ неболыномъ своемъ домикѣ, состоявшемъ изъ
4 и самое большее изъ 5 комнатъ.

Жена Юшневскаго, Марья Казюшровна, была мило-
видная, тоненькая старушка небольшого роста; въ обра-
зованіе наше (у Юшневскихъ жили ученики) она не
вмѣшивалась, но мы ее не особенно любили, потому
что она строго заботилась о нашихъ манерахъ и легко
раздражалась всякими нашими промахами. Она была
только ревностная католичка, и самыми частыми ея по-
сѣтителями были два кзендза, не разъ въ недѣлю при-
ходившіе пѣшкомъ изъ Иркутска. Одипъ изъ нихъ, по
фамиліи Гацицкій, худенькій, веселенькій и очень юркій
человѣчекъ, не прочь былъ повозиться съ нами, несмотря
на свой почтенный санъ и не менѣе почтенный воз-
растъ. Уже будучи взрослымъ, я узналъ отъ декабри-
стовъ, что Марья Казимировна была замужемъ въ Кіевѣ
за какимъ-то помѣщикомъ, отъ котораго имѣла дѣтей,
потомъ увлеклась Юшневскимъ и послѣ формальнаго
развода вышла за него замужъ и покорно раздѣлила
съ нимъ его тяжелую участь въ Сибири. хВо время на-
шего прожитія въ Малой Разводной пріѣхала навѣ-
стить ее изъ Россіи и осталась на нѣсколько лѣтъ въ
Иркутскѣ ея дочь съ мужемъ, очень недурнымъ пор-
третистомъ и съ цѣлой кучей дѣтей.

Бѣлоголовый.

И). В. ЯІкушкина.

11-го мы прибыли въ Ярославль. Фельдъегерь предста-
вилъ меня губернатору, который объявилъ мнѣ, что я
имѣю позволеніе ьидѣться съ моимъ семействомъ. Отъ
губернатора мы отправились на свиданіе. Увидавъ на
мнѣ цѣпи, жена моя, матушка ея и всѣ съ ними при-
сутствующіе встрѣтили меня со слезами, но я какой-то
шуткой успѣлъ прервать ихъ плачевное расположеніе:
плакать было некогда, и мы радостно обнялись послѣ
долгой и тялгкой разлуки. Тутъ я узналъ, что жена
моя съ дѣтьми и матушка ея годъ тому назадъ полу-
чили дозволеніе видѣться со мной въ Ярославлѣ, но
имъ не дано было знать, когда повезутъ меня. Дежур-
ный г. Потаповъ зналъ всякій разъ, когда требовался
фельдъегерь для перемѣщенія насъ изъ крѣпостей въ
Сибирь и всякій разъ извѣщалъ объ этомъ мою жену;
но кого именно повезутъ изъ насъ, онъ не зналъ. По
этой нричинѣ семейство нѣсколько разъ пріѣзлсало
изъ Москвы въ Ярославль; первоначально они про-
были тутъ мѣсяцъ въ томительномъ ожиданіи меня;
потомъ опять жена моя съ дѣтьми, въ сопровожденіи
знакомой дамы и короткаго моего пріятеля Михаила
Яковлевича Чаадаева, пріѣхала въ Ярославль, и они
въ продолл;еніе почти мѣсяца напрасно ожидали моего
прибытія; наконецъ, и въ этотъ послѣдній разъ меня
ожидали здѣсь уже три недѣли.

Только что мы вошли въ комнату и усѣлись, прі-
ѣхалъ губернаторъ п сказалъ женѣ моей, что я про-
буду въ Ярославлѣ шесть часовъ, послѣ чего онъ былъ

, — 289 —

такъ любезенъ, что уѣхалъ и оставилъ насъ однихъ.
Когда всѣ нѣсколько успокоились, я обратился къ ма-
тушкѣ съ вопросомъ, намѣрена ли она проводить жену
мою и дѣтей въ Сибирь.} Матушка, залившись слезами,
отвѣчала мнѣ, что; на просьбу ея проводить дочь,
она получила рѣшительный отказъ. Жена моя, также
въ слезахъ, сказала мнѣ, что она сама иепремѣнно за
мной послѣдуетъ^но что ей не позволяютъ взять дѣтей
съ собой. Все это вмѣстѣ такъ неожиданно меня по-
разило, что нѣсколько минутъ я не могъ выговорить
ни слова; но время уходило, и я чувствовалъ, что надо
было на что нибудь рѣшиться. Что намъ вмѣстѣ, женѣ
моей и мнѣ, всегда было бы прекрасно, я въ этомъ не
могъ сомнѣваться; а также понималъ, что она, оставаясь
безъ меня, даже посреди своихъ родныхъ, много ее
любящихъ, становилась въ положеніе для нея неловкое
и весьма затруднительное; но, съ другой стороны, для
малолѣтнихъ нашихъ дѣтей попеченіе матери было не-
обходимо.^Къ тому же я былъ убѣжденъ, что, несмотря
на молодость жены моей, только она одна могла дать
истинное направленіе воспитанно нашихъ сыновей, какъ
я понималъ его,? и я рѣшился просить ее ни въ какомъ
случаѣ не разлучаться съ ними"; она долго сопротивля-
лась моей просьбѣ, но, наконецъ, дала мнѣ слово испол-
нить мое желаніе. Мнѣ стало легче. Часы, назначенные
для нашего свиданія, скоро прошли, и фельдъегерь при-
шелъ сказать, что все готово къ отъѣзду. Жена моя
съ дѣтьми и матушка рѣшились проводить меня до первой
ст&нціи, и фельдъегерь этому не противился. Когда мы
пустились въ путь было уже совершенно темно, холод-
ный вѣтеръ жестоко завывалъ, и льдины неслись по
Волгѣ, черезъ которую мы перебрались съ большими
затруднениями. Мы провели вмѣстѣ ночь на станціи
между Ярославлемъ и Костромой. Тутъ я узналъ о
смерти моей матери. Наконецъ. наступилъ часъ рѣши-
тельной и вѣчной разлуки; простившись съ женой и

В. ПОКРОВСКІЙ. ЖЕНЫ ДЕКАБРИСТОВЪ . 19

— 290 —

дѣтьми, я плакалъ, какъ дитя, у котораго отняли
послѣднюю и любимую его игрушку... Въ Читѣ отъ
своихъ мы получали письма черезъ коменданта, ко-
торый долженъ былъ предварительно прочитать ихъ.
Самимъ же намъ не было дозволено писать, но наши
дамы, имѣвшія право переписываться съ кѣмъ имъ
было угодно, взяли на себя трудъ извѣщать о насъ
родныхъ, и такимъ образомъ устроилась мел;ду нами
и нашими родными довольно правильная переписка.
Каждая дама имѣла нѣсколько человѣкъ въ казематѣ,
за которыхъ она постоянно писала, и переданное ей
отъ кого-нибудь черновое письмо она переписывала
какъ будто отъ себя, прибавивъ только: „Такой-то
проситъ меня сообщить вамъ то-то". Трудъ нашихъ
по нашей перепискѣ былъ не маловаженъ. Я знаю,
что одна княгиня Трубецкая переписывала и отпра-
вляла къ коменданту езкенедѣльно болѣе десяти писемъ.
Дамы, пріѣхавшія къ своимъ муліьямъ, давали расписки
въ томъ, что онѣ подчинятся всѣмъ распоряженіямъ
коменданта и помимо его ни съ кѣмъ не будутъ въ
переписки. Коменданту на каждой недѣлѣ приходилось,
по прибытіи и передъ отправленіемъ почты, прочесть
писемъ сто. Всѣ письма изъ Читы шли черезъ третье
отдѣленіе, и комендантъ читалъ ихъ на случай, что
ему можетъ быть запросъ по какому-нибудь изъ этихъ
писемъ. Письма же къ намъ читались въ Иркутскѣ, и
если губернаторъ находилъ въ нихъ что-нибудь, за-
служивающее вниманія, то онъ сообщалъ объ этомъ
въ третье отдѣленіе. Комендантъ читалъ и эти письма,
опасаясь опять, чтобы ему по которому нибудь изъ
нихъ не сдѣлали запроса. Однажды, скоро по прибытіи
Фонвизиной, меня позвали къ частоколу, у котораго
стояла кн. Трубецкая съ письмомъ въ рукѣ:$она мнѣ
просунула его сквозь промежутокъ въ частоколѣ и съ
радостью передала мнѣ добрую вѣсть, что лсенѣ моей
позволено пріѣхать ко мнѣ и взять съ собой дѣтей.

— 291 —

Это извѣстіе было такъ неожиданно для меня, что я,
не смѣя сомнѣваться въ словахъ княгини Трубецкой,
не вдругъ могъ повѣрить своему счастью. Всѣ въ
казематѣ меня поздравляли. 5 У Никиты Муравьева,
у Фонвизина и у Давыдова остались дѣти, которымъ,
можно было теперь надѣяться, позволить пріѣхать
къ своимъ родителямъ; у Розена осталась жена при
малолѣтнемъ сынѣ, и Розенъ также могъ теперь на-
деяться скоро увидѣться съ своимъ семействомъ. На
другой день комендантъ, пріѣхавъ въ казематъ, взялъ
меня въ сторону и, зная, что лсена моя съ дѣтьми
собирается пріѣхать ко мнѣ, объявилъ мнѣ, что онъ
не дозволитъ имъ -со мной свиданія, если на это не
получитъ особеннаго предписанія. Я старался увѣрить
его превосходительство, что, копечно, жена моя не
отправится въ Сибирь съ дѣтьми, не получивъ на то
дозволенія отъ кого слѣдуетъ, и что, конечно, объ
этомъ онъ будетъ извѣщенъ до ея пребытія. Вскорѣ по-
томъ я получилъ письмо, въ которомъ жена моя пере-
писала записку, полученную ею отъ г-на ѵ Дибича, за
собственноручной его подписью, и въ которой было
сказано :*, Государь Императоръ соизволилъ разрѣшить
Якушкиной ѣхать къ мужу, взявши съ собой и своихъ
дѣтей, но при семъ приказалъ обратить ея вниманіе
не недостатокъ средствъ въ Сибири для воспитанія ея
сыновей. Получивъ такое благопріятное извѣстіе, я
вправѣ былъ надѣяться, что въ скоромъ времени соеди-
нюсь съ моимъ семействомъ. Жена моя, по нездоровью
маленькаго, не могла тотчасъ воспользоваться позволе-
ніемъ ѣхать въ Сибирь и должна была отложить свое
путешествіе до лѣтняго пути; а между тѣмъ Анна
Васильевна Розенъ, узнавши, что женѣ моей позволено
ѣхать въ Сибирь и взять съ собою дѣтей, отправилась
въ Петербургъ хлопотать, чтобы и ей было дозволено
ѣхать къ мужу вмѣстѣ съ своимъ сыномъ. При сви-
даніи съ ней шефъ жандармовъ графъ Бенкендорфъ

19*

— 292 —

рѣшительно отказалъ ей на ея просьбу, сказавъ, что
г-нъ Дибичъ поступилъ очень необдуманно, ходатай-
ствуя за Якушкину, вѣроятно, не получитъ уже изъ
третьяго отдѣленія всего нужнаго для своего отправле-
ния и потому также не поѣдетъ въ Сибирь. На во-
просъ А. В. Розенъ, что бы было Якушкиной, если бы
она, получивъ высочайшее позволеніе, тотчасъ вмѣстѣ
съ дѣтьми отправилась къ мужу: въ такомъ случаѣ,
отвѣчалъ шефъ жандармовъ очень откровенно, ее,
конечно, не вернули бы назадъ. Въ это время началась
война съ Турціей и потому ни императора ни г. Ди-
бича не было въ Петербургѣ. Теща моя ѣздила не разъ
въ Петербургъ хлопотать объ отправленіи дочери и
внуковъ своихъ въ Сибирь, но всѣ старанія остались
тщетными. Шефъ зкандармовъ, на всѣ ея убѣдитель-
ныя просьбы, остался неприклоненъ, и она съ горестью
извѣщала меня обо всемъ этомъ. Получивъ ея письмо,
мнѣ живо представилось положеніе жены моей; мнѣ
приходилось вторично принести ее въ жертву общимъ
нашимъ обязанностямъ къ малолѣтнимъ дѣтямъ; я при
этомъ совершенно растерялся.

Изо „Записокъ и П. Д. Якушшна. ■

Елена йпександровна Бестужева.

Въ числѣ женщинъ, добровольно послѣдовавшихъ въ
Сибирь для облегченія страданій дорогихъ имъ лицъ,
заживо тамъ погребенныхъ, были не только жены этихъ
послѣднихъ, но и ихъ ближнія родственницы — сестры.
Изъ нихъ рельефно выдѣляется свѣтлый образъ Елены
Александровны Бестужевой.

На ея долю, въ жизиенномъ пути, выпала нелегкая
задача.^ Окончивъ курсъ въ Смольномъ институтѣ, прямо
со школьной скамьи, она вовлечена была обстоятель-
ствами въ заботы по дому, хозяйству, которыя, по
смерти отца, оставившаго имѣиіе въ разстроенномъ со-
стояніи, усугубились. Вмѣстѣ съ матерью своей, которой
была истинной помощницей, она въ благоустройство
родного гнѣзда, влагала всѣ свои силы.

Революціонный потокъ 1825 года, захватившій двухъ
ея братьевъ — Николая и Михаила, поплатившихся за-
точеніемъ въ Сибири, вызываетъ ее на подвигъ: она
горитъ желаніемъ отправиться въ Сибирь къ милымъ
братьямъ. Она собралась, ѣдетъ вмѣстѣ съ матерью и
сестрами, но близъ Москвы задерживается; но это
обстоятельство нисколько не охлаждаетъ ее: какъ только
ея братья, отбывъ положенный имъ на каторгѣ срокъ,
были переведены на поселеніе въ Селенгинскъ, она
настойчиво домогается туда ѣхать, выхлопатываетъ
право- и ѣдетъ съ сестрами (мать Скончалась раньше).
По пріѣздѣ на мѣсто поселенія братьевъ своимъ уча-
своихъ отношеній и раздѣленіемъ

— 294 —

трудовъ старается смягчить и облегчить положеніе
ссыльныхъ. Бестужевы, отъ природы даровитые и, къ
тому же очень образованные, въ то же время были
отличными хозяевами. Культурное въ этомъ отношеніи
вліяніе сказывалось далеко и за окрестностями ихъ по-
селка. $Въ 1855 году умеръ Николай Александровичъ
Бестужевъ. Около 60 гг. сестры переселяются въ Москву
и поселяются на окраинахъ города.* Въ 1867 г. водво-
ряется у нихъ, съ двумя дѣтьми, по возвращеніи изъ
ссылки, Михаилъ Александровичъ. По смерти его въ
1871 году Елена Александровна посвящаетъ жизнь
свою воспитанно дѣтей покойнаго брата и доживаетъ
до глубокой старости.

Броницынъ.

Жизнь и бытт> ссыльных^ в-ь Петровском*» при
организаціи вотчины сь артельныпсь началом*.

Это благодѣтельное учрежденіе (устройство артели)
избавляло каждаго отъ непріятнаго положенія зависѣть
отъ кого-либо въ отношеніи вещественномъ и обез-
печивало всѣ его надобности. Вмѣстѣ съ тѣмъ оно нрав-
ственно уравняло тѣхъ, которые имѣли средства, съ
тѣми, которые вовсе не имѣли ихъ, и не допускало
послѣднихъ смотрѣть на товарищей своихъ какъ на
людей пользующихся въ сравненіи съ ними, большими
матеріальными удобствами и преимуществами. Однимъ
словомъ, оно ставило каждаго на свое мѣсто, преду-
преждая, съ одной стороны, тягостные лишенія и не-
достатки, а съ другой — безпрестанное опасеніе оскор-
бить товарища своего не всегда умѣстпымъ и своевре-
меннымъ предложеніемъ помощи. Маленькая артель
была учреясдена именно съ той цѣлью, чтобы доста-
влять отъѣжающимъ на поселеніе нѣкоторое пособіе,
необходимое на первое время ихъ прибытія на мѣсто.
Сумма, которою она распоряжалась, составлялась изъ
добровольныхъ вкладовъ и пожертвованій. Участники
въ ней были всѣ тѣ, кто отдавалъ 10-й процентъ съ
той суммы, которую получалъ ежемѣсячно на свои рас-
ходы изъ большей артели.

Бытъ нашъ въ Петровскомъ замкѣ или, лучше ска-
зать, въ тюремномъ замкѣ, съ устройствомъ артели и
принятыми мѣрами, чтобы обезпечить, по возможности,
на первое время отъѣзжающихъ на поселеніе, мате-
ріально гораздо улучшился. Каждый имѣлъ собственные
способы, могъ какъ хотѣлъ располагать ими, обза-
вестись необходимымъ хозяйствомъ, могъ даже употребить

— 296 —

избытокъ ихъ на пользу общую, отдавая его въ малень-
кую артель, нли на удовлетвореніе нѣкоторыхъ привы-
чекъ прежней жизни, сдѣлавшихся для многихъ почти
необходимостію. Обѣдать въ общую залу мы не соби-
рались, найдя это неудобнымъ, и имѣли столъ по сво-
пмъ отдѣленіямъ въ коридорѣ. Сторожъ приносилъ съ
кухни кушанье, приготовлялъ и убиралъ обѣдъ и ужинъ,
кормился тутъ вмѣстѣ съ нами, мылъ посуду, ставилъ
самовары, топилъ печи и получалъ за это отъ насъ
ежемѣсячно жалованье, которымъ былъ вполнѣ доволенъ.
Между нами былъ медикъ — докторъ Вольфъ и медикъ
очень искусный. Въ случаѣ серіозной болѣзни къ нему
обращались мы не только сами, дамы наши, но и ко-
менданта, офицеры и всѣ, кто только могъ, несмотря
на то, что правительствомъ назначенъ былъ собственно
для насъ должностный врачъ. Но этотъ врачъ, молодой
человѣкъ, понялъ все превосходство Вольфа и прибѣ-
галъ при всякомъ пользованіи, къ его совѣтамъ, опыт-
ности и знанію. Слава объ нскусствѣ Вольфа, такъ
распространилась, что пріѣзліали лѣчиться къ нему изъ
Нерчинска, Кяхты и самаго Иркутска. Комендантъ, видя
пользу, которую онъ приносилъ, позволилъ ему свободно
выходить изъ тюрьмы въ сопровожденіи конвойнаго. Въ
одномъ изъ нумеровъ, нарочно для того назначенпомъ
подлѣ нумера Вольфа, помѣщалась наша аптека, въ
которой были всѣ нужныя медикаменты и прекрасные
хирургическіе снаряды.

^Все это, вмѣстѣ съ извѣстными твореніями и луч-
шими иностранными и русскими журналами по меди-
цинской части, выписывалось и доставлялось Вольфу
дамами. Однимъ словомъ, со стороны врачебныхъ средствъ,
нймъ не оставалось ничего желать.

Мы выписывали газеты, много иностранныхъ и рус-
скихъ журналовъ, толге чрезъ посредство и съ помощію
дамъ. Изъ французскихъ: Лоигпаі сіез БеЪаіз, СопзШиііопе,
Лоигпаі сіе РгапсГогт, Кеѵие Епсусіоресіідие, Кеуие

— 297 —

Вгііаі^ие, Кеѵие без сіеих топсіез, Кеѵие сіе Рагіз;
нѣмецкія: Ргеизізспе Зіааігеігпп^, Гамбургскаго коррес-
подента, Аугсбургскую газету, русскіе почти всѣ жур-
налы и газеты. Все это мы читали съ жадностію,
тѣмъ болѣе, что тогдашнія событія въ Европѣ и въ
самой Россіи, когда сдѣлалось польское возстаніе,
не могли не интересовать насъ. При чтеніи журна-
ловъ и газетъ введенъ былъ иорядокъ, по которому
каждый ими пользовался въ свою очередь, и это на-
блюдалось съ большею строгостію и правильностію.
На прочтеніе газеты определялось два часа, а для жур-
нала два или три дня. Сторожа наши безпрестанно раз-
носили ихъ нумера въ номеръ съ листомъ, гдѣ отмѣ-
чалось каждымъ изъ насъ время полученія и отправки.
Библіотека наша также неимовѣрно увеличилась, такъ
что не могла быть общею, и потому каждый держалъ
свои собственныя книги у себя и бралъ у другихъ,
то, что было ему нужно. Въ особенности женатые, и
между ними Муравьевъ, Никита Михайловичу имѣли
огромное количество книгъ, въ которыхъ никому не
отказывали, хотя нерѣдко ихъ богатыя изданія подвер-
гались отъ неосторожности не только повреждеиію, но
и совершенному истребленію.

И всѣмъ этимъ, по справедливости говоря, мы' обя-
заны были нріѣзду нашихъ дамъ. Онѣ точно и во всемъ
смыслѣ исполняли обѣтъ и назначеніе свое. Это были
ангелы, посланные небомъ, чтобы поддерлгать, утѣшить
и укрѣпить не только мужей своихъ, но и всѣхъ насъ
на трудномъ и исполненномъ терніи пути.

$Въ первое время нашего пребыванія въ Петровскомъ,
дамы, по собственному желанію, чтобы не разлучаться
съ мужьями, были съ ними въ казематахъ и ходкли
на квартиры только утромъ, на нѣсколько часовъ, чтобы
распорядиться хозяйствомъ, обѣдомъ и туалетомъ своимъ.
Для болыпаго удобства ихъ помѣщенія, мы съ радостію
уступили имъ еще по номеру для калсдой, такъ что

— 298 — .

женатые занимали два рядомъ номера, а нѣкоторые изъ
холостыхъ размѣстились по два въ одномъ. По вече-
рамъ въ номерахъ ихъ собиралось иногда маленькое
общество, и странно было видѣть людей, одѣтыхъ скорѣе
бѣдно, нежели изящно, бесѣдующихъ въ темной тѣсной
комнатѣ, при самой простой обстановкѣ. со всѣми ус-
ловиями лучшаго общества и соблюдающихъ всѣ при-
личія, всѣ утонченности высшаго образованія. Пребы-
ваніе дамъ въ общей тюрьмѣ продолжалось около, года.
Здоровье ихъ, видимо, страдало отъ неудобства казе-
матной жизни, отъ частыхъ переходовъ къ себѣ на
квартиру въ дурное или холодное время, особенно же
отъ ■ недостатка свѣта въ номерахъ, многія даже изъ
насъ подвергались, глазнымъ болѣзнямъ и испортили
зрѣніе. Объ этомъ какъ дамы, такъ и мы упоминали
нерѣдко въ письмахъ къ роднымъ. Полагаю даже, что
и комендантъ, съ своей стороны, доносилъ о томъ пра-
вительству. Оно вынуждено было, наконецъ, обратить
вниманіе на это обстоятельство и на другой годъ при-
бытія нашего въ Петровскій заводъ предписало прору-
бить въ каждомъ номерѣ по окошку и вмѣстѣ съ тѣмъ
отштукатурить внутреннія стѣны. Лѣтомъ 1831 года
начались эти работы. Разумѣется, дамы перебрались на
свои квартиры; мужьямъ позволили жить вмѣстѣ съ
ними, а насъ холостыхъ размѣстили по нѣскольку че-
ловѣкъ вмѣстѣ и переводили изъ неотдѣланнйго отдѣ-
ленія въ отдѣланное, до тѣхъ поръ пока кончилось
исправленіе. Оно продолягалось болѣе двухъ мѣсяцевъ
и потомъ каждый изъ насъ занялъ опять свою комнату.
Дамы наши, иослѣ этого, исправленія, не переходили
уже въ тюрьму. Вскорѣ позволили мужьямъ бывать у нихъ,
когда пожелаготъ, и только ночевать въ номерахъ, а
подъ конецъ разрѣшено было и имъ постоянно лгить
въ домахъ своихъ вмѣстѣ съ женами.

Изъ „Записокъ" Басаргина.

ОГЛАВЛЕШЕ.

Стран.
Русскія идеальный женщины, Бѣлоірловаю и Максимова ... 1
Мѣры правительства, направленный къ удержанію женъ дека-
бристовъ на родинѣ, и юридическое ихъ положеніе въ Си-
бири, Щеюлева . . 7

Кпягиня Марія Николаевна Волконская. Хина 18

Княгиня Волконская въ Нерчинскихъ рудникахъ, Читѣ и Пе-
тровски, изъ „Записокъ" княгини Волконской . 41

Екатерина Ивановна Трубецкая, урожденная графиня Лаваль,

Щеглятьева . . 65

Камилла Петровна, Ивашева, урожденная Ледантю, Веневити-
нова и Щеглятьева . 73

Наталья Дмитріевна Фонвизина, Шеирока 107

Прасковья Егоровна Анненкова, рожденная Гебль (ОиеиЫе), Се-

. .мевскаю .• 214

Участіе императора Николая I въ судьбѣ Паулины Поль (Гебль),

изъ „Рус. Старины" 222

Анненкова въ Читѣ, Анненковой . 229

Александра Григорьевна Муравьева, урожденная Чернышева, изъ

■ „Записокъ" декабр. бар. Розена, Васартна, Щеглятьева . 260

Баронесса Анна Васильевна Розенъ, Хина и бар. Розена. . . . 268
Елизавета Петровна Нарышкина, уролсденная графиня Конов-

ницына, Щеглятьева 275

Александра Ивановна Давыдова, Вроницына . 280

Александра Васильевна Ентальцева, Броницына , 284

Марья Казимировна ІОшневская, Бропгщыпа и Бѣлоголоваго . . 286

Н. В. Якушкина, изъ „Записокъ" дек. Якѵшкипа 288

Елена Александровна Бестужева, Броницына 293

Жизнь и бытъ ссыльныхъ въ Петровскомъ при организаціи вот-
чины съ артельнымъ началомъ, изъ „Записокъ" дек. Басаргина 295

I

Во всѣхъ книжныхъ магазинахъ поступили въ продажу

только что отпечатанный книги

В. ПОКРОВСКАГО:

Аксаковъ, С. Т. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Гоголь, Н. В. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литературныхъ
статей. Цѣна 75 коп.

Гончаровъ, И. А. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 40 коп.

Грибоѣдовъ, А. С. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Григоровичъ, Д. В. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-лите-
ратурныхъ статей. Цѣна 25 коп.

Державинъ, Г. Р. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Екатерина II. Ея жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литературныхъ
статей. Цѣна 40 коп.

Жуковекій, В. А. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литер
турныхъ статей. Цѣна 50 коп.

Кантѳмиръ, А. Д. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литер
турныхъ статей. Цѣна 40 коп.

Карамзиыъ, Н. М. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 40 коп.

Кольцовъ, А. В. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 25 коп.

Крыловъ, И. А. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литератур-
ныхъ статей. Цѣна 20 коп.

Лермонтовъ, М. Ю. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-лите-
ратурныхъ статей. Цѣна 50 коп.

Ломоноеовъ, М. В. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 40 коп.

Майковъ, А. Н. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литератур-
ныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Оетровекій, А. Ы. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣка 30 коп.

Полонекій, Я. П. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 1 р.

Пушкинъ, А. С. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литератур-
ныхъ статей. Цѣна 1 руб. 50 коп.

Сумароковъ, А. П. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-лите-
ратурныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Толстой, А. К. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литератур-
ныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Толстой, Л. Н. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литератур-
ныхъ статей. Цѣна 40 коп.

Тургеневъ, И. С. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 40 коп.

Тютчевъ, Ѳ. И. Его жизнь и сочнненія. Сборникъ историко-литератур-
ныхъ статей. Цѣна, 15. коп.

Фетъ, А. А. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литературныхъ
статей. Цѣна 20 коп.

Фонвизинъ, Д. И. Его жизнь и сочиненія. Сборникъ историко-литера-
турныхъ статей. Цѣна 30 коп.

Москва. Складъ въ книясномъ магазинѣ В. Спиридонова и А. Михайлова.
Тверская площадь, Столешниковъ пер., д. Ліанозова.

лѣтіе еатиричеекаго журнала „что-ниоудь отъ ѵездьльп
кругѣ". Содержаніе: Характеръ сатиры журнала. Общее со-
кіе. Отношеніс къ предшествепннкаыъ. Литературная дѣятель-
писателя. Ц. 20 к.

іедагогичеекомъ зваченіи класенаго чтенія отрывковъ
ібразцовыхъ писателей. Ц. 60 к.

юшенія А. С. Пушкина къ отечеетвеннышъ писателямъ.

жаніе:І. Введеніе. — П. Пушкинъ приглашаетъ другихъ поэтовъ
іуженію музамъ. — III. Радостное привѣтствіе Пушкинымъ про-
зній поэтовъ.— IV. Живое участіе Пушкина къ дѣятельности
въ. — V. Уваженіе Пушкина къ достоинству имени писателя. —
^лътруистическія и спмпатическія чувствованія Пушкина къ пи-
ямъ. Ц. 20 к.

ой доеугъ или уединеніе". (Страница изъ русской журна-
ки XVIII вѣка.) Ц. 20 коп.

орникъ историко-литературныхъ статей В. Г. Бѣлинекаго
овой русской литературѣ. Ц. 1р. (8°, 428 стр.) Допущенъ
Ком. Мин. Нар. Просе, въ ученическія, старшаго возраста,
іотеки среднихъ учебныхъ заведеній и въ безплатныя народный
ілъни и библготски.

«ращенная историческая хрестоматія. Ч. I. (Сборникъ
!>ико-литературныхъ изслѣдованій о народной словесности и
(ной словесности до эпохи Петра.) Пособіе при изученіи русской
есности для учениковъ среднихъ учебныхъ заведеніп (8°, 659 стр.).
. 3-е. Ц. 1 р. 25 к. Рекоменд. Уч. Ком. Мин. Жар. Просе.

оже. Ч. П. (Сборникъ историко-литературныхъ статей о Канте-
•>, Ломоносовѣ, Сумароковѣ, Екатеринѣ II, Фонвизинѣ и Державинѣ.)
обіе при изученіи литературы для учениковъ среднеучебныхъ заве-
й (8°, 1176 стр.). Изд. 2-е. Ц. 2 р. Одобрена Уч. Ком. Мин.
і. Просе.

оже. Ч. III.' (Сборникъ историко-критическихъ статей о Карам-
б, Крыловѣ, Жуковскомъ и Грибоѣдовѣ.) Пособіе при изученіи
ской словесности для учениковъ старшихъ классовъ среднихъ
бныхъ заведеній. Изд. 2-е. Ц. 1 р. 50 к. (8°, 818 стр.). Одобр.
, Ком. Мин. Нар. Просе.

7

( Посоо
/^Лкл/іссс
У^№, 7<

Тоже Ч. IV. (Сборнпкъ нсторпко-критическйхъ статей о Пушкин
Пособіе при изученіи русской словесности для учениковъ старил
С Лкл^ссовъ среднихъ учебныхъ заведеній. Изд. 2-е. Цѣна 1 р. 50
у ($°> 798 стр.). Одобр. Уч. Ком. Мин. Нар. Просе.

/ \ I Тоже. Ч. V. (Сборникъ историко-критическихъ статей о Гого.

"^ Лермонтовѣ и Нольцовѣ.) Изд. 2-е. Цѣна 1 р. 50 к. (8°, 632 стр
Одобр. Уч. Ком. Мин. Нар. Просе. »

Тоже. Ч. VI. (Сборникъ историко-критическихъ статей о СТ. Акі
ковѣ, Григоровичѣ, Гончаровѣ, Острсвскомъ, Тургеневѣ и Л. Толстоіиі

(8°, 1115 стр.). Изд. 2-е. Ц. 2 р. Допущ. Уч. Ком. Мин. Нар.Про<

Тоже. Ч. ѴІІі (Сборникъ историко-критическихъ статей о Ш
ковѣ, Фетѣ, А. Толстомъ и Тютчевѣ.) (8°, 505 стр.). Ц. 1 р. Допу,
Уч. Ком. Мин. Нар. Просе.

Хреетоиатія по русской новѣйшей литературѣ. (Избранні
стихоткоренія А. Толстого, Фета, Майкова и Тютчева.) Ц. 40 кс

Допущена Уч. Ком. Мин. Нар. Просе, въ ученичеекгя старищо ее
расіпа библіотски, а равно въ безплатныя народныя читальни
, библіотеки.

Сборники русскихъ диктантовъ со стороны ихъ содержат

Изд. 2-е. Ц. 20 к. -Одобр. Уч. Ком. Мил. Нар. Просе, для фунд,
ментальныхъ библіотскъ.

Систематически диктантъ для среднеучебныхъ заведеніі
городскихъ и начальныхъ училищъ. Ч. I. Этимологія. Изд. 13-
исправленное и дополненное. Ц. 50 к. Одобр. Уч. Ком. Мин. На^
Просе. Уч. Ком. при Св. Синодѣ для духовныхъ училищъ и Учи.
Сов. при Св. Синодѣ для церковно-приходскихъ школь.

Тоже. Ч. П. Синтаксисъ. Изд. 11-е. Ц. 60 к. Одобр. Уч. Коі
Мин. Нар. Просе, й Учебн. Ком. при Св. Синодѣ.

Имена существительный, употребляющаяся только во мне
жественномъ числѣ. Ихъ родъ и окончанія. Ц. 20 к.

Справочный орѳографическій словарь. Изд. 7-е. Ц. 25 і
Одобр. Уч. Ком. Мин. Нар. Просе.

-% Щ^

'"Ч***і

*****

ѴЧЧХ: